Последняя (СИ) - Гусейнова Ольга Вадимовна

– У вас замечательная семья, даки Эйкана, – задумчивый голос вира Адерана заставил меня вздрогнуть. – Такая незыблемая уверенность в родительской любви и поддержке дорогого стоит! И много хорошего говорит о них.

Он невероятно точно и чутко уловил чувства, которые вырвались из глубины моей души. Что ранее я даже не осознавала, но, как выяснилось, подсознательно ощущала: отец – всегда безусловная защита, мама безусловная любовь. Для них мы с братьями и сестрой одинаково равны и любимы, неважно – полноценные или нет. Просто раньше эта истина скрывалась за пеленой детских обид.

– Да, самые лучшие на свете! – согласилась я, признаваясь и самой себе.

Легонько сжав мое плечо в поддержке, вир Адеран улыбнулся и направился к следующему мольберту, а я, отвернувшись, украдкой вытерла слезы со щек.

Синеволосая альва почему-то в смятении наблюдала за драконом света у своей картины. На его лице не отражались эмоции, да и взгляд оставался нечитаемым. Я тоже подошла к ним – и словно нырнула в рассвет над таинственным лесным озером в утренних лучах светила…

В центре водоема вода расходилась золотистыми кругами от игривых пурпурных рыбешек. У берега на мелководье плескались хвойные иголки, в воде отражалась толстая корявая ветка старого дерева, растущего у самой кромки. На ней сидел, о чем-то задумавшись, молодой мужчина в серой рубахе, темных, вероятно, кожаных штанах и босой – альв с синими волосами, заплетенными в сложную косу. За спиной мощный лук и колчан со стрелами. Мужчина с отчаянием и болью стискивал в руке красную ленту, вышитую рунами, словно хотел бросить ее в воду, но не в силах расстаться с этой дорогой его сердцу вещицей. Еще бы, ведь у альв принято дарить своим истинным на помолвку вот такие связующие красные ленты.

Вир Адеран, осмотрев картину, посверлил побледневшую Цирай внимательным, показалось, даже немного грустным, сочувствующим взглядом, а потом предложил:

– Даки Цирай, если захочешь, сегодня же отправишься домой. Мы оба понимаем, что тебе здесь делать нечего. Слишком светлая и ранимая для избранницы изначального, к тому же успела встретить истинного и болеешь душой за его судьбу.

– Что сообщат моей семье? – хрипло, напряженно прошептала Цирай.

Она не боялась выйти из гонки за трон Колыбели Жизни, а переживала, как воспримет ее семья причину возврата.

– Что и семьям других вернувшихся девушек. Ты достойно себя показала, но не подходишь изначальным, – мягко пояснил вир Адеран.

Цирай от волнения сжала кулаки на груди и, сияя синими глазами на дракона света, решительно выдохнула:

– Я буду благодарна вам от всей души, вир Адеран, если меня вернут домой как можно скорее.

– Идите собирайтесь, готовьтесь, госпожа Цирай, чуть позже за вами придут. Мне было приятно с вами познакомиться, – поклонился ей вир Адеран и открыл портал.

Исчезнувшая в нем Цирай оставила после себя оттенок грусти. Мне было жаль, что из нашей группы выбыла такая светлая, добрая, очаровательная и талантливая девушка, и одновременно я радовалась за нее, ведь ее ждет истинный.

Пожалуй, Мадра права: пока ни один изначальный не определился с избранницей. К примеру, Адеран, недолго думая, без горечи или грусти отправил домой девушку, которую оставили здесь только по его желанию, и продолжил смотреть картины.

Следующим было творение Ильдиры. Крылья ирлинги трепетали от волнения, руки периодически сжимались в кулаки, пока вир Адеран изучал ее картину. Я растерянно смотрела на заснеженное пространство на фоне голубого неба и краешек крыши со свисающей сосулькой, огромной, искрящейся, острой. И вот вроде чего уж необычного – сосульку нарисовать, но тающий лед был настолько ярким, пронизанным светом, что я невольно ощутила дуновение весны, радостное предвкушение перемен, когда вокруг еще лежит снег, но в воздухе уже отчетливо пахнет весной. Когда вот-вот мир очнется от зимней спячки и вспыхнет огнем жизни.

– Как красиво! – невольно вырвалось у меня.

Бросив на меня смеющийся взгляд, Адеран согласился:

– Да, даки Эйкана, любой лед растает, согретый любовью и терпением.

Затем подошел вплотную к Ильдире. Она подняла к нему лицо и Адеран непривычным для него, очень сдержанного дракона, вкрадчивым голосом с бархатными полутонами спросил:

– Интересно, чье же сердце ты мечтаешь растопить, а, даки Ильдира? Однако, я приятно удивлен: под маской высокородной холодности и сдержанности в тебе скрыт настоящий огонь.

Белокожая ирлинга вспыхнула симпатичным румянцем, длинные ресницы, дрогнув от смущения и неловкости, спрятали выражение ее огромных черных глаз. Только по этикету требовался ответ, поэтому девушка тихо шепнула:

– Благодарю за столь высокую оценку моего творчества, вир Адеран! Я просто следовала за душой.

Дракон усмехнулся, сверкнув потемневшими глазами, в которых отразился, словно запечатлелся образ прекрасной крылатой художницы. Возможно, он ею серьезно заинтересовался. Почему? Из-за скрытого в ней «огня»? Сосульки на картине? Эх, никогда мне не понять мужчин!

Ильдира не выдержала, отступила, отвела взгляд в сторону и спрятала руки за спину. И вот, что примечательно, это проявление слабости вызвало повторную темную вспышку удовлетворения в глазах дракона. Мое плечо он пожал, просто оказав поддержку, к Цирай не прикоснулся, а вот когда двинулся мимо Ильдиры, ласково скользнул по ее руке от плеча до кисти и на миг сжал пальцы.

Все подмечавшая Кайкусь ревниво поджала губы, впрочем, у ее картины собрались все невесты, поэтому Ильдире досталось еще семь нечитаемых или недовольных взглядов.

– Хм-м… – протянул Адеран, с нескрываемой насмешкой разглядывая золотой зал с алыми штандартами, великолепный трон, Кайкусь, восседавшую на нем и коленопреклоненную толпу подданых разных рас и миров.

В первых рядах у ног рыжей скандалистки, мнящей себя повелительницей, на коленях стояли фениксы в алых нарядах.

Главный зал Дворца Верховной триады Колыбели Жизни мало кто видел, зато слухи ходили, что он сплошь беломраморный и позолоченный, со штандартами с изображением Великого Ранивира и трех его сыновей. А на картине Кайкусь флаги ее клана. Только почему огненные фениксы тоже на коленях?

– Даки Кайкусь, я понимаю, с твоим самомнением только о троне всея и всего мечтают. Но пожалей мое любопытство, признайся, раз об этом никто не узнает: чем тебе родной отец не угодил, что ты и его жаждешь на колени поставить?

Огненный феникс полыхнула, не удержав в себе пламя эмоций. Сжала кулаки, как если бы хотела напасть на дракона. Но, похоже, вовремя вспомнила, что, покинув остров, все невесты обо всем забудут. А изначальные секреты, свои и чужие, прячут надежно. Да и про них самих за тысячелетия существования Колыбели Жизни до сих пор никто толком ничего не знает.

– Слишком много о себе думает! – неохотно процедила Кайкусь. – Считает, что лучше других знает, как им жить…

– Никогда не думала, что когда-нибудь скажу, как сочувствую главе клана огненных фениксов, – выдала Ильдира.

Дернувшуюся было к ней Кайкусь, полыхающую яростным огнем, остудил единственный, но такой обжигающе ледяной взгляд Адерана, что, наверное, не только меня пробрало холодом.

– Даки Кайкусь, в любом случае хочу отметить твое яркое и образное творчество, – сделал неожиданный комплимент вир Адеран и направился к мольберту арахны.

Феникс приняла его мнение за похвалу и успокоилась, смерив остальных невест высокомерным взглядом. Видно, самомнение этой пернатой творческой личности ничто не способно поколебать.

Свиша встретила дракона самым мрачным, не обещавшим ничего хорошего взглядом. Впрочем, как и ее холст, не отразивший ничего интересного: серая паутина на черном фоне с коконом в центре. Однако вир Адеран, взглянув на эту безрадостную, даже пугающую картину, высказал неожиданное мнение:

– Даки Свиша, из любой ловушки всегда есть выход. Причем, часто мы сами себя загоняем в нее, пытаясь всем угодить. Ты сильная, умная, талантливая. Я уверен, легко справишься с любыми, противными твоей душе путами. Если захочешь…