Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв. - Н. Борисов

Православный Восток окончательно признал московского патриарха, однако отвел ему лишь послед­нее, пятое место среди собратьев. Русские дипломаты долго пытались исправить положение и выхлопотать Иову хотя бы третье место, выше патриархов антио-хийского и иерусалимского. Однако здесь они на­толкнулись на столь дружное сопротивление восточ­ных иерархов, что принуждены были отступить. Уте­шением могла служить лишь несокрушимая вера в собственное превосходство, в то, что московский пат­риарх— единственный полноправный иерарх, главный среди своих обделенных судьбой, угнетенных «невер­ными» собратьев.

Разумеется, очень немногие знали о том, как было достигнуто учреждение патриаршества. Да и те не­многие, кто знали, едва ли осмеливались говорить об этом вслух. Официальная версия, которую излагает созданная в XVII в:' «История о первом патриархе Иове Московском», уверяла, что восточные патриар­хи, узнав о желании российского царя иметь собствен­ного патриарха, «с радостию собор собравше вселен­ский, подписашася вси... и послаша оне с тою под­писною грамотою святейшаго Иеремию, патриарха Царяграда, да поставит в Велицей России в царству­ющем граде Москве патриарха»[114].

Достигнутое не совсем чистыми средствами уч­реждение патриаршества было тем не менее круп­нейшей политической победой России. Оно символи­зировало международное признание ее исторических заслуг и духовной самостоятельности. В Москве по случаю этого события были устроены пышные тор­жества. Новый патриарх в сопровождении духовен­ства, бояр и многотысячной толпы объехал вокруг Кремля на «осляти».

Патриаршего «осля» вел под уздцы сам Борис Годунов. Это был его первый крупный успех как главы боярского правительства. Учреждение патриар­шества «бысть начало гордыни его», отмечали совре­менники. В лице нового патриарха он обрел верного, деятельного помощника.

В январе 1589 г. высшее духовенство имело все основания праздновать победу. Сбывалась давняя мечта об особом историческом предназначении мос­ковского православия. Возрастал его авторитет внут­ри страны и за ее пределами.

Некоторые из «князей церкви» имели и другие, вполне конкретные причины для ликования. Вслед за митрополитом Иовом, ставшим патриархом, «шаг вперед» по служебной лестнице сделали еще целый ряд иерархов. Поскольку патриарху подобало иметь под своим началом митрополитов, четыре архиепис­копа— новгородский, ростовский, казанский, крутиц-кий — были возведены в это достоинство. Пять епис­копов— вологодский, суздальский, смоленский, ря­занский, тверской — стали архиепископами.

Патриарх Иов обещал духовенству открыть еще 8 новых епархий, однако вспоследствии не сдержал слова[115].

Сделав высшим иерархам щедрый подарок в виде патриаршьей кафедры, Годунов тем самым надолго, практически до последних дней своей жизни заручился их поддержкой. Иерархи закрывали глаза на жесто­кие расправы правителя с его политическими против­никами, поддерживали его кандидатуру при «избра­нии на царство», проклинали с амвона «еретика Гришку Отрепьева».

Необходимо сказать о личности и судьбе первого московского патриарха. Свою карьеру он начал в Старице, небольшом городке на Верхней Волге, осно­ванном в XIV в. тверскими князьями. В 1569 г. Иван Грозный расправился с последним старицким удель­ным князем Владимиром Андреевичем. После этого в городе был произведен «перебор людишек». Для многих он закончился плахой. «Старец» Иов, напро­тив, оказался в чести у царя и получил место игумена в старицком Успенском монастыре. В 1571 г. он был назначен архимандритом московского Симонова мо­настыря — «опричной государевой богомольни». В 1575—1580 гг. Иов возглавлял другой крупнейший московский монастырь — Новоспасский. Наконец, в апреле 1581 г. он был поставлен епископом Коло­менским.

Неизвестно, какие качества Иова привлекли к не­му благосклонное внимание царя. Впрочем, источни­ки свидетельствуют о том, что Иов обладал феноме­нальной памятью и мог наизусть, без книг, вести всю Церковную службу. Кроме того, «глас его был умилен во чтении, громогласуя и добротою чтения у всех сердце, яко огнем, попаляя»[116]. Иван IV сам был от­менным знатоком Священного писания, тонким цени­телем всяческого церковного «благочиния». Вероятно, его привлекли «внешние данные» будущего патриар­ха, а также его покладистый нрав. Царю импониро­вало безоговорочное преклонение Иова перед само­державной властью, забавляла простодушная наив­ность провинциала.

И после смерти Ивана Грозного карьера Иова благополучно развивалась. В январе 1586 г. митропо­лит Дионисий назначил его архиепископом Ростов­ским. Думал ли тогда злополучный Дионисий, что менее чем через год склонившийся перед ним, жду­щий благословения новый ростовский владыка зай­мет его место, а сам он, униженный, лишенный сана за дружбу с врагами Годунова, будет сослан простым монахом в новгородский Спасо-Хутынский монастырь?

11 декабря 1586 г. по воле Бориса Годунова Иов был возведен на московский митрополичий престол. Поднаторевший в интригах и знании слабых сторон человеческой натуры временщик рассчитал верно: не­далекий, но всецело преданный своему благодетелю Иов оказался очень полезной фигурой в той крупной политической игре, которую вел царский шурин. Став патриархом, он  верой  и правдой  служил  Годунову.

Вскоре после избрания Иов позаботился о про­славлении тех, кого считал своими духовными учите­лями— Иосифа Волоцкого и Филиппа Колычева. В 1591 г. Иов установил общерусское празднование памяти главы «иосифлян», сам написал ему канон и отредактировал церковную «службу». В том же году патриарх санкционировал перенесение из тверского Отроча монастыря на Соловки «мощей» митрополита Филиппа. По существу, это было публичное призна­ние его «святости».

В 1595 г. Иов почтил и более ранних своих пред­шественников— московских митрополитов Петра, Алексея и Иону. Он установил особый день (5 октяб­ря) для празднования их общей памяти.

Первый патриарх поначалу пытался навести по­рядок в среде московского приходского духовенства. Однако он не проявил в этой области должной на­стойчивости и твердости. Московские попы по-прежнему сплошь и рядом «спустя рукава» относились к своим обязанностям, мало заботились о нравственном и религиозном воспитании прихожан. Между тем пат­риарх с конца 90-х годов оказался вовлеченным в острую борьбу вокруг престола и почти не имел вре­мени для внутрицерковных дел.

7  января 1598 г. на 41-м году жизни скончался последний представитель правящей ветви «рюрикова дома» слабоумный царь Федор Иванович. Благодаря поддержке патриарха временное правление — «на малое время, покамест бог царьство строит от всех мятежей и царя даст», — перешло ко вдове Федора, царице Ирине Годуновой. После завершения сорока­ дневного траура, 17 февраля, в Москве состоялся Земский собор, который по предложению патриарха избрал на царство Бориса Годунова. Последующие десять дней патриарх, не зная ни минуты покоя, хло­потал о признании нового царя боярами, духовен­ством и московским простонародьем.

В  дело пошли даже древние кремлевские святыни. Иов распорядился взять из Успенского собора зна­менитую икону Владимирской Божьей матери, глав­ную святыню Российского государства. «Чудотворная» была принесена к воротам Новодевичьего монастыря, где находился Годунов, якобы не желавший принять царский венец. «Сий образ матери божии тебе ради изнесохом и тебе ради толик путь шествова цари­ца»,— говорили церковники Борису, «убеждая» его  взойти на престол. Один из современников событий с горечью писал по поводу этого события: «Двигнут бысть тот образ нелепо, двигнута же и Росия бысть нелепо»[117].

Преодолев сопротивление бояр и части высшего духовенства, Иов проложил Борису путь к престолу. В сентябре 1598 г. патриарх в Успенском соборе вен­чал Годунова на царство. По свидетельству одного современника, враждебно относившегося к Годунову, во время совершения коронации новый царь сделал весьма необычное заявление: «И во время святыя литургии, стоя под того (патриарха.—Н. Б.) рукою,— не знаем, чего ради, — испустил (Борис. — Н. Б.) та­кой глагол, зело высок и богомерзостен: «Отче, вели­кий патриарх Иов, бог свидетель сему: никто не будет в моем царстве нищ или беден!» И тряся верх сорочки на себе и глаголя: «И сию последнюю разделю со всеми!»[118].

Однако по иронии судьбы именно Иов оказался косвенным виновником несчастий рода Годунова. Сам того не желая, он подтолкнул Григория Отрепьева на путь, который со временем привел его в Москву как «царевича Дмитрия». В 1601 г. патриарх, заметив грамотного и расторопного чудовского монаха Гри­гория, взял его в свою свиту. Однако когда тот был обвинен в крамольных речах и чернокнижии, Иов не стал выручать своего клирика. Попав под следствие, Григорий не стал дожидаться его исхода. В начале 1602 г. он бежал из Москвы и перебрался в Польшу. Там и произошло его чудесное превращение в «царе­вича»[119].