Прости, мне плевать, что нельзя (СИ) - Сакру Ана

- Пойдём...пойдём,- шепчу, отстраняясь на секунду, уже мало что понимая. Просто хочу, чтобы наедине, чтобы вместе, чтобы можно было не думать о том, что нас увидят.

- Куда? - хмурится Антон, впиваясь в меня осоловелым затуманенным взглядом. Его глаза, путешествуя по моему лицу, застывают на припухших губах. Рука поверх моей ладони на его члене сжимает мои пальцы, заставляя погладить его.

- Не знаю...куда- нибудь...- рвано выдыхаю и снова тянусь за поцелуем.

Но Антон уворачивается, туман в серых глазах постепенно пропадает. Рука на моей ладони ослабляет захват. Вторая на шее медленно перемещается на лопатки, а потом исчезает совсем.

- Давай фильм смотреть, Лукум, - наконец выдыхает Палей почти ровным голосом. Мягко убирает мою ладонь со своей ширинки.

- Но...- я часто моргаю, пытаясь сдержаться. Как ушат холодной воды. Он меня просто раздавил сейчас. Обида распухает в горле болезненным комком со скоростью света. Через секунду я уже не могу говорить. Крылья носа заметно дрожат.

- Иди сюда, - улыбается Антон, поднимая подлокотник между нашими креслами.

Против моей воли укладывает мою голову себе на грудь. Я чувствую лёгкий поцелуй в макушку и то, как жадно Палей втягивает воздух, зарывшись носом мне в волосы. Жжение в глазах становится нестерпимым, предательская влага всё- таки выступает, повисая на ресницах.

- Смотри, они уже переехали. Мы всё пропустили,- хрипит Антон мне в макушку. Под щекой от речи вибрирует его грудная клетка. Я всхлипываю и смеюсь, утирая слёзы.

- Ага, как жить теперь...-судорожно выдыхаю.

По телу растекается невероятная легкость. Мне так тепло и уютно. Он ТАК меня обнимает. Это какая- то новая, незнакомая мне степень близости. Не имеющая ничего общего с сексом. Я не могу словами объяснить, но точно чувствую, что что-то происходит. Именно сейчас.

- Придётся еще раз идти,- вздыхает горестно Антон, а потом ворчит.

- Припомню тебе, Лукум...

Утыкается губами мне в висок и ведет дальше по линии роста волос, отчего по коже ползут колкие щекотные мурашки.

Я фыркаю, хихикая и пытаясь увернуться. Не получается, только сильнее сжимает в тисках своих рук. Уже откровенно смеюсь. Со всех сторон злобно шикают редкие соседи. Мы быстро ныряем пониже, чтобы Мадина, если обернется, нас не застукала, и наконец начинаем смотреть фильм, лениво дурачась и обсуждая происходящее на экране.

Когда я выхожу из кинотеатра, мои коленки подкашиваются от охватившей нервной слабости и переполняющих эмоций почти так же, как после нашей последней ночи вместе.

Я фыркаю, хихикая и пытаясь увернуться. Не получается, только сильнее сжимает в тисках своих рук. Уже откровенно смеюсь. Со всех сторон злобно шикают редкие соседи. Мы быстро ныряем пониже, чтобы Мадина, если обернется, нас не застукала, и наконец начинаем смотреть фильм, лениво дурачась и обсуждая происходящее на экране.

Когда я выхожу из кинотеатра, мои коленки подкашиваются от охватившей нервной слабости и переполняющих эмоций почти так же, как после нашей последней ночи вместе.

35. 

В машине я опять забиваюсь в самый дальний угол дивана за водительским креслом. Так же кошусь в зеркало заднего вида, иногда перехватывая тяжелый взгляд Антона. Только он теперь не холодный...Тягучий, как расплавленная карамель, и слегка шальной. Кусаю губы, в попытке удержать дурацкую улыбку, рвущуюся из самой глубины души, и отворачиваюсь к окну. У меня больше нет сил думать о последствиях, не хватает духу бояться. Я устала. Устала контролировать себя, уговаривать, убеждать. Устала притворятся, что живу вполне нормальной жизнью. Я теперь точно знаю, как нормально. Вот так, как сейчас. Когда тебе не приходится насильно приклеивать себя к человеку. Когда наоборот разлепиться сил нет...

Мадинка сидит рядом с Антоном, притихшая и погруженная в свои мечты. Блуждающий взгляд, робкая улыбка, тихие вздохи. Палей то и дело кидает на неё насмешливые взгляды, но комментарии оставляет при себе. Тишину в салоне нарушает лишь негромко включенное радио с какой-то электронной музыкой. Сестра отворачивается к окну, и нам теперь вообще ничего не мешает то и дело переглядываться. Я улыбаюсь ему уже открыто, Антон хмурится, недовольный моей наглостью, но продолжает жадно смотреть в зеркало заднего вида. Если бы он вел быстрее, мы бы наверно куда-нибудь врезались.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Вы ведь видели, да? - неожиданно интересуется Мадина, и мы вздрагиваем одновременно, как два преступника, которых чуть не поймали с поличным.

- Мы и ещё человек двадцать,- фыркает Антон, откашливаясь и возвращая всё своё внимание дороге.

- Не сдадите? - тревожный взгляд сестры направлен только на Палея. В моей преданности она не сомневается.

Антон тяжело вздыхает и крепче сжимает оплетку руля.

- Только потому, что ты мне симпатична, Мадиныч, от души советую- забудь! - твёрдо заявляет он,- Это всё кончится в лучшем случае ничем.

- Думаешь, он...- Мадина замолкает, не договаривая и заливаясь душным смущенным румянцем.

-Да нет, успокойся, ты ему и правда нравишься. Насколько я понял, даже очень, - хмыкает Антон, пожимая плечами.

Мадина тут же загорается, словно гирлянда на ёлке, смотря на Палея как ангела, принесшего добрую весть.

- Но,- продолжает Антон ровным тоном, - Отцу моему этот брак ничего не даст. И значит он не состоится никогда. А если ты продолжишь встречаться с Серегой за его спиной, то рано или поздно батя об этом узнает, и плохо будет всем. Не только тебе и мне, но и Косулину, и даже возможно его ни в чем виноватым родителям, поняла меня? Так что, Мадин, пиши Косулину, чтобы забыл, как тебя зовут, если он тебе действительно не безразличен.

В салоне повисает гробовая тишина. Даже радио вместо музыки шипит помехами. Антон щелкает по кнопке и вырубает его совсем.

- Они же тоже...богатые...- едва слышно шепчет Мадина, часто моргая. Её голос подрагивает, выдавая подступающие слёзы.

- Богатые, да, - вздыхает Антон,- Его родители- стоматологи, Мадин. У них сеть частных клиник. Деньги хорошие, не спорю, но это не тот уровень. Ну что они смогут предложить отцу вместо твоих соляных шахт? Зубные протезы? Да и захотят ли вообще? Они обычные честные люди, а ты дочка нерусского убитого криминального авторитета, от которой бедами за километр разит. Извини, но как есть.

- Я могу отказаться от наследства,- хрипит Мадинка, отворачиваясь к окну. Вижу, как подрагивают её худенькие плечи. Всё- таки плачет.

Антон молчит и поджимает губы.

- Можешь, да,- наконец говорит тихо,-Но...Вы два раза виделись. Не торопись ты...По мне, так он того не стоит. Косулин с четырех лет боксом серьёзно занимается. До него вообще медленно доходит. Я ему конечно попытался объяснить, что ты у нас не простая девчонка, но он, блин, твёрдый. Только и бубнит: " не брошу я её, трахнув, ты че, Тох". Серьёзность ситуации от него упорно ускользает. Так что оно тебе надо вообще, этакого мишку?

Антон криво улыбается, поглядывая на Мадину. Я, не выдержав, тоже хихикаю. На что Мадинка пронзает меня гневным взглядом и возмущенно шипит.

- Не всем же быть такими хитро сделанными, как ты, Палей. Если Сережа- медведь, то ты как паук. Ядовитый такой, лохматый тарантул...

Антон ржёт.

- Лохматый то почему, понять не могу? - интересуется у тоже начавшей улыбаться сквозь слёзы сестры.

- Не знаю,- всхлипывает она, смеясь,- Чтоб противней было.

- Ясно...

***

К дому мы подъезжаем взбудораженные и нервно- веселые. Было слишком много сделано и сказано. И ещё больше осталось непроизнесенным вслух, но звенящим между нами давящим напряжением. На небе уже загораются первые звёзды, в воздухе разливается ночная майская нега. И я всё чаще с робкой надеждой кошусь на Антона в ожидании хотя бы малейшего знака от него, что скоро мы проведём ночь вместе. Но он снова отгораживается от меня холодным безразличием. Вот только теперь я точно знаю, что это напускное, и сдаваться я не хочу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})