Лесник (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

Глава 32

Он не остановил ее, хотя мог. Слишком много эмоций, ран, предательства и боли. Улф чересчур близко к сердцу воспринял измену друга и соратника, его мысли были заняты этим. Думать в таком ключе Соне было легче.

Улф был способен кинуться с ножом на стаю бандитов, голыми руками схватить за горло куницу, но оказался не в силах остановить уезжающую от него женщину. Он не смог найти слов, возможно, ждал, что сама Соня что-то скажет, но и она не решилась, ей было страшно. Соня ревновала и безумно завидовала женщине, которой больше не было. Ужасная безысходность и дикая несправедливость.

Удивительно, вернуться на родину, если у тебя нет документов, оказалось не так уж и сложно. Она обратилась в полицейский участок за справкой об утере паспорта, сделала пару фотографий и посетила посольство, где взамен утраченного паспорта ей выдали свидетельство о возвращении в Россию.

В полиции Соня рассказала о том, что произошло с ней на стоянке автобуса и все что случилось позже в лесу. В ее действиях состава преступления никто не нашел, потому Соню отпустили. Она согласилась сотрудничать со следствием. Ее предупредили о даче показаний на суде и о необходимости вернуться через некоторое время в Швецию. Улф ходил за ней тенью, а Соне хотелось, чтобы он просто оставил ее в покое, перестал сыпать соль на рану своим идиотским молчанием и помощью, будто они какие-то друзья-товарищи или того хуже приятели по несчастью.

Лесник выглядел уставшим, разбитым и выяснение отношений явно не входило в его планы. Соня едва сдержала слезы, когда, разжав свои ладони и пожелав удачной дороги, он отпустил ее навсегда. Но если быть совсем уж честной перед самой собой, то Соня не смогла сдержать слез. Она рыдала, уткнувшись носом в иллюминатор, наблюдая за тем как пушистые облака, медленно проплывают мимо. А что он, в самом деле, должен был сказать? «Нет, я не любил жену, нет, я не валялся пьяным, забывая есть и спать, когда ее убили, и только благодаря Юхану, нашедшему для меня задание в лесу, я смог оправиться. И вдруг оказалось, что он гребанный предатель, а я встретил ту, что похожа на нее и старое дерьмо всплыло наружу!»

Соня вернулась в Москву. Ее все время спрашивали: какого это, побывать в плену, заблудиться в лесу, как ей удалось пережить все это? Но никто не знал, что самым тяжелым испытанием стала боль совсем иного рода. Каждое утро она просыпалась в мокрой от слез постели и чем дольше была Соня вдали от лесника, тем больше понимала, что он именно тот, ее человек. Однажды она осознала, что ничего не ела почти два дня. Соня и понятия не имела, что способна плакать так долго. Когда ее самолет взлетел, она попыталась убежать от него и себя, оторваться от безумного огня, вспыхнувшего между ними, но оказалось, что новая Соня не способна жить старой жизнью. Даже расстояние в тысячи километров не разрывали, а соединяли ее с ним. Соня была слабее этого чувства и абсолютно бессильна перед пожаром в собственной груди.

Кто-то скажет, как можно влюбиться в человека, которого знаешь так мало? Может и нельзя, но Соня любила. Она не была романтической дурочкой или витающей в облаках мечтательницей, просто ни один мужчина не мог сравниться с ее лесником. Он как будто выжег свое имя на ее сердце, Соня не могла без него ни жить, ни дышать.

Но однажды утром в ее квартиру вломилась подружка, Олеся Сочинская, та самая, которой Соня цитировала поэта Андрея Дементьева, описывая их с Данилой отношения. Рыжеволосая и очень высокая, она распахнула окна, комнату тут же залило светом. Соня зажмурилась, кутаясь в одеяло и зарываясь лицом в подушку.

— Эй, милочка, ты заливай кому угодно, что страдаешь из-за кучки браконьеров, только не мне. Я тебя со школы знаю, признавайся, какого черта от тебя Данила съехал? Я скорее в НЛО поверю, чем в то, что ты просто так его сама бросила. На тебя же страшно смотреть.

И тут Соня не выдержала, она рассказала абсолютно все, рыдая и захлебываясь, она говорила, говорила, говорила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А нельзя было просто обсудить с этим лесником ваши отношения? — зевнула Олеся.

— Я не могла, — потерла глаза Соня, — я боялась услышать правду, я боялась.

Подруга вздохнула:

— Вечно ты все усложняешь. Просто сказала бы ему, что люблю, не могу. Жена-то померла, он может и не думал про нее, пока этот дед-ловелас не поведал тебе грустную историю. Я в туалет.

— Зато у тебя все просто, — возмущённо крикнула ей в спину Соня, подымаясь с постели.

— Я в туалет, — повторила подружка ещё громче, — блиин, — послышалось из-за закрытой двери, — у тебя нету, ну как бы это приличнее выразится, гигиенических средств? Черт, вечно я забываю про это.

— А какое сегодня число? — прошептала Соня.

— Ку-ку, двадцать девятое, так где мне прокладками разжиться? Сегодня, между прочим, в нашей чудо-организации вечер. Двадцать пять лет со дня создания. Будут все, ты хоть и в отпуске, но я пришла тебя немного развеять, помыть причесать, подкрасить, и под водочку ты вполне себе сойдешь за симпатичную.

Судя по грохоту в ванной, не дождавшись ответа, Олеся нашла то, что ей было необходимо самостоятельно, а затем вернулась в спальню.

— Алло гараж, хватит лыбиться. То рыдает, то лыбу давит. Ты меня пугаешь. Слушай, Соня, я тебя психиатру покажу, нашему из поликлиники районной. Отличный дедок. Поллинарий Демидович, правда, сам немного того, но для настоящего профи — это ведь не помеха.

И тут Соня начала хохотать, на что Олеся лишь покрутила у веска.

— В чем причина несанкционированной радости, можно узнать?

— У меня задержка уже пятнадцать дней.

Подружка залезла на кровать и начала прыгать:

— Урааа! Тебя мужик бросил заграничный и, похоже, заделал тебе, вот это счастье подвалило, даже алименты не вытребуешь! Без пяти минут мать одиночка! Урааа! — еще выше запрыгала Олеся на матрасе.

— Ты не понимаешь, — прошептала Соня, счастливо улыбаясь, — это ведь будет его ребенок. У меня будет ребенок от НЕГО.

***

— Даже прилично получилось, вот не ожидала, что тебя можно так облагородить за полдня. Правда, кормить надо не переставая, но это дело поправимое.

— Если меня кто-нибудь еще раз пригласит на танец, чтобы спросить, что со мной случилось и как я выжила в лесу, я начну убивать, — улыбнулась Соня, накалывая на вилку большой кусок мяса.

— Спокойно чудо-женщина, — поднесла к губам бокал с малиновым напиткам Олеся.

Соня резко взглянула на подружку, слова полоснули по сердцу:

— Прошу тебя, никогда больше не называй меня так, ладно?

— Тише-тише, — она подняла руки и перекрестилась, — вот тебе крест.

Соня разглядывала зал, наполненный людьми и искусственным дымом. Разноцветные огоньки переливались, пересекаясь, переплетаясь и соединяясь в яркие, плотные столбы света. Танцующие пары, сменяли друг друга, изображая то забавно неуклюжие пируэты, то красивые и плавные движения, зал был будто в тумане. Смотря через толпу и накрытые столы, Соня похолодела изнутри, ей вдруг показалось, что она увидела его. Соня грустно улыбнулась, наверное, не скоро она перестанет бредить им. В ней не было ни грамма алкоголя, но все равно ей мерещился Улф.

Соня встала из — за стола. Странно, она не разучилась ходить на каблуках, и даже короткое черное платье не смущало ее. Назойливая подружка зачем-то заставила одеть бежевые сетчатые чулки, затащила в парикмахерскую и накрасила, да так, что Соня удивилась, глядя на себя в зеркало. Давно она не была настолько привлекательной. Забавно, как будто внутри осень, а снаружи весна. Может быть, из-за волны распущенных густых волос и шпильки ее все время приглашают танцевать, а не потому, что им так уж интересно узнать, что там было в лесу. Но кое-что ее грело, то, что она носила под сердцем. Перед парикмахерской она заставила Олесю заехать в аптеку. Тепло разливалось по телу, она не ошиблась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Искусственный туман расплывался, таял и снова подымался вверх. Музыка гремела в ушах, голова немного кружилась, и Соня решила выйти на балкон. Дело шло к ночи, небо было настолько чистым, что каждая звездочка горела ярче миллиона лампочек. Соня опрокинула голову, набирая как можно больше воздуха. Нет, она не будет больше плакать, чудо все-таки случилось. Только ее маленькое, личное чудо.