Усадьба Грилла - Томас Пикок

Мистер Принс:

- Всякому удается собрать гостей, отвечающих его вкусу. Иным это легче, иным труднее, но невозможного тут нет никогда. Устраивая этот дом, я рассчитывал часто принимать у себя избранное общество. Благодаря Аристофановой комедии и всему с нею связанному я наслаждался приятной беседой в другом месте. Но я не отказался от своих планов, я только отсрочил их.

Множество мыслей пронеслось в голове у его преподобия. Ему очень хотелось их высказать. “Как хороша была мисс Грилл в роли Цирцеи; как славно играла. Да какое же это избранное общество без женщин? И как холостяк может их пригласить?” Но тогда пришлось бы задеть струнку, которой решил он не задевать первым. А потому, кстати об Аристофановой комедии, он снял с полки Аристофана и сказал:

- Как точно обозначает поэт афинскую комедию в одной этой строчке: “Комедия из всех искусств труднейшее” {Κωμωδοδιδασκαλίαν εἶναι χαλεπώτατον ἔργον ἁπάντων. (Примеч. автора).}. А нынче и не подумаешь, что это трудное искусство, видя, сколько новых комедий ежевечерне разыгрывают на лондонской сцене, а еще больше в Париже, и ведь тешат же они публику, каковы бы ни были их литературные достоинства, не меньше, чем Аристофан тешил афинян.

Мистер Принс:

- С той разницей, что афиняне еще и гордились своим автором, чего не скажешь о нынешних зрителях, особенно когда речь идет о новинках. А уж в так называемых бурлесках нынешних так мало вкуса и истинного чувства, что, на мой взгляд, даже тот, кто смеялся, покуда шел спектакль, оглядываясь на него потом, ничего не может испытывать, кроме глубокого стыда за автора, театр и самого себя.

Когда отобедали и рядом с его преподобием была поставлена бутылка бордо, а бутылка мадеры - рядом с хозяином, который и за обедом не забывал о любимом своем напитке, в последнее время служившем ему почти “единственным питьем и едой”, как эль для капитана с приятелями у Флетчера и Бомонта {“Эль их единственная еда и питье”. - “Презрительная леди”, акт IV, сц. 2. (Примеч. автора).}, его преподобие заметил:

- Я был рад убедиться, что обеды у вас по-прежнему хороши; жаль только, что вы теперь не отдаете им должного, как бывало.

Мистер Принс:

- У одного великого философа было семеро друзей, и каждый день недели один из них с ним обедал. И среди прочих последних своих распоряжений он просил, чтобы полгода после его смерти все в доме оставалось по-прежнему и ежедневно подавался обед для него самого и единственного гостя, приглашаемого в его память, и чтобы один из двух его душеприказчиков (оба тоже философы) по очереди брал на себя обязанности хозяина.

Преподобный отец Опимиан:

- Как я рад, что обязанности хозяина исполняете вы собственной персоной, а не душеприказчик ваш, поверенный либо уполномоченный. Исполняете вы их исправно, жаль только, сам обед не встречает в вас былого одушевленья. Однако мне не совсем понятно, какое отношение имеет feralis coena {поминки (лат.).} душеприказчика и гостя к обеду двух живых людей?

Мистер Принс:

- Ах, ваше преподобие, скажите лучше - обед одного живого человека в обществе тени. Ибо сам я - лишь тень. Лишь тень моей былой веселости.

Преподобный отец Опимиан:

- То-то мне показалось, у вас неприятность какая-то. Но все равно - держитесь совета Горация: “Облегчай ты вином и песней тяжелое горе: они утеху сладкую в скорби тяжелой дают” {Illic omne malum vino canuque levato, / Deformis aegrimoniae dulcibus alloquiis. Epod. XIII {249а} (Примеч. автора).}.

Мистер Принс:

- Так я и делаю, доктор. Мадера и песня семи сестер - мне утешение, да еще какое. Но оно не доходит до тайной печали, терзающей мое сердце, как Рататоск гложет корни Иггдрасиля {250}.

Преподобный отец Опимиан:

- В северной мифологии, поэтичнейшей мифологии, я глубоко чту Одина и Тора {251}. Их подвиги всегда восхищали меня; и все вместе отлично воспитывает воинский дух. У Лукана есть об этом дивные строки {Pharsalia {252} I, 458-462. (Примеч. автора).}.

Отец Опимиан воспроизвел дивные строки Лукана с большим выражением. Не того хотелось мистеру Принсу. Он ждал, чтобы его преподобие спросил о причине терзающей его сердце печали. Но совершенно независимо от решения доктора ни о чем не спрашивать, покуда юный друг не выскажется сам, несчастная метафора повлекла его преподобие по одной из старых излюбленных тропок, и если б не ожидание исповеди, которую, он знал, предстояло ему принять от мистера Принса, он бы весь вечер мог толковать о северной мифологии. А потому он пресек свою речь и молча потягивал бордо.

Мистер Принс не в силах был более сдерживаться и без введений, без предисловий он рассказал его преподобию все, что произошло между ним и мисс Грилл, ни слова не пропустив из пассажей Боярда, неизгладимо врезавшихся в его память.

Преподобный отец Опимиан:

- Не возьму в толк, в чем же тут огорчаться? Вы влюблены в мисс Грилл. Она готова принять ваше предложение. Чего же вам более по этой части?

Мистер Принс:

- Ничего более по этой части, но семь сестер мне как родные сестры. Будь они и впрямь мне родными сестрами, отношения наши бы не нарушились, женитьба моя не была бы помехой. Но, как мила, великодушна, снисходительна, терпима ни была бы женщина, она не сможет отнестись к некровным узам, как к кровным.

Преподобный отец Опимиан:

- В самом деле, на такое не станешь рассчитывать. Но ведь из этой трудности тоже есть выход. Пусть все семь идут замуж!

Мистер Принс:

- Все семь замуж! Немыслимо!

Преподобный отец Опимиан:

- Не столь немыслимо, как вам представляется.

И тут его преподобие нашел уместным поведать мистеру Принсу историю о семи женихах, расточая особенные хвалы Гарри и заметив, что, если мудрость Noscitur a sociis {Полн.: Noscitur a socio turpive probov(e) hominus meus, - По товарищу, дурному или доброму, познается характер человека (лат.).} верна и в обратном смысле и о друзьях человека можно судить по его качествам, в высоких достоинствах шестерых приятелей Гарри не приходится сомневаться; а к тому же он навел о них справки. Мистера Принса рождественской порой весьма обрадовала новость, которая еще летом повергла б его в уныние. Он тотчас решил, что, раз он так мало ел за обедом, можно на ужин спросить куропаток, ибо кладовая его всегда ломилась от дичи. Куропатки были поданы после обычного пенья в гостиной, и его преподобие, хоть немало ел за обедом, счел невежливым не принять участия в трапезе; припомнив же, как скоротал он ночь после бала, он вызвался сварить пунш, и они допоздна просидели над чашей, беседуя о том о сем, но больше всего о Моргане.

1. ГЛАВА XXXIII

ЗАВОЕВАНИЕ ФИВ

Ἦ σοφὸς ἦ σοφὸς ᾗν,

Ὅς πρῶτος ἐν γνώμᾳ τόδ᾽ ἑβάστασε,

Καὶ γλώσσᾳ διεμυθολόγησεν,

Ὡς τὸ κηδεῦσαι καθ᾽ ἑαυτὸν ἀριστεύει μακρῷ˙

Καὶ μήτε τῶν πλούτῳ διαθρυπτομένων,

Μήτε τῶν γέννᾳ μεγαλυνομένων,

Ὄντα χερνήταν ἐραστεῦσαι γάμων.

Aeschylus. Prometheus.

Мудр, о, поистине мудр

Тот, кто впервые понял и вслух произнес:

С равными нужно

В браки вступать, чтоб счастье свое найти.

Если ты нищ и убог, то богатых, пресыщенных

И родовитых, надменных, напыщенных

Обходить старайся стороной {253}.

Эсхил. Прометей прикованный

Наутро, после того как отец Опимиан отправился в обратный путь лесом, мистер Принс отступил от принятого обычая и призвал Дороти одну в гостиную. Она явилась, трепеща и краснея.

- Сядь, - сказал он, - сядь, милая Дороти. Я должен кое-что сказать тебе и твоим сестрам. Но, по некоторым причинам, я начинаю с тебя. Вероятно, во всяком случае вполне возможно, я очень скоро вступлю в брак, и вам тогда останется последовать моему примеру. А мне сказали, что один из самых прекраснейших молодых людей, какие мне известны, сохнет от любви к тебе.

- Он хороший молодой человек, что верно, то верно, - сказала Дороти; потом, вдруг поняв, в чем она невольно проговорилась, еще пуще залилась краской. И, стараясь загладить промах, она добавила:

- Но я-то по нем не сохну.

- Еще бы, - возразил мистер Принс. - Зачем тебе по нем сохнуть, ты чересчур в нем уверена, и дело стало только за твоим согласием.

- И за вашим, - сказала Дороти, - и за согласием сестриц, особенно старших; они ведь должны пример подавать.

- Не уверен, - сказал мистер Принс. - Покуда, как я понимаю, они последовали твоему примеру. Твой поклонник неустанными своими заботами обеспечил жениха каждой. Ну, а мое согласие ты, безусловно, получишь. Когда ты увидишь Гарри, пошли его сразу ко мне.

- А он уже тут, - сказала Дороти.

- Тогда проси его сюда, - сказал мистер Принс.

Дороти, не без смущения, удалилась. Но сердце ее говорило само за себя. Явился Гарри.

Мистер Принс:

- Итак, Гарри, ты ухаживаешь за девушкой у меня в доме, не спросясь моего позволения.

Гарри Плющ:

- Сэр, я не мог за ней не ухаживать. А позволения у вас не спросил, потому что думал, вы не позволите.

Мистер Принс:

- Как всегда откровенно, Гарри. И ты полагаешь, из Дороти выйдет хорошая крестьянская жена?