Стриптизерша (ЛП) - Джасинда Уайлдер

Я краснею и отвожу взгляд, но он увидел, что я его разглядывала. Усмешка появляется на его лице и исчезает. Он направляется в мою сторону, и я опять напрягаюсь, смотря на его бедро. У меня пересыхает во рту, когда он приближается. Я не дышу, не шевелюсь, не думаю. Я в панике.

Он видит это на моем лице и поднимает руки.

— Расслабься, Грей, — говорит он низким голосом. — Тебе надо поспать. Я просто обниму тебя. Если не хочешь, я уйду в другую комнату.

Просто обниму тебя. Я никогда не спала в одной кровати с мужчиной. Ни разу в жизни. Папа, бывало, брал меня с собой в постель, когда я была маленькой, до девяти или десяти лет. Я не знаю, что сказать, что думать, чего хотеть. Я напугана, измождена, и мои нервы на пределе.

— Я не хочу оставаться одна, — бормочу я. Это единственное, в чем я сейчас уверена.

Он осторожно садится на кровать рядом со мной и ругается, вспомнив, что не выключил свет. Он встает и выключает его, и комнату обволакивает темнота. Только из коридора пробиваются тонкие лучи света. Я не боюсь темноты. Я боюсь собственных сумбурных чувств к этому мужчине.

Кровать прогибается, и я чувствую тепло его присутствия. Я слышу его дыхание. Его рука трогает мою, и наши пальцы переплетаются.

— Ты в порядке? — спрашивает он. — На самом деле?

Я не сразу отвечаю. Это серьезный вопрос.

— Я не знаю. Я не знаю, что чувствовать. Это было... страшно и так внезапно. Он был в клубе. Он был последним посетителем, и он позвал меня. Он был такой пьяный. Может, под кайфом. Я не знаю. Он был такой пугающий. Он хотел танец и очень разозлился, когда я отказалась раздеться. Я... я не всегда это делаю, понимаешь. Когда я танцую в зале, я не снимаю рубашку. Я раздеваюсь только, когда танцую на сцене. Эта рубашка, по сути, ни о чем, поэтому клиенты сходят с ума. Как бы, они видят, но не всё, и в этом есть разница, — я не знаю, зачем я ему это рассказываю, но слова льются потомком, и я не могу остановиться. — Я не смогла бы танцевать голой всю ночь. Я и так это ненавижу, но... всю смену? Ну, уж нет. Я не могла бы. Я бы просто не смогла. Посетителям нравится загадка, поэтому Тимоти разрешает мне быть в рубашке. В этом моя фишка, и я продвигаю ее. Я снимаю одежду только на сцене или в VIP-комнатах. Не то чтобы это меня как-то оправдывает, но... так мне легче, наверное.

Мне легче говорить оттого, что я не вижу его, что он не видит, как тяжело мне об этом говорить, хотя я не знаю, может, он слышит это в моем голосе.

— Так ты это ненавидишь? Танцевать стриптиз?

— Да, Господи. Терпеть не могу. Каждый... каждый раз, когда я выхожу на сцену, я ненавижу все это, — я дрожу, и он держит меня крепче. — Меня тошнит почти после каждого танца.

— Тебя стошнило и в тот раз после моего ухода, когда мы встретились?

Я качаю головой, а потом понимаю, что он не видит.

— Нет. Ты... это другое. Я не знаю, почему.

Он долгое время ничего не говорит.

— Так он взбесился, что ты не разделась для него, а потом вышел и ждал тебя на парковке?

— Видимо. Хэнк заставил его уйти, когда он разозлился. Я думала, что он ушел. Я подошла к моей машине... к твоей, я имею в виду, — я снова дрожу, вспоминая. — Я должна... должна была послушать свой внутренний голос. У меня было плохое предчувствие, но я не обратила внимание. Я не хочу показаться глупой.

— Прислушивайся к внутреннему голосу, — говорит мне Доусон. — Всегда прислушивайся к своей интуиции.

За этим следует неловкое молчание. Я больше не хочу говорить о случившемся. Я хочу просто забыть.

— Почему ты был там? — спрашиваю я. — Я имею в виду, как ты оказался там в тот момент?

Доусон снова медлит с ответом.

— Я хотел поговорить с тобой. Я подумал, что смогу поймать тебя после твоей смены.

— О чем ты хотел поговорить?

Теперь мне понятно, возможно, как-то поздно, что Доусон всегда выдерживает паузу перед ответом. Он задумывается, прежде чем ответить, собирается с мыслями, а потом только говорит.

— Ты меня смущаешь.

Этого я не ожидала.

— Я... что? Что ты хочешь сказать — я тебя смущаю?

— Ты противоречивая, Грей. Я никак не могу тебя понять, — поворачивается ко мне лицом, и мои глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы я увидела его очертания и блеск в его глазах.

Его пальцы касаются моей руки, моего запястья, нежно лаская. Я едва замечаю, как его прикосновение скользит по моей руке, как он приближается ко мне с каждым вдохом.

— Меня не так уж и трудно понять, — шепчу я.

Он смеется:

— Для себя самой — может быть. Ты — это ты. Ты знаешь все о себе. Но для меня ты — абсолютное противоречие. Ты озадачиваешь меня, — он касается моего предплечья, затем плеча и гладит меня по спине. Мне это нравится. Даже слишком. Я не могу остановить его, даже если бы попыталась.

— Ты кажешься такой невинной. Ты упоминала, что жила взаперти, но ты замкнулась, когда я спросил об этом. Ты источаешь эту непринужденную чувственность, но она — я не знаю, она не сексуальна, каким-то образом. То есть, она, по идее, должна такой быть, учитывая то, чем ты занимаешься, но это не так. Это какая-то чувственная смесь невинности и шероховатой красоты. Я... я не могу это объяснить, как надо. И при этом ты — стриптизерша, и ненавидишь это. Я видел это. Тебе не место в том грязном клубе. И... ты и я. Это озадачивает меня больше всего. Я не знаю, как вести себя с тобой. Я хочу тебя, и это, наверно, не секрет. Я хочу тебя так сильно, что чувствую привкус твоей кожи. Я видел тебя настоящую и урвал пару прикосновений. Но... я хочу тебя целиком. Но, как только мы начинаем сближаться, ты отдаляешься.

Его рука гладит мою спину, вниз по позвоночнику к талии. Мое сердце начинает бешено колотиться, когда его рука достигает поясницы и спускается ниже.

— Ты загадка, — говорит он, приближаясь ко мне. Я чувствую его запах, его дыхание. — Я думаю, что ты хочешь меня, но я не уверен. И если ты, правда, хочешь меня, то, мне кажется, ты хочешь не хотеть меня. И, я не хочу показаться высокомерным, но, пожалуй, миллионы женщин желали бы провести со мной хоть пять минут, а ты упорно бежишь от меня. Я не знаю, чего ты хочешь, и я не знаю, как понять твои желания, потому что ты закрытая, чувствительная и не отвечаешь на вопросы, — он произносит все это мягко, словно его слова могут обидеть меня.

И, честно говоря, сложно не обидеться.

— Я не пытаюсь все усложнять, я просто...

— Скажи мне правду.

— Я хочу тебя, и ты прав в том, что я хочу не хотеть тебя. Ты меня пугаешь.

— Почему?

— Потому что ты... ты Доусон Келлор. Ты... Ты Каин Райли. Ты — мужчина, которого хочет каждая американка. Ты — мужчина, которым хотел бы быть каждый американец, — я так рада, что в комнате темно. В темноте я могу говорить правду. — Я хочу тебя, и это пугает меня, потому что я не знаю, что с этим делать. Как себя вести. Я не знаю, как вести себя с тобой.