Остров в море наслаждений - Дарья Калинина

– Это ей просто показалось. Или ребята – ее приятели – глупо пошутили. Молодежь ведь!

– Ребята были в это время на берегу. И очень хорошо, что они там были, потому что если бы не они, то Ирочка сейчас бы уже лежала на дне морском.

– Кто-то из парней был на берегу, а кто-то подплыл к твоей приятельнице под водой, – не сдавался Сашка. – Отличная получилась шутка. И девчонку напугали, и себя героями выставили.

Оля ничего не ответила. Но Сашу ее молчание еще больше распалило.

– И что ты там вообще делала с этими молокососами? Сколько раз тебе повторять: ты уже взрослая женщина, пора взяться за ум! А ты все скачешь, словно молодая коза!

Оля молча поднялась и ушла к себе в комнату, отказавшись от ужина. Этот ее поступок донельзя огорчил тетю Валю, которая побежала следом за дочерью, надеясь уговорить перекусить хоть немножко. Обратно она вернулась расстроенная и кинула в сторону зятя негодующий взгляд. «Расстроил девочку», – читалось во взгляде любящей матери.

Сколько себя помнила Леся, ее тетка окружала маленькую Оленьку такой теплотой и заботой, что даже иной раз становилось завидно. Олю никогда не наказывали и даже не ругали. Но зато игрушек у нее было больше, чем у какого-либо другого ребенка. Возможно, не будь Оля очень доброй и хорошей по своей натуре девочкой, такая неумеренная забота родителей могла бы превратить ее в монстра. Но этого не произошло. Своими многочисленными игрушками Оля охотно делилась со сверстниками, а если они иногда не хотели ей их возвращать, с радостью передавала игрушки в новые руки.

Тетя Валя иногда сердилась на дочь за такую щедрость, но дядя Сережа зарабатывал хорошо, всю зарплату до копеечки исправно тащил в семью, так что вскоре на месте подаренной Олей игрушки появлялась дюжина новых. Детство Оли можно было бы считать совершенно счастливым, и Леся удивлялась, почему у сестры появилась такая страсть к бродяжничеству. Ведь она уходила из дома не только после замужества, эта страсть появилась у нее еще в ранние годы.

Поэтому, дождавшись конца ужина, Леся оставила Киру помогать тете Вале с уборкой посуды, а сама отправилась к Оле.

Она нашла троюродную сестру в ее спальне, лежащую пластом и разглядывающую потолок.

– Только сейчас заметила, что паутина образует очень интересный узор, – сказала Оля, увидев Лесю. – Ложись, я тебе покажу.

Леся устроилась рядом и принялась глазеть в потолок. Никакого необычного узора она там не заметила, несмотря на все старания Оли показать его ей. Но неудача огорчила в первую очередь саму Олю.

– Видимо, я и впрямь ненормальная, – с горечью произнесла она. – Как говорит Сашка, с тараканами в голове.

– И часто он тебе так говорит?

– Частенько. Да я и сама знаю, что я слегка с приветом.

Лесю искренне удивили слова родственницы.

– Ты? Да что ты!

– Ну, конечно, я стараюсь как могу, скрываю ото всех свои странности. Но тебе я скажу: я правда ненормальная. Не такая, чтобы быть опасной для окружающих, но с изрядным прибабахом.

– Никогда этого не замечала, – откровенно призналась Леся.

– Это потому, что мы не так часто с тобой общались, – со вздохом произнесла Оля. – Только на общих праздниках да днях рождениях.

– Но тут мы живем уже не первый день все вместе. И если не считать твоего побега к этим археологам, то ничего странного я за тобой не наблюдаю.

– С возрастом я более или менее научилась себя контролировать. Но в классе у меня совсем не было друзей, потому что все считали меня странной.

– Ты немного мечтательна и часто погружаешься в свои мысли, но это ведь не порок.

– Ах, если бы ты знала, какие странные сны мне иногда снятся, – внезапно произнесла Оля и взглянула прямо в глаза Леси.

Было ясно, что тяга к откровенности у Оли еще не прошла. И ей опять хочется поделиться с кем-то тем, что накопилось у нее на душе.

Леся спросила:

– А что за сны ты видишь?

– Разные. Иногда мне снится, что я нахожусь в теле какой-то рыбы или морского животного, скорей всего, дельфина. Я подплываю к незнакомым берегам, вижу очень красивый город с причудливой архитектурой. Потом я увидела фотографии и поняла, что была во сне где-то у берегов Гонконга.

– Ты просто видела это изображение еще раньше в журналах или по телевизору. А потом твой мозг ночью транслировал его тебе.

– Нет, – покачала головой Оля. – Этот сон я видела в детстве. А те здания, которые я видела, были построены значительно позднее. Я специально узнавала.

– Ну… Это еще не основание, чтобы считать себя странной.

– Так если бы это было один раз, то я бы ничего и не говорила. Да и что Гонконг, мне и другие странные места снятся часто. То клубникой спелой вся мамина бухгалтерия усажена, ходи, собирай сколько хочешь. То на каком-то непонятном летательном аппарате я летаю, причем управляюсь с ним плохо, вот-вот упаду. Но это все ерунда, куда хуже, когда я вижу сны про своих родителей.

– Почему же хуже?

– Потому, что во сне мои родители совсем вроде как и не мои. То есть выглядят они совсем иначе. Незнакомые мне люди, я никогда их не видела, но твердо уверена, что женщина – это моя мать. А папа… С папой вообще никакой ясности.

И, неожиданно спрыгнув с кровати, Оля схватила свою сумку и открыла ее. Покопавшись внутри, Оля неожиданно вытащила прямоугольный кусочек бумаги и протянула его Лесе.

– Вот этого человека я и вижу в своих снах, – сказала она. – Раза два или три он мне снился. И во сне именно он был моим отцом.

Леся с любопытством потянулась, чтобы взглянуть на фотографию. Хотя она уже догадывалась, что именно увидит сейчас, но хотела убедиться лично. Она оказалась права: в руках у Оли был тот самый пожелтевший от времени и слегка надорванный кусочек бумаги, которую они с Кирой уже имели счастье лицезреть, когда искали в вещах Оли ее документы и телефон.

– Кто это? – спросила Леся у сестры.

– Понятия не имею, – отозвалась Оля.

– А откуда у тебя эта фотография?

– Я не помню. Кажется, я нашла ее в детстве в одном из маминых ящиков.

– Но кто изображен на фотографии?

– Я не знаю. Я спрашивала у мамы, она сказала, что это какой-то наш дальний родственник.

– И во сне он является твоим отцом?

– Да.

Леся внимательно всмотрелась в фотографию. Некоторое сходство мужчины с Олей, безусловно, было. Может быть, он какая-то их дальняя общая родня? Но признать его своим родственником Леся все же не могла.

– Не припомню такого лица, – призналась она. – Хотя фотография довольно старая.

– Да.

– И ты всегда носишь ее с собой?

– Да.

– Зачем?

– Сама не знаю, – пожала плечами Оля. – Сначала носила в дневнике, потом стала носить в косметичке. Когда подросла и обзавелась собственными деньгами, стала носить в бумажнике.

– Но этот человек не может быть твоим отцом, – сказала Леся. – Тетя Валя очень порядочная женщина. Она никогда не стала бы изменять дяде Сереже.

– Я совершенно с тобой согласна! – пылко воскликнула Оля. – Мама и папа изумительные люди. Они такие дружные! Когда я вышла замуж за Сашку, то была уверена, что во всех семьях люди любят и уважают друг друга, живут общими интересами. Мне было очень горько и обидно узнать, что далеко не всегда это так.

– Саша тебя очень любит.

– Он любит, чтобы все подстраивались под него. Чтобы все плясали бы под его дудку. А мне бывает это очень тяжело устроить.

– И тогда ты удираешь из дома?

Оля криво улыбнулась.

– Это еще одна моя странность. Мама с папой этого всегда очень стеснялись.

– Ну, это мы про тебя уже поняли. Ведь когда ты прибилась к этим археологам, мы тебя довольно долго искали. Тут-то и выяснилось, что ты с детства была склонна к бродяжничеству.

– Я бы не стала так утрировать, – усмехнулась Оля. – Бродяжничество… Никогда я не уходила больше, чем на пару дней. Этого времени мне хватало, чтобы вновь соскучиться по своей семье и вернуться назад. Но это и впрямь началось у меня еще в детстве. Иногда посредине игры мне вдруг чудилось, будто бы меня кто-то зовет за собой. И я шла на голос. Могло пройти и час, и два, и даже больше, прежде чем я спохватывалась и понимала, что забрела в незнакомые места, что я заблудилась. Но ни разу ничего плохого со мной во время этих отлучек не случилось. Мне даже кажется, что какой-то добрый дух проводил со мной время, не позволяя никому меня обидеть.

Леся слушала и думала о том, что ее сестра Оля и впрямь была девушкой не совсем обычной. Хотя то, что сама Оля называла странностями и чего стеснялась, сама Леся назвала бы богатой фантазией и обширным внутренним миром Оли. И стесняться тут было совершенно нечего. Но так уж воспитали Олю ее родители, что все, выбивающееся за грань их узкого мирка, казалось тете Вале и дяде Сереже неправильным и опасным.

Так Оля и росла с ощущением того, что она какая-то не такая, неправильная и неудачная. Наверное, поэтому она и стала такой тихой, вроде бы забитой, хотя физически ее никогда не наказывали. А со своей стороны Леся никогда и не думала, что под этой тихой и скромной оболочкой существует такой сложный и противоречивый внутренний мир.