Черное золото королей - Мария Жукова-Гладкова

Но зачем ей мои дети? Или я – уже списанный материал и мне в самое ближайшее время следует ожидать пулю в затылок или чего-то подобного? Кто я? Какая-то невестка. А Катька с Витькой – родные внуки, дети любимого и неповторимого Лешеньки, который больше детей иметь не может. От меня избавится, детки остаются. Наследники нефтяной империи. Отправит их учиться в Англию или Штаты, потом приобщит к семейному делу…

Хотя…

А почему я поверила Мурату?

Зачем ему было выяснять местонахождение моих детей, даже не поговорив со мной? Саша-Матвей, конечно, мог сказать о моей цели прибытия в этот особняк, но… Какое дело Мурату до меня?

Я подняла на него глаза. Хабибуллин опять словно прочитал мои мысли.

– Если пожелаете, завтра можем заехать в райсовет, – спокойно сказал Мурат. – Для меня откроют и покажут все регистрационные документы. Правда, вы также сможете поговорить с охранниками, стерегущими ваших детей. Думаю, они ответят на все ваши вопросы. В особенности если мои ребята велят им это сделать.

Мурат усмехнулся.

– А если я вам все равно не верю? Любые документы можно подделать. Да даже если дом в самом деле зарегистрирован на Надежду Георгиевну… Вы сами могли им воспользоваться, а она о нем забыла. Мало ли у нее недвижимости.

Хабибуллин от души рассмеялся.

– Оленька, – сказал он, вытирая глаза, – в этом домике-прянике ваша свекровь регулярно встречается с молоденькими мальчиками, которых она так полюбила в последние годы. Вы бы, кстати, о ней как-нибудь роман написали. С посвящением. Думаю, пользовался бы большим успехом. И Матвея Голопопова возьмите в соавторы. Он вас может фотографиями снабдить. Не думали попробовать опубликовать опус со снимками, демонстрирующими описываемые вами события?

Хабибуллин продолжал разливаться соловьем, рассказывая, как Саша-Матвей и его редакция подкупили охранников Надежды Георгиевны и те установили в спальне соответствующую аппаратуру. Надежду Георгиевну не любят – поэтому и постарались. Саша-Матвей снимки не опубликовал, а получил с моей свекрови кругленькую сумму, ей отдал негативы. Но часть снимков (в частности те, что сегодня демонстрировались мне, – Надежда Георгиевна с убитым Толиком) оставил у себя на всякий случай.

– Он получил с нее деньги?

– А вы думали, он такой честный-пречестный? Ха-ха!

Мурат сказал, что еженедельник публикует только десятую часть снимаемого материала – в основном малоизвестных бизнесменов средней руки, для которых появление в еженедельнике – своеобразная реклама, артистов и певцов, желающих хоть как-то засветиться перед публикой. Они не подают исков, наоборот, рады. По-настоящему серьезных людей «Скандалы» публиковать боятся. Иногда шантажируют. И то не всех – а тех, шантаж которых, как им известно, сойдет с рук. Иногда шантажируют по заказу. Опыт съемок и очень хорошая аппаратура у них есть, вот их и нанимают серьезные люди.

– Как вы думаете, почему Надежда Георгиевна терпит эту компанию у себя во дворе? Ведь не просто же так? Неужели у нее не нашлось бы возможностей их выселить? Из-за снимочков, Оля. Голопопов за деньги отдал ей негативы. И они договорились: он ее больше не снимает. При условии, что она не мешает ему снимать других. Это Надежду Георгиевну устраивает. Когда знакомые предъявляют ей претензии, она отвечает: со всеми вопросами – в «Скандалы». Ничего не могу поделать. – Мурат рассмеялся. – Про Матвея Голопопова я могу сказать: слово держит. И не только в случае с вашей свекровью. Если обещал не печатать снимки – не печатает. Правда, снимать продолжает. – Мурат усмехнулся.

Я смотрела на свои коленки. Кто только придумал эту стеклянную столешницу? И зачем? Чтобы рассматривать свои колени и носки?

– Вы, как я понимаю, глубоко разочаровываетесь в неподкупном журналисте Матвее Голопопове, – продолжал Хабибуллин, посмеиваясь. – Абсолютно неподкупных людей нет, Оля. Каждый человек имеет свою цену. У каждого есть слабое место. У Матвея, кстати, это деньги.

Я вскинула глаза на Мурата. Он повторил то, что я уже знала: Саша-Матвей не может жить без казино. Это его болезнь, его страсть. За границей страсть к игре уже лечат, как алкоголизм и наркоманию. Но болезнь встречается и в наших широтах. А «больным» требуются деньги. Саша-Матвей зарабатывает их доступным ему способом.

– Не верю, что нет неподкупных журналистов, – твердо сказала я.

– Конечно, во все времена встречались фанатики, – усмехнулся Хабибуллин. – Не имеющие семьи, привязанностей и скелетов в шкафу. Но их быстро убивали. В наше время тоже есть примеры. А все остальные – люди. Да взять хотя бы вас, Оля. Например, у вас есть какой-то компромат. На кого угодно. И вы собираетесь его опубликовать. И тут в заложники берут ваших детей. Что вы выбираете?

Я молчала, глядя на свои коленки.

– Вот вам и пример. Вы выберете своих детей.

Внезапно я застыла на месте, потом встретилась глазами с Хабибуллиным.

– Но у меня нет никакого компромата, – полушепотом произнесла я. – Ни на кого. И на Надежду Георгиевну тоже.

В голове судорожно мелькали картинки. Что я такого знаю про свекровь? Про ее партийную карьеру? Сплетни ее бывшего мужа? Теперь узнала про любовь к молоденьким мальчикам? Что?!

Хабибуллин внимательно наблюдал за меняющимися выражениями моего лица. Потом мягко спросил:

– Ничего не надумали?

Я покачала головой.

– Может, вы сами не понимаете, что вам известно. А сидите на бочке с порохом.

– Но она ничего не требовала!

– Пока.

Я опять погрузилась в размышления. Надежда Георгиевна вообще-то требовала, чтобы я в понедельник вышла на работу в «Алойл», в главный показной офис. В пятницу я представляла «Алойл» на презентации. Меня уже многие видели как нового коммерческого директора. Она взяла детей, чтобы обеспечить мой выход? Неужели я ей так нужна? Но зачем?!

Почему-то вспомнился Толик. Толика убили в пятницу. В выставочном комплексе. Виталий Суворов? Который, как говорили мне в милиции, работает на семью Хабибуллиных. Но он может выполнять заказы и других лиц. Почему бы не подхалтурить за хорошие деньги? Но почему убили Толика? Надежда Георгиевна решила избавиться от любовника, который тоже, не исключено, ее шантажировал? Или она решила, что он участвовал в организации съемки Сашей-Матвеем? Или просто слишком много знал о ее делах?

Потом я подумала о том, что находилась рядом со всеми зарезанными острым ножом. Вначале с Лешкой, которого, к счастью, не убили, потом с Жирным, второго депутата тоже видела в доме, вместе с Толиком пришла на презентацию. Не собирается ли Надежда Георгиевна каким-то образом подставить меня? Но как? И зачем?!

– Навряд ли, – заметил Мурат, когда я выдала ему свою версию. – Вы, Оля, должны знать что-то убойное. Возможен, правда, и еще один вариант. От вас потребуют что-то сделать. То, что вы не сделали бы никогда и ни при каких обстоятельствах. И сделаете только ради спасения своих детей.

Я закрыла глаза. Что это может быть? Убийство? Смогу ли я убить, чтобы сохранить жизни Катьке и Витьке? Об этом не хотелось думать.

– У меня будет к вам одно предложение, Оля, – тем временем заговорил Хабибуллин, возвращая меня к действительности.

Я встрепенулась. Потом сжалась.

– Не бойтесь, – улыбнулся мужчина. – Я не сделаю вам ничего плохого.

Я не верила. Мурат это понял и повторил то, что говорил вначале: против детей он не играет. Не хочет, чтобы кто-либо когда-то сказал: Мурат Хабибуллин берет в заложники детей. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. В первую очередь он должен думать о своей репутации, которая в данном случае может пострадать: кто поверит, что Катю с Витей взяла в заложники родная бабушка? Мурат сам не понял пока, какую игру затеяла Надежда Георгиевна, но не исключает варианта, что она планирует всех собак навешать на него, а совсем не на меня.

Более того, Хабибуллин никак не может разобраться в происходящем. («И этот завел ту же песню!» – пронеслась мысль, но вслух я ничего не сказала.) Он до сих пор не понял, почему было совершено покушение на Алексея Багирова.

– Так это не вы?! – растерянно спросила я.

– Нет, Оля. – Хабибуллин вздохнул. – Хотя признаю: все было обставлено таким образом, словно покушение организовал я. Более того… Насколько мне известно из своих источников, вы опознали преступника?

Не видя смысла это скрывать, я кивнула.

– У этого человека никогда не было осечек, Оля. Никогда. Он не мог не убить вашего мужа, если бы хотел убить… Возможно, мои слова покажутся вам бредом старого идиота… Но я думаю, что Виталий бил так, чтобы как раз НЕ убить. Только вот с какой целью?

Мурат помолчал немного и добавил, что в последнее время не может состыковаться с Виталием Суворовым. Не отвечают никакие известные Мурату телефоны. Виталий не выходит на связь, хотя ему было уже подано несколько условных сигналов. Это кажется странным.