Первый дон - Марио Пьюзо

И вот когда Лоренцо полностью сконцентрировал в своих руках рычаги власти, против семьи Медичи возник опасный заговор.

Все началось с того, что Лоренцо отказался выдать огромную ссуду тогдашнему Папе, который на эти деньги хотел купить Имолу, стратегически важный город в Романье. Папа Сикст пришел в ярость. Этот Папа тоже любил своих родственников, семь его племянников уже стали кардиналами, а Имолу он хотел отдать своему сыну, Джироламо. Когда Лоренцо отказал в ссуде, Папа начал переговоры с семьей Падзи, конкурентами и злейшими врагами Медичи.

Падзи незамедлительно предоставили Папе пятьдесят тысяч дукатов, после чего попросили перевести в их банк счета папства, особенно счет серебряных рудников, расположенных неподалеку от Рима. Но идти им навстречу Папе совсем не хотелось, возможно, потому, что Лоренцо прислал богатые подарки, чтобы задобрить его. Однако до конца напряженность в отношениях Лоренцо и Папы снять не удалось.

И когда Папа назначил Франциско Сальвату архиепископом Пизы, города, принадлежащего Флоренции, нарушив тем самым договор, в соответствии с которым все назначения на такие посты проводились по согласованию с властями Флоренции, Лоренцо не позволил архиепископу занять свой пост.

Семья Падзи имела во Флоренции более глубокие корни, чем Медичи, значительно раньше стала богатой и знаменитой. И возглавлявший ее Якопо, суровый, суховатый, в отличие от обаятельного Лоренцо, ненавидел молодого конкурента.

Архиепископа Сальвату и Франциско Падзи тоже переполняли честолюбие и ненависть. Эти двое добились аудиенции у Папы Сикста и убедили его, что смогут свергнуть Медичи. Папа одобрил их планы. Узнав об этом, Якопо Падзи, безжалостный и злобный человек, присоединился к заговорщикам.

Они решили убить Лоренцо и его брата Джулиано во время воскресной мессы. А потом сторонники Падзи и наемные войска ворвались бы в город и захватили его.

Чтобы Лоренцо и Джулиано оказались в одной церкви, заговорщики организовали приезд во Флоренцию ничего не подозревающего внучатого племянника Папы, кардинала Рафаэля Рарьо. Как и ожидалось, Лоренцо устроил в честь кардинала пышный банкет, а утром пошел с ним к мессе. Сзади них встали два священника, Маффей и Стефано, спрятавшие под сутанами кинжалы.

Сигналом к действиям должен был стать звон колокола ризницы, символизирующий вознесение Господа. В этот момент верующим полагалось опускать глаза, и никто бы не увидел, как священники вытаскивают кинжалы и творят зло. Но брат Лоренцо, Джулиано, не пришел к мессе, а заговорщики хотели убить их обоих. Франциско Падзи поспешил в дом Джулиано, чтобы поторопить его с приходом в церковь. На обратном пути он дружески обнял Джулиано, чтобы убедиться, что под одеждой нет панциря.

В церкви Лоренцо стоял у дальнего края алтаря. Он увидел, как Джулиано входит в церковь в сопровождении Франциско Падзи, и в этот момент услышал колокол ризницы. Глаза Лоренцо в ужасе раскрылись: Франциско выхватил кинжал и всадил в бок Джулиано. И тут же чья-то рука ухватила его за плечо. Лоренцо инстинктивно отпрянул, и сталь кинжала только коснулась, а не перерезала ему шею. Намотав на руку плащ, он парировал удар второго кинжала и выхватил меч.

Обороняясь от священников, бросился к алтарю. К нему присоединились трое его сторонников. Вчетвером они вбежали в ризницу и захлопнули тяжелые двери. Непосредственная опасность миновала.

Тем временем архиепископ Сальвата и убийца, Франциско Падзи, выбежали из собора с криком, что Медичи мертвы и Флоренция свободна. Но население города тут же схватилось за оружие. Солдат архиепископа, вышедших на площадь, разметали и перебили.

Лоренцо покинул ризницу под приветственные крики своих друзей и сторонников. Прежде всего убедился, что молодой кардинал Рафаэль Рарьо жив и здоров, но не шевельнул и пальцем, чтобы воспрепятствовать казни архиепископа и Франциско, которых вздернули на кафедральных окнах.

Обоих священников, Маффея и Стефано, кастрировали и обезглавили. Якопо Падзи выволокли из дома, раздели донага и повесили рядом с архиепископом. Дворец Падзи разграбили, а всех членов семьи навечно выслали из Флоренции.

Вернувшись в город много лет спустя, Чезаре не нашел ни прежней роскоши, ни справедливости.

Улицы являли собой жуткое зрелище, залитые грязью и сточными водами. В переулках лежали мертвые, разлагающиеся животные. Воняло хуже, чем в Риме. Действительно, чумой в городе заболело лишь несколько человек, но население пребывало в столь мрачном расположении духа, словно болезнь уже свирепствовала вовсю. Пока Чезаре ехал по улице, то тут, то там возникали ссоры, и яростные крики отдавались в ушах вместо колокольного звона.

Он подъехал к самой респектабельной гостинице, чтобы снять комнату. Хозяин его не узнал и не хотел пускать на порог, пока Чезаре не сунул золотой дукат в его жадную руку.

Тут отношение хозяина разом переменилось. Он проводил Чезаре в комнату, чистую и опрятную, пусть и с минимумом мебели. Из окна Чезаре видел площадь перед церковью Сан-Марко и монастырь пророка Савонаролы.

Он решил дождаться вечера, а уж потом прогуляться по городу и узнать, что к чему.

Несколько минут спустя хозяин вернулся с большим кувшином вина и тарелкой свежих фруктов и сыра. Чезаре поел, лег на кровать, задремал…

Спал он беспокойно, ему снился кошмар с крестами, потирами и церковными одеяниями, которые летали вокруг него, не даваясь в руки. Громоподобный голос над головой требовал, чтобы он взял золотой потир, он потянулся к нему, но в руке оказался пистоль. И не простой, а стреляющий сам по себе, без его участия. Потом, как и во всех снах, он мгновенно перенесся в какое-то другое место, на торжество, сидел за столом напротив отца, сестры и ее нового мужа, принца Альфонсо. Улыбка на его лице сменилась злобной гримасой, золоченый пистоль выстрелил, разнес вдребезги голову то ли Альфонсо, то ли сестры… сон оборвался.

Чезаре проснулся весь в поту, услышал крики горожан, доносящиеся с площади под окнами его комнаты.

Еще не придя в себя от кошмара, выбрался из кровати, подошел к окну. Там, на деревянной кафедре, стоял проповедник Савонарола. Начал он с молитвы, голос его вибрировал от страсти. За молитвой последовал псалом. Голоса флорентийцев слились в едином хоре. А уж псалом сменили яростные нападки на Рим.

– Папа Александр – ложный Папа, – гремел пророк. – Гуманисты умеют извратить истину и из ничего сделать что-то. Но есть черное и белое, добро и зло, и уж от этой истины даже им никуда не деться: что не доброе – то злое!

Чезаре всматривался в Савонаролу. Худой, аскетичный, в коричневой рясе ордена доминиканцев. Черты лица грубые, но не лишенные приятности. Голова с выбритой тонзурой двигалась в такт словам, так же, как и руки.

– Этот Папа содержит куртизанок, – кричал Савонарола. – Убивает и травит. Священники Рима живут с мальчиками, грабят бедных, чтобы богатые становились еще богаче. Они едят на золотых тарелках и ездят на тех, кто прозябает в нищете.

Горожане все прибывали, и Чезаре заслушался речью этого человека, словно и не знал людей, которых клеймил монах.

Из толпы донеслись сердитые крики, но они прекратились, едва монах заговорил вновь. Все слушали, жадно ловя каждое слово.

– Господь небесный навечно отправит ваши души в ад, и будут прокляты те, кто последует за ложными священниками. Оставьте ваши земные радости и следуйте тропой святого Доминика.

Из толпы выкрикнули:

– Но в твой монастырь еду жертвуют богатые! Ваши тарелки не из дерева, на ваших стульях – мягкие, бархатные сиденья. Вы танцуете под дудку тех, кто платит!

По телу Савонаролы пробежала дрожь, он ответил:

– С этого дня пожертвования богатых будут отвергаться. Монахи Сан-Марко будут есть только то, что принесут им добрые жители Флоренции. Одной трапезы в день нам хватит. Остальное будет каждый вечер раздаваться на площади бедным. Никто не останется голодным. Но это всего лишь забота о теле! Чтобы сохранить души, вы должны отвергнуть Римского Папу. Он – прелюбодей, его дочь – проститутка, которая спит и с отцом, и братом… и с поэтами тоже.

Чезаре услышал все, что хотел, и даже больше. На основании таких улик Папа мог не только отлучить Савонаролу от церкви, но и обвинить в ереси.

На Чезаре Савонарола произвел двойственное впечатление. Он не сомневался как в том, что этот человек видел недоступное другим, так и в том, что перед ним безумец.

Кто еще мог так истязать себя, заранее зная исход? Хотя, кому дано знать, что происходит в голове других, какие там возникают образы? Чезаре пришел к однозначному выводу, что Савонарола опасен и его надо остановить.

Ибо новый состав Синьории мог попасть под его влияние, отказаться от вступления в Святую лигу, тем самым поставив под угрозу планы Папы по объединению Романьи.