Пятиозерье - Виктор Точинов

Она засунула два пальца в нагрудный карман блузки, медленно вынула фотографию (попалась старая, черно-белая) и положила на стол перед Горловым. Потом еще одну, столь же медленно. Затем рывком выхватила оставшиеся три и звучно шлепнула на полированную поверхность — четыре туза и джокер, такое не бьется...

Судя по лицу Горлового, он все же не знал. На снимках была СВ и какие-то другие, незнакомые Ленке мужчины и женщины. А еще дети. Мальчики. Исключительно мальчики. Пионеры. Именно пионеры — в руках горны и барабаны, на шеях повязаны красные галстуки, на головы надеты отглаженные пилотки; а больше ничего из одежды на детях не оказалось...

Ретроспекция. СВ, 1979 год

Олегу исполнялось четырнадцать осенью. Мальчик был красив: рослый, статный, густые русые кудри, ни малейшего следа юношеских угрей на гладкой коже. Мальчик превращался в мужчину — по крайней мере, влюбился он в девятнадцатилетнюю вожатую Галину Андреевну не детской смешной любовью...

Олежка не мог, просто по возрасту никак не мог быть там, в полутемной комнате с наваленными в углу гнилыми матрасами.

Но Гале Савич, когда она видела, как у мальчика при разговоре с ней под тонкой тканью треников растет и подергивается упругий холмик, казалось: был! Был! Может, стоял в углу и лишь смотрел, но был!

Она играла с ним расчетливо, доводя желание мальчишки до высшей точки, за последние годы Галя в совершенстве освоила эти игры. Она улыбалась ему. Улыбаться ей пришлось научиться заново, у зеркала. Улыбалась, хотя с трудом сдерживала позывы к рвоте — при виде таких мальчиков она всегда почему-то ощущала удушливый запах влажного гнилого поролона... Маскирующая тошноту улыбка обещала многое...

Все произошло вечером, после отбоя. В комнате Галиной подруги и коллеги, Риточки Мигуновой. Комната располагалась удобно, в стоявшем на отшибе коттедже для вожатых. Штатов, как всегда, не хватало. Остальные комнаты коттеджа пустовали.

Она погасила свет, оставив лишь слабый ночник. Побоялась, что не сможет совладать с лицом. Но руки, которыми Галя ласкала и раздевала Олега, не дрожали...

Мальчик, когда она привязала его к креслу, широко разведя ему ноги, не сопротивлялся. Подумал — очередная игра, а может, решил, что сейчас произойдет главное, или... Впрочем, Галина Андреевна не интересовалась его мыслями.

Она включила свет, вскоре в комнату вошла Риточка, разделась. И они занялись любовью. На глазах у связанного паренька.

Потом, когда все у них закончилось, обнаженная Галя подошла к креслу, подхватив по дороге со стола увесистую линейку. И с размаху ударила по вздыбленной плоти Олежки. По самому кончику. Мальчик взвыл. Она улыбнулась — настоящей своей, не отрепетированной у зеркала улыбкой, — и ударила еще раз...

— Прекрати! — вмешалась Риточка. У нее причин для ненависти к мальчикам-подросткам не имелось. Просто с девушками ей было интереснее...

Рита подошла, опустилась на колени у кресла. Поцеловала Олегу пострадавшее место — долго, взасос. И сказала, поглаживая его бедро:

— Приходи завтра. Посмотришь. Будет, что вспомнить, когда перед сном станешь гонять шкурку...

Он пришел.

Такие мальчики были у них каждую смену. Потом у Гали появилась новая идея... У мальчишек из старших отрядов она пользовалась немалым успехом, Риточка тоже — и в ближайший вечер у их секс-игрищ оказалось уже два зрителя. Парнишки сидели, изнывая, сходя с ума от желания. Один вечер, другой... На третий раз им более чем настоятельно предложили заняться взаимным удовлетворением. Именно для этого Галя выпросила у завхоза старый, протертый и продавленный многими поколениями пионеров матрас. И ненадолго выставила его под дождь...

...Худенький рыжеволосый мальчишка, лежавший лицом вниз на матрасе, вскрикнул, когда на него сверху навалился перевозбужденный приятель... Галочка улыбалась. Теперь запах гнилого поролона ласкал ей ноздри...

Беда стряслась следующим летом. Один из их мальчишек — из Ритиного отряда — вскрыл вены. Не в ванной, не под струей теплой воды и не за пять минут до прихода родителей. Ночью, в палате, под одеялом... Истек кровью и умер. Ладно хоть не в их дежурство по корпусу... Шокированная Риточка бесповоротно отказалась от продолжения игр, тем же утром собрала вещи и уехала. Галя смотрела на окровавленную простыню и вспоминала другую кровь — на ветхой полосатой ткани, в полутемной комнате семь лет назад... Потом закрыла лицо руками. Окружающие посчитали, что Галина Андреевна плачет. Она улыбалась...

...После строительства «Бригантины» большую часть года СВ проводила там — этот лагерь работал круглогодично. Проводила с трудными подростками... Тамошний начальник Боровский, дурак и пьяница, искренне, кажется, считал: СВ любит детей и готова возиться с ними дни и ночи... Она была готова. Особенно ночами.

Старший вожатый «Бригантины» Глеб Ютасов по прозвищу Глобус, давний — платонический — приятель СВ, знал всё. Он и сам обожал повозиться с мальцами... Уже в новые, не пионерские времена ему пришло в голову, что людей, любящих детей и подростков (пусть даже трудновоспитуемых), на свете хватает. И что из их с СВ хобби может получиться неплохой бизнес.

Так оно и вышло.

09 августа, 16:45, кабинет Горлового

Начальник не прикоснулся ни к одному из пяти разложенных на столе снимков. Голос Горлового звучал хрипло и безжизненно, щека подергивалась. Но других проявлений эмоций он себе не позволил.

— Кто еще это видел9 — Пока никто.

Астраханцева встала и пошла к дверям, не спрашивая разрешения. Шагала с презрительной ухмылкой, стараясь как можно громче цокать каблуками.

Игольно-отточенный карандаш хрустнул в пальцах. Горловой аккуратно сложил половинки и снова переломил. Попытался сломать четвертинки — не получилось, швырнул обломки в угол...

В это время задребезжал телефон.

Звонил Булат Темирханович Хайдаров.

09 августа, чуть раньше, главные ворота лагеря

...Лицо водителя казалось улыбающейся маской клоуна, неуместной среди груды искореженного металла — нижней части у отлетевшей на несколько метров кабины «Урала» не осталось, верхнюю же взрыв смял и перекрутил во всех направлениях. Но стояла кабина на мерзлой земле как поло жено, крышей вверх, и, похоже, все это приключение смешило водителя до невозможности...

Высокий, пожилой сван неторопливо, уверенно направился к кабине — добить весельчака, но, не дойдя нескольких шагов, остановился и опустил автомат — широкая, от уха до уха, клоунская усмешка оказалась вблизи рваной, переставшей кровоточить раной на мертвом лице...