Поцелуев мост - Наталия Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федоса я любила сильнее. Федос был моим Федосом, а значит, не любить его было невозможно.
* Тело Есенина нашли в гостинице «Англитер», тогда «Интернационал», впоследствии гостиницы «Астория» и «Англитер» соединили в один комплекс.
Памятная табличка о гибели Сергея Есенина находится на стене гостиницы «Астория».
Глава 16
Наступила на редкость тёплая осень, просто удивительно, насколько комфортная. Обычно промозглая осенняя погода наведывалась в любимый город ещё в начале августа, давая понять, что хорошенького – несколько дней лета, – понемногу, но в этот раз сентябрь радовал откровенно шикарной погодой.
В наших отношениях с Федосом ничего не менялось. В моих отношениях с родными тоже. Одним словом, уверенная стагнация. Не так и плохо, если в комплект входил целый Тор для личного пользования.
Пожалуй, я могу вспомнить только два события, которые произошли в те дни. Первое – Мальвина с Буратино, то есть мы с Федосом, получили главный приз зрительских симпатий на САП-фестивале Фонтанка. Полагался даже небольшой денежный приз. Ну, как «небольшой»? Уж точно больше бабушкиной пенсии, тем не менее, мы приняли единогласное решение перевести деньги в благотворительный фонд, который помогает сиротам. Мы – это Федос и я, бабушке с мамой о первой в своей жизни победе, которая никак не касалась художественного образования, я ничего не рассказала.
И второе – мне перевели деньги за работу моделью и предложили продолжить сотрудничество. От денег, честно заработанных, к слову, в отличие от приза, который свалился на нас буквально с неба, я не отказалась, а вот идею стать моделью решительно отвергла.
Отдельно надо отметить, что бабушка поддержала меня целиком и полностью, что стало едва ли не первым случаем в моей жизни.
– Пусть сами ляжками голыми перед камерами трясут! Ишь, чего удумали! Знаем мы, чем на самом деле мандели эти деньги зашибают! Сто лет не надо тебе такого добра! Чай, не на помойке себя нашла, высшее образование имеется!
На некоторое время я потеряла дар речи, всё, что сумела – кивнуть. Благо, всё быстро встало на свои места. Через пять минут я снова стала тощей немощью, на которую смотреть страшно, потому что есть надо нормально, а не шлындать целыми днями со своим обормотом.
Мало того днём, так ещё и ночью повадилась ночевать у него, теперь хожу – ветром шкандыбает. Ему-то что, кобелю здоровенному, на нём пахать нужно. Да на его довольной харе клейма ставить некуда, когда он меня домой привозит, а вот мне о здоровье нужно думать. О будущем!
Полученный доход я решила потратить с умом. Обновить осенний и зимний гардероб и отложить на курсы бровистов. Я успевала записаться на самые престижные по совету единственного знакомого мне гуру в этой области, Алёны.
Федос мои планы решительно и громогласно не одобрил. Заявив, что купить мне вещей он может и сам. Для чего мне тратить свои деньги, если есть его? Неужели он не купит мне пару-другую пуховиков, штук семь пар зимней обуви и даже шубу, если она мне нужна, конечно. Последний вопрос застал меня врасплох, я пообещала подумать. Правда, нужна мне шуба или нет?
А ещё его возмутило моё благое стремление стать бровистом, лучшим бровистом, на секундочку! В конце концов, у меня было художественное образование, я могла нарисовать что угодно, хоть на Марсе, если это не произведения уровня портрета Адели Блох-Бауэр I, Густава Климта, конечно, не то что парочку симпатичных бровей на женском лице.
— Ты не должна становиться никаким бровистом, — вещал Федос, хмурясь, шипя и запивая своё раздражение тёмным элем.
Мы сидели в пабе, поедали закуски к пиву, причём я, по неведомой мне причине, категорически отказалась от обожаемых мною крылышек баффало и даже от кальмаров в кляре с чесночным соусом — чудеса, да и только! Зато, за каким-то макаром, взяла грушевый сидр и форшмак из сельди с картофельными вафлями, а после и вовсе селёдку с луком и отварным картофелем. Смертельно хотелось солёного, пива же не хотелось совсем.
В общем-то, мне и сидра не хотелось, взяла за компанию с Федосом. Обычно мы напивались вдвоём, а потом занимались отвязным сексом, за который мне никогда не было стыдно. Не оставлять же в этот раз Федоса и его замечательный, академически прекрасный член в гордом одиночестве.
— А что я должна? — посмотрела я на друга, любовника, Криса Хемсворта, Тора, а главное — моего Федоса в одном лице.
— Ничего! — безапелляционно заявили мне. — Я думаю, нет, я уверен, что тебе надо писать картины.
— Почему это? — распахнула я глаза, готовая сорваться в безжалостный спор, скорее с самой собой, чем с оппонентом.
Писать… писать картины — единственное, что я хотела. Сколько себя помнила, столько и считала, что быть художником — моё призвание. По итогам это оказалось самым глупым, никчёмным и бесполезным стремлением из миллиона других, которые я могла бы выбрать.
— Потому что тебе это нравится, — сказал, казалось бы, очевидную вещь Федос.
— Можно подумать, ты занимаешься тем, что тебе нравится, — фырнула я.
— Конечно! — заявил Федос, да так уверенно, что я открыла рот.
Ничего себе заявочки от взрослого, состоявшегося человека, целого бизнесмена, между прочим. Где это видано, чтобы взрослые люди занимались тем, что им нравится? Оставим эти сказки юным школьницам, которой я больше не являлась.
Я точно знала, что мама никогда не хотела работать тем, кем в итоге работала — товароведом. Она забеременела в восемнадцать лет, сразу после школы, потом растила меня, постоянно думала о том, где заработать денег, на что жить, чем кормить, во что обувать единственного ребёнка. Ей точно было не до реализации своих желаний. Если честно, я сомневалась, что она их в принципе помнила, желания эти. Может быть, она хотела стать фигуристкой, трудиться флористом или покорить Эверест. В итоге единственное, что ей удалось покорить — относительную финансовую стабильность для своей семьи: она, я и бабушка.
К слову, о бабушке. Она тоже не поступала так, как ей хотелось, не делала того, чего желала. Всем было известно, что она терпеть не могла Питер с его влажным
