Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дано сие гальванеру Дмитрию Иванову, лин. кор. „Гангут“, на право прохода в Мариинский дворец на заседание 20-го января 1918 г.
Что и удостоверяется подписями и приложением казенной и судовой печати.»
На заседаниях профсоюза мне приходилось вместе с другими товарищами выступать против анархистских элементов на ряде кораблей. Борьба с анархистами затруднялась тем, что и в самом Центробалте находились люди, страдавшие этим недугом.
В то время как личный состав восторженно встретил декрет Совета Народных Комиссаров об организации Рабоче-Крестьянского Красного Флота, анархисты протестовали. Им не по душе пришелся предпринятый роспуск Центробалта и судовых комитетов, замена их комиссарами. Анархисты затеяли такие споры, что разбирать их приезжала А. М. Коллонтай, член ЦК партии.
Вред флоту наносили и те матросы, которые уходили с кораблей, мотивируя это усталостью. Уговоры повременить с отъездом до прихода смены на таких действовали слабо.
А между тем положение принимало угрожающий характер. Мы, балтийцы, на себе испытали, как дорого обошлась Советскому государству троцкистская бравада «ни мира, ни войны». Потерпев неудачу в моонзундской авантюре, кайзеровская Германия хоть и пошла на мирные переговоры, но она по-прежнему вынашивала планы нападения на Советскую Республику. Немецким империалистам нужен был только повод. И он нашелся. Его предоставил Троцкий, который, вопреки указаниям Советского правительства о заключении договора, стал на путь проволочек. Это в момент, когда шла демобилизация старой армии и флота, а об организации Красной Армии и Красного Флота только еще были изданы декреты. К тому же на опыте моонзундской операции немецкие империалисты убедились, что английский флот никаких препятствий им чинить не будет. Словом, условия — лучше не сыщешь. И немецкие империалисты их использовали. Они начали захватывать острова Моонзундского архипелага, повели наступление на Прибалтику. Оживилась и финская белогвардейщина, действовавшая в сговоре с кайзеровцами.
Разумеется, тогда мы ничего не знали о провокаторской деятельности Троцкого. Но сразу почувствовали, что нынешняя опасность гораздо больше летней, во время Моонзунда. Тогда наша боевая сила была куда крепче. Теперь же большой некомплект в личном составе, и многие корабли стоят на ремонте. К тому же Балтика скована льдом, из Гельсингфорса не пройти на помощь островам и Ревелю, куда устремился враг.
22 февраля 1918 года, узнав по телеграфу о декрете СНК «Социалистическое отечество в опасности!», главный комиссар Балтийского флота Н. Ф. Измайлов и начальник военного отдела Центробалта А. А. Ружек отдали приказ о мобилизации флота. Приказ звал «на последний революционный бой, в котором или победим, или с честью умрем».
Матросы «Гангута» взволнованно выслушали комиссара Санникова, зачитавшего декрет. Выступили Куликов, Плеханов, Талалаев и я. Мы осудили тех, кто стремился домой, призвали оставаться на корабле в качестве добровольцев.
Дружным голосованием была принята резолюция. Я и сейчас, читая ее, восхищаюсь своими сослуживцами. Какую же стойкость и непримиримость продемонстрировали они в грозный час! Добровольно пошли служить! Вот эта резолюция:
«Мы все, как один, останемся на своих местах до тех пор, пока враг окончательно не будет сломлен. А тех товарищей, которые бессознательно бегут, бросая свои корабли, клеймим несмываемым позором и выкидываем из своих революционных матросских рядов.»[43]
Декрет «Социалистическое отечество в опасности!» помог матросам осознать, какой наступил ответственный момент. Мы рвались на помощь Ревелю, но корабли были скованы льдом. В Ревель из Петрограда вышли ледоколы. Пока же непосредственной нашей задачей оставалась защита Гельсингфорсский военно-морской базы.
Боевую поддержку оказал отряд мичмана С. Д. Павлова, прибывший в Гельсингфорс. Отряд этот сразу же после взятия Зимнего был отправлен в Москву для оказания помощи революционным силам. Боевой путь его оказался длинным. Из Москвы его послали на Север, потом он участвовал в разгроме мятежа Дутова в Оренбурге. И вот через четыре месяца вернулся. Отряд состоял из гангутцев. Запомнились Степан Кирдянов, Дмитрий Круглов, Петр Полещук. Они пришли к нам в гости, поскольку из отряда их не отчисляли, и рассказали о жестоких боях с дутовцами.
К нам доходили слухи самые неутешительные. Поговаривали, что немецкие империалисты со дня на день могут захватить Ревель, где находилось много кораблей. На душе было неспокойно.
Но вот комиссар линкора, вернувшись с совещания, созванного Главным комиссаром флота, объявил, что принято решение о выводе кораблей из Ревеля в Гельсингфорс, а затем и в Кронштадт. Эта весть окрылила матросов.
В один из дней к нам в сопровождении ледокола «Ермак» подошли крейсеры «Рюрик» и «Баян». На них служили мои дружки по гальванерной школе — Иван Кириченко и Александр Коршунов. Мы встретились в кухмистерской за кружкой пива, поговорили. Выяснилось, что в Ревеле уже шли ожесточенные уличные бои. И все же из гавани корабли удалось вывести.
— Вслед за нами два ледокола ведут еще десятки судов, — говорили мне друзья.
Немецкие аэропланы бросали по кораблям бомбы, одна угодила в носовую часть «Рюрика», пробила верхнюю палубу, осколками ранило нескольких матросов.
Выйдя из кухмистерской, мы увидели на ледяном просторе вьющуюся цепочку кораблей. Значит, сумели пробиться!
В тот день Гельсингфорс приветливо встретил 56 спасенных кораблей с техническим имуществом и продовольствием.
Гельсингфорсская военно-морская база и Свеаборгская крепость представляли теперь большую силу. Пусть попробует враг сунуться: он получит здесь сокрушительный отпор. Немецкие войска ограничились оказанием помощи финским белогвардейцам, а сами двинулись сухопутьем на Псков и Нарву.
Врезалось в память заседание в Большом зале Мариинского дворца, обсуждавшее вопрос о войне и мире. Ораторы гневно осуждали немецкую буржуазию, которая вознамерилась задушить нашу революцию, как некогда пруссаки помогали задушить Парижскую коммуну. Но этому не бывать! Все пламенно поддержали декрет СНК «Социалистическое Отечество в опасности», выражали готовность в любой час идти в сражение, призывали к бдительности.
Но по одному вопросу на заседании вспыхнули горячие споры. Вопреки действиям Центрального комитета партии и Совнаркома, направленным на заключение мира, некоторые выступающие рьяно заявляли, что ни о каком мире сейчас, когда немцы наступают, не может быть и речи. На повестке дня должна стоять только революционная война.
К сожалению, на этой точке зрения стоял нарком по морским делам П. Е. Дыбенко, специально приехавший на заседание. Поскольку он был любимцем Балтики, то, казалось, мог бы склонить всех на свою сторону.
Но на заседании были стойкие в идейном отношении большевики, способные к гибкому мышлению. К ним относился 22-летний редактор газеты Б. А. Жемчужин, который теперь стал еще и комиссаром по эвакуации войск и военного имущества из Финляндии. Авторитет у него тоже немалый.
