Город лестниц - Роберт Беннетт

Губы Виньи кривятся в надменной улыбке.

Внутри Шары все кричит: она лжет! Лжет, лжет, лжет! Она лжет!

И тогда Шара решается: нет, она не расскажет тете о том, чему стала свидетелем в тюремной камере. Да, это против всех доводов разума: Винья же хочет убить Божество, буде таковое объявится, так что ей по понятным причинам очень важно узнать, что Шара наткнулась именно на такое существо… Но нет. Шара чувствует: что-то тут не так. Совсем не так. Она также умом понимает, что это все несерьезно, что это обычная для куратора паранойя… И не она ли сама наставляла агентов: мол, паранойя для сотрудника спецслужб – дело обычное… Но нет. В последнее время тетя сама на себя не похожа. И Шара буквально нутром чувствует – Винья лжет. За семнадцать лет службы она успела расспросить и допросить достаточно людей, чтобы научиться доверять инстинктам.

Это, конечно, нереально. Совсем. Но… что, если тетушка… действует вовсе не в интересах нации? Интересно, кому под силу набрать компромата, чтобы превратить очевидного кандидата на пост премьера в свою послушную марионетку? Шара не может удержаться от самоиронии: надо же, какая новость под луной – продажный политик… В конце концов, это же понятно: последние ступеньки политической лестницы не одолеть без крайне неприятных компромиссов. И если говорить о скелетах в шкафу, то они есть у каждого, а уж у Виньи, стоит шкафы пооткрывать, парадным маршем выйдет такой взвод скелетов, что мало не покажется…

Но Шара, к собственному удивлению, чувствует себя виноватой. Ей стыдно за собственное решение. В конце концов, эта женщина воспитала ее. Заботилась о ней. Когда родители умерли в Чумные годы, занималась Шариным образованием. Но… Винья ведь тоже всегда была прежде всего министром, а потом уж тетушкой. Так и Шара всегда была прежде всего оперативником.

Поэтому она решает следовать собственному старому правилу: если сомневаешься, выжидай и веди наблюдение.

Винья встряхивается:

– Ну ладно. Так что там с этим движением, о котором ты толковала?

Шара дает краткую характеристику движению «За Новый Мирград».

– Ах, вот оно что, – кивает Винья. – Как же, как же, припоминаю. Все это как-то связано с человеком, который хочет поставлять нам оружие.

– Да. Вотровым.

– Да, да. Некоторым министрам идея пришлась весьма по вкусу, но я изо всех сил пытаюсь остановить этот проект. Нет уж, от Мирграда – изо всех мест! – мы ни в чем зависеть не будем. И уж тем более мы не должны зависеть от тамошних поставок пороха. Значит, это на Вотрова напали прошлым вечером?

– Да.

Теперь Шара тщательно взвешивает каждое свое слово – что сказать Винье, а что нет. И решает не упоминать тот факт, что реставрационистам понадобилась сталь с заводов Воханнеса.

– Вотров, Вотров… знакомая фамилия, вот только почему знакомая?..

– Мы… мы однокашники.

Винья вскидывает палец:

– Ага! Теперь-то я припоминаю… Так это он? Парнишка из Фадури?! Каков… А теперь, значит, он нам стволы желает поставлять, гляди-ка… Ах, в свое время я волновалась, что он тебя забрюхатит.

– Тетушка!

– Но ты от него не залетала, нет?

– Тетушка!!!

– Ну хорошо, хорошо…

– Я думаю, что от идеи поставлять боеприпасы он не отступится, – говорит Шара. – Это так, для сведения. Индустриализация Континента – его цель. И он будет идти к ней.

– Пусть идет куда хочет, – отрезает Винья. – Но, пока я занимаю это кресло, его мечтам сбыться не суждено. Континент останется в том состоянии, в котором пребывает сейчас. На данный момент мы наконец достигли чего-то вроде стабильности.

– На Континенте это как-то не ощущается, – возражает Шара.

Винья пренебрежительно отмахивается:

– Континент есть Континент. Здесь всегда так, причем с самой Войны. Надеюсь, Шара, ты не раскисла и не поддалась чувствам? А то, знаешь ли, в мире много стран, которые не прочь выжать из Сайпура финансовую помощь. И все они стонут на один мотив: ах, детки умирают от голода на улицах, ах, льется кровь невинных – ну и так далее и тому подобное. Мы такие песни раз по двадцать на дню слышим. Но мудрый занимается собственным домом, а дела других оставляет судьбе. Особенно если другие – это Континент. Но хватит об этом. Итак. Ты хочешь, чтобы я продлила твою командировку, правильно я поняла? Есть что-то серьезное?

– Мы собираемся допросить человека, работающего на реставрационистов. Их тайного агента.

– И кто этот агент?

– Это… уборщица.

Винья хохочет:

– Кто-кто?

– Уборщица! В университете! Где, хочу тебе напомнить, работал Панъюй. Также хочу напомнить, что большинство оперативных работников и вообще сотрудников на задании – люди самых скромных профессий.

– Хм, – прищуривается Винья. – Ты права. Кстати, тогда уж спрошу: есть еще что-нибудь по убийству Панъюя?

Так-так-так. Шара пытается сохранить бесстрастное выражение лица, завернуться в мантию холода:

– Нет, пока нет. Но мы работаем, у нас есть пара ниточек.

– Как интересно.

Алый, как гранат, язычок Виньи, облизывает передние резцы. Тетушка улыбается.

– Потому что мне известно, что ты всего пару дней назад запрашивала информацию по одному банку. И ничего мне об этом не сказала.

У Шары кровь леденеет в жилах: она что, следит за всеми запросами, которые поступают от имени племянницы?

Она лихорадочно подыскивает оправдание:

– Я… да, я делала такой запрос. Досье на Вотрова собирала.

– Правда? – усмехается Винья. – В Мирграде Вотрову принадлежит несколько банков. Причем крупных банков, не то что мелочь, которой ты заинтересовалась. Кстати, этим мелким банчком Вотров владеет через густую сеть посредников. Так мне любопытно: почему тебе нужен именно этот банк?

– По причинам, которые я только что изложила. Если ему было что скрывать, он прятал это там.

Винья медленно кивает:

– Но расследование подобного характера требует полной финансовой проверки. Ты ее не начинала.

– Замоталась, – быстро отвечает Шара. – Столько трупов – немудрено и забыть было.

Винья и Шара долго смотрят друг на друга через оконные стекла, и лица их совершенно бесстрастны.

– Значит, это никак не связано с тем фактом, – тихо произносит Винья, – что этот банк – ближайший к Мирградскому университету. И с тем, что там предоставляют клиентам ячейки для хранения ценностей?

Так. Значит, ей все известно.

– Ячейки? – невинно переспрашивает Шара.

Ее слова прямо-таки сочатся удивлением: а это-то тут при чем, дражайшая тетя?

– Да. Кстати, ты сама обожаешь устраивать тайники в таких банках. Видимо, тебе нравятся финансисты. Они ориентированы на процесс больше, чем на результат. Прямо как ты.

– Тетушка, но зачем мне бы понадобился тайник в Мирграде? Я здесь всего ничего…

– Это точно.

Глаза Виньи странным образом обращаются вовнутрь, и Шара с ужасом чувствует, что ее видят насквозь. И тут же понимает: вот так Винья добивалась нужных результатов на всех этих бесчисленных заседаниях комитетов и во время разбора полетов.

– Но ты же наверняка научила Ефрема, как устраивать тайники.

Оставалось надеяться, что по лбу не течет пот.

– Тетушка Винья, я не пойму, к чему вы клоните…

– Шара. Милая моя девочка, – медленно произносит Винья. – Ты же ничего от меня не скрываешь, правда?

Шара бледно улыбается:

– Я? Скрываю? Мне до вас далеко, тетушка.

– Я – твой руководитель. Ограничивать доступ людей к определенным видам информации – одна из моих должностных обязанностей. И я скажу тебе, чем для меня все это пахнет… Сдается мне, детка, что ты обнаружила, что у Панъюя был тайник. Но ты еще не добралась до его содержимого. И не хочешь докладывать об этом, пока не увидишь, что там лежит. Так или иначе, милая, напомню, – цедит Винья таким ледяным тоном, что Шара ощущает каждую ее фразу как оплеуху, – Панъюй был моим агентом. Это моя спецоперация. Я сейчас редко занимаюсь оперативной работой, но, когда занимаюсь, не терплю, когда лезут под руку. И результат этой операции – какой бы он ни был – я увижу первая. Я первая получу информацию, Шара. Она не попадет в руки другого оперативника, который оказался на месте по воле случая. Или агента, не имеющего отношения к операции. И если агент решит это сделать, его очень быстро уберут с театра оперативных действий. Так понятнее?

Шара медленно смигивает.

– Ты хорошо поняла меня, Шара? – жестко спрашивает Винья.

И хотя Шара стоит молча и не двигаясь, в голове у нее идет жесткая дискуссия. Похоже, у нее четыре опции. Она может:

1. Рассказать своей тете, что контактировала с Божеством, и потому ей просто необходим доступ ко всем материалам, собранным Панъюем. (Но это значит, что ей придется поделиться самой опасной тайной современной истории с коррумпированным политиком.)

2. Не говорить ни о тайнике Панъюя, ни о контакте с Божеством и заняться расследованием лично. (Но тогда она рискует тем, что ее вовсе отзовут из Мирграда – хотя тетушку сейчас, похоже, ничего, кроме тайника Ефрема, не интересует.)