Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы - Орхан Кемаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В полдень фаэтон Плешивого Мыстыка подкатил к зданию тюрьмы. Начальник уже собрался уходить, но, увидев фаэтон, остановился, а когда узнал о решении суда, обнял Кудрета, поздравил его и сказал:
— Я был уверен, что тебя оклеветали. С одного взгляда могу определить, виновен человек или не виновен.
Пока начальник с писарем оформляли документы, Кудрет успел побывать в своей камере. Нефисе дожидалась его в кабинете начальника. В камеру он вошел с видом победителя. Заключенным все уже было известно.
— Пусть такое больше не повторится, бей!
— Здорово ты их отделал!
— Да пошлет тебе аллах быстрого коня и острый меч!
— Ты теперь хорошо знаешь, каково здесь… Так не забывай о нас!
Да разве может он забыть о них? Аллах для того и послал его на эту землю, чтобы он о них заботился. Только бы выбрали его в меджлис — а уж тогда-то он спасет их от нищеты и бедствий!
Поскрипывая туфлями, Кудрет обошел все камеры, попрощался со всеми — богатыми и бедными. Особо трогательным было прощание с Акязылы. Кудрет крепко обнял ходжу, расцеловал, даже слезу обронил, заставив прослезиться и ходжу. А Кемаль плакал, как ребенок. Кто же теперь будет его журить?
— Перестань! — прикрикнул на него Кудрет и обратился к остальным: — Да ниспошлет аллах и вам такую милость! Не плакать сейчас надо, а радоваться! Выборы не за горами. А мы, придя к власти, тотчас объявим общую амнистию, и все вы вернетесь к своим очагам!
Кудрет, правда, еще не состоял в партии, но какое это сейчас имело значение! Именно таких слов от него ждали завтрашние избиратели. А слова — не расписка. Дать слово — все равно что продать непойманную рыбу. Так что можно обещать всю рыбу, которая есть в море…
Кудрет вынул из кармана деньги, сунул горсть ходже Акязылы.
— Не плачь! Частица моего сердца остается с вами. Если что-нибудь понадобится — сообщи! Я человек занятой и, видимо, не смогу часто сюда наведываться. Но здесь остается мой свояк. Скажешь ему, и он мне передаст. — Кудрет повернулся к свояку. — Слыхал? Ты должен угождать ходже-эфенди и каждое его желание воспринимать как мой приказ!
Кемаль, хоть и был подавлен, с готовностью отозвался:
— Не извольте беспокоиться, эфендим! Ваш приказ я выполню!
Подошел Протокольщик с дружками. Приветливо кивнув каждому из них, Кудрет произнес:
— Если захотите обратиться в кассационный суд или другое государственное учреждение, черкните пару строк, а свояк перешлет записку мне…
Когда все формальности были закончены, начались проводы. Под руку с начальником тюрьмы, сопровождаемый толпой заключенных, Кудрет торжественно прошествовал к выходу. У ворот тюрьмы он остановился и высоко поднял шляпу.
— Да поможет вам аллах, товарищи мои!
— Аминь! — ответила толпа.
— Не забывай нас, бей!
— Не забывай бывших товарищей по несчастью!
— Добейся амнистии!
— Вся надежда на тебя! Все голоса на выборах тебе отдадим!
Едва Кудрет вышел за ворота тюрьмы, как к нему подскочил незнакомый мужчина.
— Да не повторится такое с вами никогда!
— Благодарю! — сдержанно произнес Кудрет, вопросительно глядя на стоявшую рядом Нефисе.
— Председатель нашего вилайетского комитета, — шепнула она.
Председатель явно не понравился Кудрету. Высокий, сухопарый, с коротко подстриженными усиками. Такого ничем не прошибешь. Для него главное — закон.
— Не соблаговолите пожаловать к нам в комитет, бей-эфенди?
Кудрет снова метнул взгляд на Нефисе, которая всем своим видом старалась показать, что предложенная поездка просто необходима. В фаэтоне Плешивого Мыстыка они с шиком покатят в комитет своей партии на виду у всех, а главное — на виду у членов правящей партии!
— Ладно, едем… — согласился Кудрет и вежливо произнес: — Прошу вас, садитесь!
Председатель оценил такую любезность, но запротестовал:
— Нет уж, раньше вы садитесь!
Тогда Кудрет, предложив Нефисе свою руку, помог ей подняться в фаэтон, затем уселся сам. Последним в фаэтон взобрался председатель. Плешивый Мыстык щелкнул кнутом и, как всегда, когда бывал в хорошем расположении духа, крикнул:
— А ну, удалые!
Клячи, далекие в своих мыслях от мирских забот, с трудом сдвинули с места необычно тяжелый фаэтон и, должно быть выругавшись по-своему, по-лошадиному, неторопливо потащили его по мостовой.
От тюрьмы до комитета партии было довольно далеко. Плешивый Мыстык, словно читая мысли Нефисе, без конца подхлестывал лошадей, а когда фаэтон выехал на разбитую мостовую центральной части города, погнал их во весь дух, чтобы было побольше грохота и лязга. Пусть все на них смотрят: и лавочники, и главы семейств, отправившиеся в город за провизией, и все остальные. Шутка ли, ведь в его фаэтоне едет сам Кудрет Янардаг, который зубами вырвал у судей свою свободу! Всем надлежало немедленно бросить свои дела и земным поклоном приветствовать бея-эфенди! Бей-эфенди…
Кто же он на самом деле? Вот он едет вступать в Новую партию, но что у него на уме? А если он получил задание вступить в Новую партию, выведать ее истинный политический курс и доложить куда следует? Взять, к примеру, хоть его, Плешивого Мыстыка, он в этом городе извозчиком с тех пор, как Мустафа Кемаль-паша в Измире сбросил греков в море, но ему ни разу не приходило в голову вступить в партию. Почему? Да потому, что для него важнее всего клиенты. Вступит он в какую-нибудь партию, а ее противники станут считать его своим врагом. Так и растеряешь половину клиентов. Кроме того, он еще не забыл, какая была заварушка в тысяча девятьсот тридцатом году между Либерально-республиканской и Народно-республиканской партиями. Ататюрк вначале разрешил создать вторую партию, потом запретил ее да еще взял в оборот либерал-республиканцев… Разве не может Исмет-паша сделать сейчас то же самое? Может, еще как может! С какой стати человек, избавивший страну от вступления во вторую мировую войну, будет уступать свое кресло другому?
Пусть расскажут это ночному колпаку Плешивого Мыстыка!
— А ну, удалые!
Все, кто видел мчащийся по мостовой фаэтон Плешивого Мыстыка, в котором рядом с председателем вилайетского комитета восседал «ревизор ревизоров», терялись в догадках: куда бы это они могли ехать?
— А не надумал ли «ревизор» вступить в Новую партию?
— Иначе зачем бы он стал садиться в один фаэтон с ее председателем?
— Видный получится из него депутат.
— Ты погляди, как он одет! Такой и в депутаты выйдет, и в министры…
— Значит, оправдали?
— Мало того! Он этих судей разнес в пух и прах!
— Вот молодец!
Сопровождаемый толпой любопытных, фаэтон остановился возле вилайетского комитета Новой партии. Плешивый Мыстык ловко соскочил с козел, помог сойти «ревизору ревизоров» с супругой. Вслед за ними вылез расстроенный председатель. Всю дорогу он не переставал возмущаться этим «невыносимым хвастуном» Кудретом Янардагом. Болтун и краснобай. А руководство не только поддерживает таких, но и протаскивает их в комитет. Что для них закон, порядок, справедливость, истина! Главное для них — завоевать популярность у избирателей. Это даже дураку ясно! Дернул же его черт доложить об этом типе руководству!
Мысли председателя были прерваны Кудретом, который как бы вскользь заметил:
— Здание очень уж ветхое, mon cher.
— Что вы сказали, эфендим? — рассеянно спросил председатель.
— Сказал, что здание чересчур уж ветхое. Несоответствие формы и содержания — старая проблема!
Председатель воспользовался случаем и парировал:
— Форма на совести правящей партии. Для нас важно содержание — только содержание.
Кудрет Янардаг остановился и с нескрываемой иронией спросил:
— Вы полагаете, что изрекли нечто значительное?
Председатель, он же один из прославленных адвокатов города, в сердцах ответил:
— Не значительное, а отражающее истину!
— В чем же заключается, по-вашему, эта истина?
— В том, чтобы действовать в соответствии с нуждами и интересами народа.
— Народу нужна подлинная свобода религии и отправления религиозных культов, а вам?
— Мне лично? Об этом не стоит говорить, поскольку мое влияние весьма ограниченно. А вот принципы нашей партии…
— Слушаю вас…
— Если народ и требует подлинной свободы религии и отправления культов, то в настоящее время мы вынуждены действовать не столько в соответствии с его требованиями…
— Только что вы утверждали, что содержание для вас важнее формы.
— Совершенно верно! На этом принципе мы и строим свою политику.
— Иншаллах, вы в этом преуспеете…
Когда они стали подниматься по деревянной лестнице, ступеньки так отчаянно заскрипели, что заглушили благородное поскрипыванье туфель Кудрета Янардага.
На лестничной площадке второго этажа Кудрет остановился и громко, чтобы слышал председатель, шедший чуть позади, обратился к Нефисе:
