Серая шапка - Евгений Рубаев

Ванда опешила от такого залпа, а Аркадию тут опять стало плохо, и он потащился в умывальник, где его вырвало разведенным спиртом прямо в рукомойник. Опомнившаяся Ванда издала клич, решив, что она сама разберётся с этим хамом, без милиции:

— Вот теперь убирай! Всё убирай сам, руками!

Аркаша снова наполнил раковину, теперь уже до краёв, так как слив забился харчами местной кухни, которые он изверг вместе с раствором спирта-технаря. Он, не разгибая туловища, нащупал в кармане три рубля и протянул их Ванде:

— На, за беспокойство! Уберёшь здесь!

Ванда зашлась криком. Она стала трясти Аркадия, схватив его за курточку, вопя бессвязное:

— Курва рваная! Рвань позорная! Пазор стрёмный!

Каждое следующее слово у неё рождалось как бы из предыдущей фразы, и эту слововязь она могла продолжать бесконечно. В своё время она выучила все портовые и морские ругательства, чем заполнила потребность в иностранном языке. Согнутый Аркаша метался по холлу, наугад ища руками точку опоры. Наконец, его руки опёрлись об алюминиевый с пластмассовой крышкой столик, заботливо, Вандой же, установленный возле вешалки, чтобы посетители могли положить на него что-либо при одевании. Допустим, взятые «на вынос» бутылки бодяжной водки. Был случай, когда клиент поставил бутылки на пол и сам же пихнул их случайно ногой. Бутылки разбились, распространив запах технического спирта, который перекрывал испарения из лужёных глоток матросов, жарко рассказывавших друг другу одновременно «истории из рейса». Аркаша схватил лёгкий столик, приподнял его над головой и огрел Ванду, как надоедливую собаку. Вот этого она уже не могла перенести!

— Убивают! — вопила она непрерывно.

Но милицию никто вызывать без команды самой же Ванды не спешил. Подоспевшие Толик с Таней увели победителя от рыдающей Ванды. Аркадий, с видом Давида, убившего Голиафа, отдавал назад ей всё, что она посвятила ему:

— Шалава! Шмындра паровозная! Рвань е…учая! Пи…дорванка гнойная!

Его дружно увели его под руки в номер, где он мирно заснул, уставший от сражения.

Но через час его разбудил Толик:

— Аркан! — тряс он его за плечо. — Ванда заяву в ментуру накатала!

Быстро, совершенно несвойственно для пьяного в дым человека, Аркадий оценил ситуацию. Он достал из кармана рубль и скомандовал своему начальнику:

— Иди и купи ей шоколадку!

— Аркан! Какую шоколадку?! Тебя она посадит года на два! У неё вся милиция повязана!

Аркадий судорожно подумал ещё. Решившись, он достал из кармана ещё рубль и вымолвил:

— Тогда… купи ей две шоколадки!

Анатолий, поняв, что его соратник невменяем, побежал улаживать дела. Он долго лопотал всхлипывающей в истерике Ванде, что Аркадий хороший мальчик, что его мама любит! Что он учится в медицинском институте на седьмом курсе. Немного подумав, Толя отчаянно выкрикнул:

— Аркадий учится на гинеколога! Хороший врач будет!

— На гинеколога… — вдруг стихла Ванда, — тогда пусть учится, не буду губить ему карьеру, сколько он женщин спасёт!

Но путь в этот ресторан троице теперь был закрыт. В поисках нового пристанища штаб по спасению экспедиции Рэда перекочевал в ресторан «Беломорье». Сей ресторан был на отшибе, и Толя надеялся, что слухи о буйном характере его подчинённого сюда ещё не докатились. В принципе, все рестораны советского наследия были одни и те же и по интерьеру, и по сервису, и по кухне. Поэтому, если человек сильно подвергался воздействию раствора этанола, а потом на мгновение приходил в себя, он никак не мог понять, в каком городе и ресторане он находится? В Омске, Мурманске или в Москве?

В новом месте играл всё такой же квартет-шалман. Певичка надсадно, но вживую, выводила: «Держи меня, соломинка, держи, когда шторма идут двенадцать баллов!» Это было близко по духу отдыхающим между рейсами морякам. У тех, кто был в рейсе, жёны «стояли на вахте» за своих мужей в ресторане. Оставив двух-трёх детей на попечение мамы или старшей дочки, они изображали из себя участниц кабаре. Одеты они были поголовно в джинсы и кофточки из магазина «Альбатрос». На головах у них красовались парики, привезённые мужьями из рейса. Парики были из нейлоновых волос и очень боялись оплавления при курении. Обряд курения морячки вершили без пауз и отдыха, даже когда танцевали. Танец напоминал своими движениями процесс борьбы пензенских крестьян с нашествием саранчи в девятнадцатом веке. Морячки исступленно вытаптывали каблуками привезённых мужьями аргентинских сапог каменный пол ресторана. Пол был сделан из податливой смеси белого цемента с мраморной крошкой, а женщины носили свои сапоги до степени, когда набойки на каблуке уже утрачивались и из оголенного каблука выступал стальной штырь. Этим-то штырём и наносились мириады щербинок на грязно-жёлтый пол ресторана. …Соломинка никак не внемляла призывам певички и подпевкам морячек. Песню заводили вновь и вновь, а неутомимые моряцкие жёны, не утратившие силы на домашнем хозяйстве и воспитании детей, гвоздили пол со всё возрастающей яростью…

Когда морякам дальнего плавания надоедала тягомотная борьба за крепкую и дружную семью, они привозили с малой родины новых морячек, а вышедшие в тираж вступали в объединение брошенных жён. Целью и задачей которого было: «Вышибание алиментов из подфлажных! — с которых моряки дальнего плавания ясак не платили. «Подфлажными» назывались те самые боны, которые получал моряк, как только судно заходило за остров Рыбачий. Это место по географии называлось «Русский заворот». Там же располагалась банка Федынская, вечный предмет споров с норвегами: «Кто будет на этой территории ловить рыбу и разведывать нефть?», отчего политики называли банку «серой зоной». Но, независимо от серости, подфлажные здесь начинали платить исправно. По закону, алименты платились со всех видов дохода, но только не с валюты!. Очевидно, такую юридическую послабку себе отвоевали те, кто в советское время шастал за рубеж в исключительном порядке — и никто более! И вот морячки в отставке имели идею фикс получать алименты с моряков с учётом их валютного заработка.

Толик, Аркадий и Таня примостились за столиком, где уже сидели вышеописанные дамочки в нейлоновых париках. Они отчаянно дымили «Мальборо» и бросали быстрые взгляды на Аркадия — именно в нём они видели потенциальную жертву, так как Толю мысленно записали за Таней. В своих дряхлеющих от поедания картофеля и чая с сахаром телах они не видели возможности отбить кавалера у такой молодой экзальтированной особы. Аркадий, после вояжа в Североморск унаследовавший условный рефлекс «скотобоязни», с опаской бросал на морячек короткие взгляды и мгновенно отводил глаза, разглядывая под столом точки от штырей каблуков аргентинских сапог. Вскоре такая конспирация ему сделалась невыносима, и он непроизвольно стал искать знакомство среди мужской половины ресторана. Такая манера поведения симулировала признак «голубизны». А может, всё так и происходит? После сексуальных и гастрономический потрясений, каковые Аркадий претерпел в Североморске, молодые парни таковыми и становятся… «Голубые» всё таки не позволяют грубого поведения со своими пассиями. Более того, они сами зачастую становятся объектами нападений свирепых дамочек, под жернова которых намедни угодил Аркадий. Поэтому он непроизвольно искал общения среди особ мужского пола.