Новый Дозор - Сергей Лукьяненко

— Если рассматривать его как символ сексуальной революции и классику эротического кино — то да, — твердо сказал я.

— Допустим. Вероятно, Алистер тоже повлиял.

— Как?

Эразм развел руками:

— Иногда пророчество не бывает понято сразу. Видимо, рождение Максвелла еще окажет влияние на все человечество.

— Через полвека после его смерти во младенчестве?

— Есть многое на свете, друг Горацио… Было еще два-три странных пророчества, но там не удалось доказать, что это именно пророчества, а не предсказания. Ну а чего-то мы, ясное дело, не услышали. Из-за Тигра, или из-за иных причин.

— В том числе и ваше пророчество, — сказал я.

Эразм смутился.

— В том числе и мое… Но знаете, я очень хотел жить.

— Трудно вас в этом упрекнуть, — согласился я.

Учитель разбудил Эразма под утро. Он вообще не признавал различий между днем и ночью, ну а люди, разумеется, ему помешать не могли.

— Вставай! — зажимая ему рот ладонью, сказал учитель. — Молчи и не шуми!

Эразм сполз с кровати. Учитель уже кидал ему одежду — чулки, штаны, рубаху, камзол…

— Он близко, — сказал учитель. Лицо его было бледным, губы чуть заметно дрожали. — Мне удалось уйти… он отвлекся на деревню…

— На деревню? — не понял Эразм, торопливо одеваясь.

— Да… я заставил людей пойти на него… это ничего не даст, кроме времени, Палач всегда основателен, он вначале закончит с людьми…

В постели Эразма сонно шевельнулся кто-то, спящий в глубине пуховых одеял. Учитель глянул на пунцовое лицо Эразма и сказал:

— Не надо будить Бетти! Она даст нам еще пару минут…

Эразм колебался лишь мгновение. Потом кивнул — и вслед за учителем выбрался в окно.

Сад дышал предрассветной тишиной и прохладой. Эразм пробирался вслед за учителем, который тихо бормотал на ходу:

— Как же я мог… такая ошибка… ты был готов к пророчеству уже давно… я пропустил предвестники…

— Если я скажу пророчество, то Палач уйдет? — спросил Эразм.

— Да. Но только если пророчество никто не услышит. Или если его услышат люди.

— А если услышишь ты…

— Пророчество — оно для людей! — рявкнул учитель. — Оно сбудется, если его услышат люди! Оно не сбудется, если его никто не услышит. Ты и сам не вспомнишь, что говорил, тебя он уже не тронет, а вот меня — меня убьет! Чтобы я не рассказал людям!

— Тогда… — Эразм схватил учителя за фалды камзола. — Тогда уходите! Я же помню, как вы учили, я все сделаю — и скажу пророчество!

— Ты не сможешь, — ответил учитель. — Ты не готов. Тебе нужен слушатель. Ты слишком неопытен, чтобы пророчить в пустоту… я не успел тебя подготовить…

Он вдруг застонал, обхватив голову руками.

— Что случилось? — воскликнул Эразм.

— Я дурак, мальчик… Надо было мне оборонять дом… а ты сказал бы пророчество своей глупой девке… Палач бы ушел.

— И пророчество бы сбылось?

— Да. Это плохо, все пророчества плохи… но ты бы остался жить.

Учитель вдруг горько рассмеялся.

— Оказывается, я к тебе привязался, мальчик…

— А Бетти… он ее убьет?

— Палач не убивает людей. Он выпьет ее душу, — ответил учитель. — Она станет равнодушной ко всему, будто соломенная кукла…

— Да она и так не слишком горячая… — пробормотал мальчик.

Они отбежали от усадьбы почти на милю, когда до них донеся женский крик — пронзительный, но тут же оборвавшийся.

— Мы не знали, что пророчество должен услышать человек, а не Иной, — сказал я. — Гесер пытался уговорить Кешу пророчествовать при нем…

— Кешу? — недоуменно спросил Эразм.

— Да, это мальчик-пророк… его обнаружили в Москве, совсем недавно. Собственно говоря, потому мы и решили вас потревожить…

Эразм покачал головой:

— Ваш Великий сильно рискует. Если пророчество услышит только он, то Тигр переключится с мальчика на него… точнее, добавит Гесера в свое меню. А Тигр сильнее любого из нас. Какова ситуация сейчас? Тигр идет по следу?

— Нет, мы уже справились.

— И каково было пророчество?

— Мы не знаем. Его никто не слышал. Мальчик находился один в комнате, в нашем офисе. Мы смогли задержать Тигра, и мальчик сказал пророчество.

— Находясь в комнате в полном одиночестве? — Эразм недоверчиво покачал головой. — Странно. Очень странно. На самом деле крайне редко удается подготовить пророка настолько, чтобы он смог пророчествовать в пустоту. Это сложно, обычно Тигр успевает раньше, или же пророчество уходит к людям…

— Но вы же смогли! — напомнил я.

— Я — другое дело. Для меня никогда не было особой разницы между человеком, собакой и, к примеру, дубом. — Эразм улыбнулся.

Палач настиг их на опушке леса. Он, казалось, шел неспешным шагом, но расстояние между темным силуэтом и бегущими со всех ног Иными сокращалось с каждой секундой.

— Беги, мальчик! — сказал учитель. Он остановился в пыли проселочной дороги, тянущейся вдоль леса. — Беги… постарайся найти кого-нибудь и сказать то, что должен… Беги!

В его голосе не было надежды. Он просто делал то, что считал нужным делать. Не из-за высоких моральных устоев — он был Темным. Может быть, ему неприятно было бы жить в том мире, в котором он пропустит Палача к своему ученику. Может быть, он просто не привык проигрывать.

Иногда мотивы поведения Темных очень сложно понять.

— Эй, сумеречная тварь! — крикнул мужчина. — Я Высший маг Тьмы! Ты не пройдешь мимо меня! Отступись!

Палач даже не замедлил шага. Эразм увидел, как из рук его Учителя выросли и легли на землю шелестящие плети синего огня. Плети подрагивали, будто готовясь самостоятельно ринуться на врага.

Палач не замедлил шага.

Эразм понял, что его учитель ничего не сможет сделать. Что он будет биться — минуту, две, три, что плети темного огня будут рвать землю и воздух, бессильно колотить тело Палача — а потом наступит тот миг, когда Палач сомнет учителя, раздавит, отбросит в сторону — и пойдет дальше. За пророком.

Он это не просто понимал. Он это видел, почти как наяву.

Эразм уже знал, что это такое. Это не просто предвидение, которое может не сбыться. Это предвестник пророчества… он видит судьбу Иного и, значит, так оно и будет… наверняка… почти наверняка… если он не скажет пророчество, настоящее Первое Пророчество, которое изменит мир и изменит судьбу…

Он сглотнул вставший в горле комок. Оглянулся. Старый дуплистый дуб рос в трех шагах от него. Эразм кинулся к дереву, привстал на цыпочки, подтянулся — дупло было чуть высоко для него. Всунул голову в темное, пахнущее прелыми листьями и гнилью отверстие. Внутри что-то зашуршало — лесная мышь, устроившаяся в дупле на ночлег, в панике юркнула в щели дуба.