Зачарованный киллер-2 - Владимир Круковер

Приехал Андрей. Через час он уже сидел у меня за традиционным кофе. Вид у него был удрученный.

— Быстро действует Боканов? — спросил я.

Андрей закашлялся. Потом спросил:

— Что вы с Владиславом не поделили?

— Что нам делить… У него своя жизнь, у меня своя.

Ты лучше думай, как бизнес сохранить.

— А ты этого Боканова не мог бы снять?

— В принципе, если в центральной печати появится статья с намеками на его прошлое… Платите, я не благодетель. Если советов не слушали, то теперь платите. Поеду в Москву, попробую.

Андрей замялся. Он сам намеревался попросить у меня взаймы, подходила очередная выплата за приобретенный в Уфе дом, а доходы были маленькие. Война руководства логично отражалась на деятельности зверинца. Вместо того, чтобы, оставив на хранение все лишнее, быстро передвигаться с площадки на площадку, мы надолго засели нелепо укрупненным дурдомом, без нормального руководства и умного плана работ.

— А что у тебя с Бофимовым? Хитровский говорил, что ты его обманываешь.

— Еще не обманул, но, возможно, обману. У Хитровского своеобразное понятие о порядочности. Когда он послужил орудием ликвидации Бофимова, пусть да же слепым, хотя я в эту слепоту не верю, он о порядочности не думал; Почему, спрашивается, я этого Бофимова не предал, я‑то и не знал его почти? Куда как хорошо было позвонить в Москву Боканову и сказать, что я на его стороне. Кстати, и сейчас не поздно. Гарантирую, что после звонка директором этого бардака стану я.

— Теперь о Бофимове. Он знает, как я за него воюю, знает, что с меня собираются высчитать десять тысяч, которые я почти все ему отдал, знает, что из–за этой мы шиной возни я теряю немалые деньги — мне буквально некогда лечить собак. Где компенсация? Просит в Москву приехать, выступить в его защиту в прессе. И пообещает, что место в гостинице поможет достать. Ну, не наглость? Я должен за свой счет ехать в Москву, платить за гостиницу! Он должен был сказать, что снимет номер, оплатит дорогу и побочные расходы. А он спрашивает, продал ли я казенную обезьяну и когда перешлю деньги? Так что, Андрей, если я его и обману, то это не обман, а компенсация. На хрена я, спрашивается, сюда ехал за тридевять земель, нервы тратил? Для того, чтоб они с Хитровским свалили на меня этот дурдом и развлекались интригами. Обманул! Вор у вора дубинку украл — так правильней. В общем, Андрей, если Хитровский намерен финансировать поездку в Москву, я попробую перекрыть Боканову путь. Только я в этом весьма сомневаюсь. Владислав не та кой убогий куркуль, как Бофимов, но при всей его внешней широкости, он за рубль удавится. Мелочность всегда мешала российским бизнесменам.

Андрей ушел расстроенный. Я уже уселся за машинку. Последнее время мне больше всего на свете хотелось писать. Если и есть у человека предназначенность судьбы, то она виделась именно в литературной деятельности. Будучи журналистом, я от самого факта только отталкивался. Дальше шли обобщения, за которые не любили меня компетентные и правоохранительные органы. Органы, сконцентрировавшие в себе все бесправие режима…

Я не успел довести до конца мысли. Лейтенант милиции постучал в мой домик и попросил следовать за ним. Это был лейтенант из отделения района, где мы стояли больше двух месяцев назад. Право, я не знал, зачем ему понадобился. Но, когда мы сели в машину, он сообщил, что произвел задержание, а об остальном поговорит в отделе.

В отделе он закрыл меня — в чулан — маленькую камеру в дежурной комнате. Я угрюмо уселся на корточки, закурил. Тюрьма преследовала меня, как меченого.

Через час в дежурку втолкнули какого–то мужичка моих лет. Он бодро стрельнул у меня закурить, притулился рядом и весело поведал, что и неделю не успел погулять. Взяли его «за карман», в смысле — задержали во время карманной кражи.

Делать было нечего, мы разговорились. Узнав, что один из сроков он отбывал в Красноярском крае, я поинтересовался, не знает ли он Адвоката.

— Нет, ответил воришка, — я лично с ним не встречался. А знать — знаю, как не знать. Адвоката на «дальняках» все знают.

Мне стало приятно, что моя известность на северных зонах — «дальняках» — не погасла.

Воришка рассказал мне эту историю, уже обросшую романтическими деталями. Оказывается, судя по зэковскому фольклору, замполит после этого застрелился в своем кабинете, а меня на целый год заперли в карцер, но я из карцера переслал жалобу в ООН, оттуда приехали меня спасать, я вышел, как Робинзон, обросший и худой, потому что второй месяц держал голодовку…

До конца все эти кошмарные подробности мне, к сожалению, дослушать не дали. Дверь открылась, и следователь увел меня в кабинет.

Он разложил протоколы допроса и с дотошностыо чиновника заполнил все графы. Потом спросил:

— Сами признаетесь или будем работать?

— В Чем?

— В содействии кражи автомашины «Нива», при надлежащей зооцирку.

— Это что же, я сам у себя ее украл?

— Вы помогли ее украсть у зооцирка, где работаете, и получили за это три тысячи рублей от своего сообщника.

— С чего вы это взяли?

— В этом вас изобличают показания гражданина Н., совершившего кражу, и тот факт, что вы не сделали в РОВД соответствующего заявления, хотя, как я выяснил, перевозкой имущества зооцирка руководили вы.

На сердце у меня отлегло.

— Заявление я сделал буквально через час после того, как узнал о краже.

— Вы говорите неправду. Заявление сделал директор Бофимов, а не вы. Вы даже не помогли следствию, хотя вор к вам обращался, и вы об этом рассказывали директору.

— Послушайте, директор третий месяц в Москве.

Я за директора был все время. И в заявлении моя подпись, где оно?

— Что вы мне сочиняете, — следователь вытащил из папки лист. — Вот Бофимов подписал.

— Неужели не ясно, что если перед словом «директор» стоит черточка, вот, видите, то подписывает кто–то, его замещающий. И подпись моя, такая же, как в паспорте. Вот, смотрите.

Следователь начал чесать в затылке.

— Вы оторвали меня от работы, завезли за тридевять земель. Теперь больше часа добираться обрат но, ваш Волгоград очень неудобно расположен, не город, а кишка какая–то. А все это мы могли в пять минут выяснить у меня в вагончике. Еще в камере с каким–то уголовником проманежили.

— Но как же показания гражданина Н.?

— Это вы у него спрашивайте. Крутит, наверное, не знает, что я заявил сразу. Хотя… У меня сразу после этого происшествия уволился шофер, Хохол. Не вступил ли он в сговор, а то я все недоумевал — по чему он так быстро уволился, даже выплаты премиальных не стал ждать. Я вам дам его адрес, мужик безвольный, можно легко расколоть.

Следователь умел быть благодарным. Он сказал:

— Я вам благодарен за помощь следствию. Но я вынужден взять с вас подписку о невыезде. Степень вины каждого участника этого дела будет определять Суд.

Я даже залюбовался этой машиной марки “”CCT»”: (советский следователь, тупой).

Он заставил меня расписаться в бланке о невыезде, указав город Москву. Вот уж не пойму, почему именно Москву. Я ему не говорил, что я из Москвы, я сказал, что зверинец московский, а я через три дня ухожу в отпуск, не хочет же он мне этот отпуск сорвать?

— Где намереваетесь отпуск проводить?

— По месту жительства, естественно.

Вот он и пишет: Москва. Чудак человек. Совершенно не знаком с деятельностью и повадками аспидов, особенно коралловых. Ну, да бог с ним.

— А как же адрес? — спросил следователь, закончив формальности.

— Адрес мы можем взять только в бухгалтерии. Я, признаться, даже фамилии его не помню, он при мне работал очень мало.

— А это далеко, его новая работа?

— Он перешел на мотогонки, такой аттракцион. И они должны гастролировать неподалеку, в области. Но в любой момент могут уехать в Краснодар, были такие разговоры.

«ССТ» клюнул мгновенно и с охотой.

— Как бы мне его перехватить?

— Взять адрес и поехать задержать. Что может быть проще?

— Но адрес же не с вами?

— Поехали, я выпишу его вам со всеми другими данными по Хохлу.

Через несколько минут мы с комфортом на том же «Москвиче», в котором следователь «производил задержание», ехали в зверинец. Представители компьютеров первого поколения марки «ССТ» мне всегда нравились, главное в общении с ними — переключить про грамму на себя.

— Вы знаете, что сказал Сен — Жюст? — обратился я к нему по дороге. — «Всякий правитель обагрен кровью». Как вы думаете, он имел в виду реальную кровь или символическую? Как образное выражение, метафору?

Этот вопрос напрочь выключил его мозговое устройство. Он только кряхтел, а уже около зверинца сказал зачем–то:

— У нас демократия…

Москва, квартира Верта, 10 утра, 31 декабря 2000 года