Агава - Массимо Фелизатти

Пока девушки восторженно озираются по сторонам, он рассказывает, что сейчас на его попечении четыреста мальчиков и девочек: в данных условиях это предел.

— Как вы уже заметили, — говорит он, — в каждой комнате есть телекамера. С одной стороны, это дает возможность персоналу предоставлять нашим подопечным наибольшую свободу, ни на минуту не упуская их из поля зрения. С другой — фиксировать на пленке, можно сказать, всю их жизнь, все привычки, все мелочи, которые могут нам потом пригодиться. Дети просто счастливы, когда имеют возможность увидеть себя на экране, это позволяет им учиться на собственных ошибках и на ошибках своих маленьких друзей и быстрее приобретать необходимые навыки. Кроме того, съемки служат научным материалом для дальнейших опытов.

— Потрясающе!

Мелита, которая уже работала с подростками, в полном восторге.

Дон Траина скромно улыбается.

— Любовь к ближнему — великая сила. Этим несчастным детям я посвятил свою жизнь.

— Но все это… — не выдерживает Франка, глядя вокруг широко раскрытыми глазами, — но все это обошлось, наверно, в целое состояние. Как же вам удалось за каких-то три года…

Дон Траина с добродушно-лукавым видом перебивает ее:

— Провидение Господне, синьорина. И еще — множество друзей, которые, как и я, не могут оставаться равнодушными к переполняющим мир страданиям ближних.

— Все это так, но… — Франке хочется сказать, что для этого потребовались миллиарды — много-много миллиардов. Что же до провидения Господня, то она в этих делах не очень разбирается.

— Мир лучше, чем вы о нем думаете, синьорина, — замечает дон Траина со смиренным видом. — Я искал благодетелей и нашел их. И продолжаю находить… Когда я приехал сюда, здесь был только этот большой дворец — слишком большой и слишком ветхий, чтобы можно было его как-то использовать. И я обратился к людям, стучался в двери, молил, унижался. И провидение помогло мне. Банки открыли свои сейфы. Целый год я работал, неся на своих плечах бремя огромных долгов. Потом мне на помощь пришли добрые граждане, вскоре прибыли и первые дети, нуждавшиеся в лечении и нигде не встречавшие сочувствия. Мы добились кое-каких успехов. Провидению нужно помогать. Наши успехи расположили к нам сердца руководителей государства, областной администрации. Я пригласил сюда государственных инспекторов. Они приехали, сами все увидели и тоже стали нам помогать.

В Беличе18 они почему-то не поехали, а если поехали, то ничего там не увидели, провидение не сработало, думает Франка; ей нужно освободиться от сомнамбулического оцепенения, в которое ввергли ее патетические речи дона Траины о величии его деяний.

А охваченный экстазом дон Траина продолжает говорить; взор его устремлен вверх, пальцы все время играют с висящим на шее медальоном. Поначалу Франка не обращает на это внимания — тик какой-то, и все, а потом уже не может отвести глаз от медальона, цепочку которого дон Траина накручивает на палец. На медальоне изображено странное растение, скорее, дерево, сразу не разберешь. Оно напоминает ей что-то знакомое, но что?

— А где же дети? И специалисты?

С момента своего прибытия девушки не видели никого; это монументальное сооружение напоминает грандиозный собор в пустыне.

— Сегодня суббота, весь технический персонал отдыхает, а дети переведены в новые здания. Я решил, что так будет лучше, поскольку завтра начинается семинар, и не хотелось бы их зря беспокоить: нервишки у них слабые.

Говоря это, дон Траина так и сверлит Франку взглядом. Девушка понимает, что проявлять чрезмерное любопытство опасно. Мелита совершенно сражена увиденным, но обе они никак не могут отделаться от странного беспокойства; железные решетки, конференц-залы, бассейн, залы телезаписи — и полное безлюдье. Ничего здесь не напоминает о благотворительной деятельности, какой они ее себе представляли.

Зачем городку нужна посадочная площадка для вертолетов? И эта новая больница, похожая скорее на гостиницу? Вопросы множатся, но ответа на них ни та ни другая не находят.

Они выходят из здания: за спиной у них — тщательно отреставрированная кирпичная стена старого дома, впереди до каменного забора тянется небольшая лужайка; там теснятся высокие кактусы, среди которых выделяется какое-то могучее растение с широкими листьями и длинным-предлинным стеблем, увенчанным цветком из длинненьких мохнатых метелок; цветок этот называют канделябром, а вот как называется само растение, Франка никак не может вспомнить.

За каменной оградой лишь небо, пустота. У девушки все еще стоит перед глазами иссушенная суровая местность, по которой они ехали сюда.

Кто такой Штиц? Где его искать? — думает она, заставляя себя не отвлекаться от главной цели, приведшей ее сюда. Она помнит, как Проккьо назвал Паоло городок и организацию — «Благие деяния в пользу убогих», — где должен быть Штиц. Может, Штиц тоже примет участие семинаре? А может, он — один из здешних специалистов? Или сам дон Траина? Он приехал сюда всего три года назад, в городке его раньше не видели и откуда он прибыл, не знают. До чего все странно!

Она понимает, что придется все же его порасспросить, пусть он даже и заподозрит неладное. — Как же вы здесь оказались? Почему остановили свой выбор именно на этом месте?

Дон Траина настороженно смотрит на девушку. А она старается придать своему лицу выражение самого невинного любопытства. Франка видит, как он нервно сжимает в руках медальон: даже побелели суставы пальцев. Его глаза темнеют.

— Это долгая история. Не думаю, что она может вас заинтересовать.

— Да что вы! Расскажите, пожалуйста. Вы такой… такой удивительный человек! — Мелита приходит на помощь подруге.

Дон Траина переводит взгляд на нее, словно стараясь разгадать ее намерения; потом, улыбнувшись, сдается:

— Видите ли, все началось с моего деда, а вернее, даже с прадеда. Этот дворец, — он делает широкий жест рукой, — эти руины, которых вы не могли не заметить при въезде в городок, некогда принадлежали князю Патерно. Мой дед, а до него мой прадед были в его доме слугами, садовниками, — ухаживали за княжеским садом. Мой отец привез меня сюда мальчишкой. Князья тогда уже здесь не жили. Все пришло в упадок, вот эта стена — ею были обнесены княжеские сады — тоже начала разрушаться. Из-за стены выглядывала лишь гордая вершина агавы. — При этих словах дон Траина переводит взгляд на медальон, висящий у него на шее. — Я велел вырезать агаву на своем медальоне, это мой талисман. Мысли об агаве, росшей по ту сторону стены, стали каким-то наваждением, они постоянна звали меня в эти края. Когда Пречистая Дева отвратила меня от неправедного пути и указала путь, идя по которому, я могу служить страждущим, я вспомнил о тяжкой доле моего деда — княжеского садовника, и это единственное уцелевшее с тех времен растение показалось мне своего рода символом. Я вернулся сюда.

Дон Траина, опустив глаза, смотрит на медальон. Но в голосе его слышится уже не смирение, а самодовольство.

— Понимаю, — говорит Франка растерянно.

Она действительно понимает, что, даже если этот чело-вех многое скрывает, история, которую он сейчас рассказал, — правда.

Неожиданно резкий смех дона Траины выводит ее из задумчивости.

— Провидение Господне безгранично, — продолжает он. — Возможно, вы действительно меня поняли. Но зачем копаться в прошлом? Вас привело сюда желание собрать материал для диплома. Только ли это? А может, провидение сейчас выводит вас на путь, которого вы пока еще не знаете, но который скоро перед вами откроется?

— Как знать? — Франку поражает двусмысленность ситуации. — Как знать? Провидению не возразишь.

Ты — Штиц, думает она. Неизвестно почему, но она в этом уверена. Агава, дедушка, миллиарды, о которых позаботилось провидение… Провидение ли?

Капитан привел в движение все рычаги, какие только мог, и сейчас испытывает беспокойство. Сидеть без дела ему трудно, а тут приходится ждать. Капитан позаботился о том, чтобы его люди сопровождали выехавшего в Геную Алесси, организовал кое-какую помощь журналисту, но так, чтобы тот ни о чем не догадался. Один из врачей признался следователю, который вел дело о Дондеро, что в течение десяти минут у дверей палаты раненого не было никакой охраны. Кто-то вызвал к телефону дежурившего там полицейского, но вызов оказался ложным. Полицейский подтвердил это. Следователь, заподозрив неладное, потребовал произвести экспертизу рук Дондеро и рабочего, погибшего в результате взрыва. Если бы бомбу подложили они, микроскопические следы материала, из которого она была изготовлена, остались бы у них в порах кожи. Анализ дал отрицательный результат. И вот сейчас следователь допрашивает Алесси. Допрашивает уже более пяти часов. Он вызвал также некоторых сотрудников, ответственных за службу безопасности на «Эндасе», и, как явствует из донесений, подученных капитаном, дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки.