Акарат а Ра, или Исповедь военного летчика - Сергей Михайлович Крупенин

веток, визга кабана и звука падения грузной туши в яму. Михаил остановился. Ноги дрожали от усталости. Воздух из легких вырывался со свистом. Перед глазами плавали разноцветные пятна. Он оперся на ворота и, стараясь привести дыхание в норму, даже не заметил, что они начали открываться вовнутрь поселения. Он чуть не рухнул, но удержался и вскинул руку с монтировкой, которую так и не бросил. Этот жест носил лишь демонстративный характер. Никаких сил для драки у него просто не было.

Из-за приоткрытой створки ворот осторожно выглянула лохматая голова, увенчанная пером птицы, торчащим вертикально. Два голубых глаза смотрели на Михаила с опаской, но не злобно. Михаил продолжал стоять, изображая готовность отбить атаку. Но атаки не было. Сцена явно затягивалась и из вестерна превращалась в комедию. Михаилу даже просто держать свое оружие было в тягость, и он опустил монтировку. Это подвигло аборигена высунуть туловище, одетое в грубую домотканую ткань с элементами звериных шкур. Он показал Михаилу руки без оружия и вопросительно кивнул на его монтировку. Тот сообразил, что именно она мешает аборигену выйти из-за ворот. Михаил засунул ее за пояс и закрыл полой свитера. Абориген окинул Михаила контрольным взглядом, отмечая с удивлением необычность его одеяния, и вышел из-за своего укрытия. Особенный интерес вызвали кроссовки Михаила. Абориген даже взглянул на свое мохнатое подобие мокасин для сравнения. Результат сравнительного анализа обуви не был озвучен.

– Здравствуй, путник! Мы тебя ждали еще с утра, но ты задержался.

– ?

Михаил готов был услышать что угодно, и русскую речь в том числе. Уже попривык в прошлых приключениях. Но то, что его, оказывается еще и ждали, было слишком.

– Вождь сказал, что ты придешь утром и приведешь нам кабана. Мы вчера весь день рыли яму.

С гордостью сказал абориген и показал рукой на яму с секачом, который уже затих на дне.

– Да, задержался чуток. Кабана выбирал покрупнее. Хотелось вас порадовать.

Михаилу наконец вернулась способность дышать и разговаривать. Ну и что тут еще можно сказать? Полный абсурд. Времена доисторические какие-то. Тебя тут ждут, да еще с подарками. А если ждут, то почему не встретили раньше, а дождались, пока он, как дурак, не нарвался на секача и не «привел» его к поселению? Это же могло закончиться очень грустно, споткнись он, к примеру, о коряжку какую. И гость пропал бы, и подарок свалил бы наслаждаясь победой. По делам своим свинским.

– О, ты великий охотник! Мы очень рады. Кабан очень большой. Заходи, вождь ждет тебя.

Михаил не стал распространяться о своем реальном «величии» и молча двинул за провожатым. Ноги еще плохо слушались. Тот тщательно закрыл створку ворот и повел Михаила мимо крытых ветвями деревьев хижин из нетолстых стволов деревьев общим числом около двадцати. Перед каждой хижиной был сложенные из камней примитивные очаги. Некоторые из них горели, и на них что-то жарилось. Между хижин на жердях сушились размозженные волокна лиан для плетения материала одежды. Людей не было видно, но из темноты хижин, усугублявшейся яркостью дня, за ним явно следило множество глаз. В дальнем углу поселения был большой загон с козьим стадом. По территории поселения вольно бегали с десяток собак. По виду они сильно смахивали на шакалов, но вели себя также, как и собаки в его времени. Кое-где к высокой изгороди были пристроены площадки из того же материала. Очевидно для постов охраны. В одном из углов изгороди из-под земли бил заботливо обложенный плоскими камнями небольшой ключ далее небольшим ручейком вытекающий за пределы изгороди. Металлических элементов крепежа или инструментов Михаил нигде не заметил. Он обратил внимание, что нож, притороченный у его провожатого на поясе за спиной, был из кости какого-то крупного животного. Далековато заехал! Подумал с тоской. Выберусь ли отсюда?

Они подошли к навесу из тех же ветвей, что и крыши хижин посреди которого была расстелена большая мохнатая шкура. Похоже медвежья. На ней сидел, скрестив ноги, пожилой абориген, одетый так же, как и его провожатый. Лишь количество перьев на такой же лохматой голове было существенно больше. Они торчали пучком привязанные кожаным шнурком вокруг головы. Пронзительный взгляд таких же голубых глаз, как у его провожатого, внимательно изучал Михаила все время их приближения.

– Здравствуй, путник! Я рад приветствовать тебя в нашей деревне. Садись. Мы ждали тебя. Я вождь этого племени.

Он приглашающим жестом показал на шкуру. Михаил попытался сесть, но засунутая за пояс джинсов монтировка, мягко говоря, не позволила это сделать. Джинсы угрожающе затрещали, а монтировка больно уперлась в… Ну не важно куда. Он вытащил ее и увидел, как напряглись хозяева. Михаил поняв, что совершил оплошность, положил монтировку подальше в угол беседки и, наконец, уселся напротив вождя. Его провожатый тушканчиком вытянулся слева, не сводя с нее глаз. Вождь махнул ему рукой в сторону хижин и тот бесшумно растворился в ближайшей из них. Сам же встал и, подойдя к монтировке, положил поверх нее отшлифованную его руками палку, служащую ему посохом и, очевидно, оружием.

– Спасибо за кабана, путник. Это очень хороший подарок. Мы сегодня его будем есть. Его хватит на всех. И еще останется на завтра. Племя сможет отдыхать два дня.

– Не за что. Я очень рад, что вам понравилось. А как вы узнали, что я приду?

– Я разговаривал с Отцом, и он сказал, что ты придешь с кабаном. Я должен отвести тебя в Пещеру Созерцания, Он тоже будет с тобой говорить. Но это будет только завтра ночью. А потом ты или уйдешь домой, или вернешься к нам жить. Навсегда. Мы будем заботиться о тебе.

Кто такой Отец, Михаил спросить поостерегся, но почему завтра ночью? А еще перспектива остаться жить в этом милом поселке навсегда! У него засосало под ложечкой. Нетронутая природа, все такое. Красота. Но он не из этого времени, черт возьми! Да я вообще-то к жене ехал с сюрпризом. Осознание того, во что вляпался тихо вползало в душу. От этого становилось плохо. Но все же появилась надежда! И он начал осторожные расспросы.

– А почему завтра ночью?

– Ты должен пожить у нас. Мы будем рады. Особенно молодежь. Они такие любознательные. Им бы все новенькое. Не знают, чего хотят. И старших скоро не будут почитать. А это плохо.