Волки и волчицы - Андрей Ветер

Красивая прислужница с ярко обведёнными глазами опустилась на колени возле ложа Антонии.

— Госпожа хочет, чтобы я распустила сандалии? — лучисто улыбаясь, спросила она.

— Пожалуй, — Антония кивнула, и рабыня невесомыми прикосновениями освободила её лодыжки от ремешков и поставила обувь на пол.

В зале с каждой минутой становилось шумнее. Рабы беззвучно передвигались вдоль стола, неся огромный поднос с бронзовой фигурой осла; по обе стороны осла висели бронзовые же мешки, в одном из которых лежали чёрные оливки, в другом — зелёные. Умелыми движениями прислуга раскладывала перед гостями закуски: ящериц, облитых мёдом и маком, сирийские сливы, гранатовые зёрна, горячие сосиски, павлиньи яйца.

— Принеси мне таз с ароматной водой, — велела Люция.

Девушка быстро вернулась и поместила глубокий серебряный таз с розоватой жидкостью перед ложем патрицианки. Сняв с Люции сандалии, она опустила её ноги в теплую воду и принялась легонько массировать их.

— Скажи, в честь чего император даёт нынче пир? — спросила Люция шёпотом, придвинувшись к Антонии и жестом отослав рабыню. — Не хочет ли он объявить о примирении с Мессалиной?

— О примирении? После того как она справила свадьбу с Гаем Силием, этим наглым выскочкой? — тоже шёпотом ответила Антония, затем понизила голос до едва слышного: — Мессалина перешла последнюю грань дозволенного!

Сказав это, она побледнела, вдруг испугавшись своих слов. Во дворце императора не следовало заводить речь и на менее щепетильные темы, а уж обсуждать поведение жены Клавдия было верхом оплошности. «У стен всегда есть уши», — любили повторять в столице. Окинув исподлобья быстрым взглядом своих соседей, Антония бросила:

— Хватит об этом!

О любовных похождениях Валерии Мессалины любили посудачить не только в домах патрициев, но и в грязных бедняцких лачугах. Никто не знал наверняка, известно ли было Клавдию, как развлекалась его жена. Поговаривали, что он зарекомендовал себя не слишком хорошим любовником и предпочитал заниматься в свободное от государственных дел время чтением, а не эротическими играми. Мессалина же отличалась пылкостью и несдержанностью. Будучи человеком умным, Клавдий смотрел сквозь пальцы на любовные связи своей супруги, однако требовал от Мессалины, чтобы она внешне проявляла уважение к брачному союзу. Однако прожитые в императорском дворце годы приучили своенравную женщину к мысли, что ей дозволено абсолютно всё. Она искала новых острых ощущений, приводила в свою спальню по несколько мужчин сразу, иногда приглашала гостей в качестве зрителей, чтобы придать остроту любовным утехам.

Но от последней выходки Мессалины содрогнулся даже привыкший ко всему Рим.

Обуреваемая страстью к Гаю Силию, который считался красивейшим из молодых людей столицы, Мессалина для начала расторгла его брак со знатной женщиной Юнией Силаной, затем сделала его своим любовником, не стесняясь ходила в его дом, отдала Силию многих императорских рабов и наделила его всевозможными почестями. Однако ничто не казалось ей в достаточной мере удовлетворительным, когда речь заходила о Силии. Императрица искала новых возможностей выразить свою страсть и новых способов надёжнее привязать к себе молодого красавца. В конце концов она дошла до того, что решила связать себя с Силием брачным союзом. Она даже созвала для этого свидетелей, принесла жертвы перед алтарями, затем устроила пир, закончившийся безудержной оргией.

В окружении Клавдия зароптали, испугавшись, что Силий, подталкиваемый Мессалиной, станет претендовать на верховную власть — как-никак он стал теперь мужем императрицы. В сенаторском сословии началось брожение: надо было срочно что-то предпринять, чтобы остановить зарвавшуюся Мессалину, но никто не решался сообщить о её последней безумной выходке Клавдию, страшась гнева принцепса.

По спине Антонии пробежал холодок, когда она вспомнила, как несколько дней назад по Риму пронёсся слух, что одна из наложниц Клавдия, оставшись в его покоях без свидетелей, припала к его ногам и рассказала правителю, что его жена сочеталась браком с Силием. Клавдий на время потерял дар речи, затем вызвал нескольких других рабынь. Все они, испуганно прижимаясь друг к другу, подтвердили, что собственными глазами видели, как Мессалина пировала с Силием, отмечая бракосочетание. По городу помчались во все концы солдаты преторианской гвардии, вламываясь в дома патрициев, участвовавших в том распутном торжестве, и волокли во дворец на допрос. Некоторых высокородных граждан в тот же вечер на площади забили бичами до смерти. Римлянам хорошо была известна природная свирепость Клавдия, и город затаился, не без оснований ожидая, что ярость принцепса обрушится без разбора на всех, даже на случайные головы.

Мессалина кинулась за помощью в храм Весты, служительницы которого пользовались правом брать под свою защиту даже самых отъявленных злодеев. Глубокой ночью верховная весталка явилась во дворец Клавдия и беседовала с ним на протяжении нескольких часов, после чего император согласился пощадить Мессалину.

И вот первый праздник во дворце после тех безумных событий. Гости без умолку смеялись и разговаривали, как в обычные дни, однако все чувствовали затаённую напряженность обстановки. В воздухе ощущалось присутствие грозы.

Клавдий полулежал, вперившись невидящим взглядом в шумное пространство перед собой. Он отяжелел за последние дни, складка рта сделалась жёстче, брови опустились на глаза. Золотой венок на его голове, отражая свет лампад, бросал жёлтые блики на бледное лицо принцепса.

— Что-то неспокойно мне, — сказала негромко Антония, повернувшись к Люции.

— Боги милостивы, всё идёт хорошо, — ответила та. — Пока ничего плохого не произошло. Вот видишь, все знатные семьи приглашены на этот ужин.

— Да, император принимает гостей, но Мессалины почему-то до сих пор нет, — продолжала Антония. — Нет также Нарцисса, а он не пропускает таких торжеств. Не вижу я и начальника преторианцев. Что-то затевается… Не следовало приходить сегодня во дворец, надо было сказаться нездоровой…

Десятка три мальчиков-подростков с лицами, густо покрытыми белилами, стояли на хорах и тонкими, неземными голосами исполняли игривые песни. Но и эти песни не радовали Антонию, а навевали на неё тоску.

Клавдий откинулся на своём ложе. Его туника, сверкавшая золотым шитьём, взмокла на груди.

В зал потянулась вереница новых блюд. Круглые гигантские подносы были украшены знаками зодиаков, и на каждом лежало соответствующее кушанье — раки, рыбы, львиные сердца, говяжья вырезка и так далее.

Пока гости набивали свои желудки, между столами появилась пара гладиаторов. На одном из них была прикрыта только набедренная повязка, вооружён он был мечом. Другой закрывался небольшим круглым щитом, на голове его был шлем, а руки и ноги защищали металлические пластины.

— Я знаю этого, — указала Антония на обнажённого гладиатора. — Это Теций Резатель. Он становится популярным в последнее время.

— Почему он так открыт? Он уверен в своей неуязвимости? — спросила Люция.

— Разве ты не ходишь в цирк?

— Антония, ты же знаешь, как плохо у меня с памятью на лица, — женщина передёрнула плечами. — Но имя его я слышала. Впрочем, мне всё равно кто кого убивает. Главное — виртуозность и сила этих мужчин.

— Ты получишь удовольствие от этой схватки, — заверила Антония.

Бой был красивый. Он подчёркнуто затягивался, чтобы дать гостям императора насладиться перипетиями борьбы и мастерством гладиаторов. Но зрители знали, что в конце концов один из бойцов нанесёт удар, после которого соперник уже не встанет. И все, сполна насытившись виртуозностью противников, стали требовать решительных действий.

— Теперь убей его, Теций! — кричали они.

— Распори его голое брюхо, Кассий! — вопили другие.

— Меня приводят в восторг его ноги! — сказала Антония.

— Чьи?

— Ноги Теция. И его бёдра… Когда вижу, как они напрягаются во время его выпадов, у меня по телу мурашки бегут.

— Почему только ноги? У него великолепные руки. Просто восхитительная форма мышц. Но и Кассий хорош, немного коротковат, но всё-таки хорош.

— Мне нравится Теций, — повторила Антония.

— Почему бы тебе не насладиться телом этого раба? — спросила Люция, хищно оскалив зубы. — Пригласи его к себе.

— Он не раб. Он наёмный гладиатор, дерётся за деньги.

— Тем приятнее. Тем интереснее, — Люция дотянулась до подноса и рукой взяла горячие почки, символизировавшие знак близнецов. — Нет любовников лучше гладиаторов. В них кипит сила жизни. Для них всё может быть в последний раз, поэтому они любят почти беспощадно.

— Если Теций не будет сильно ранен, я позову его к себе, — проговорила Антония, не отрывая глаз от бойца, застывшего, как бронзовое изваяние, в ожидании натиска противника. — Он великолепен.