Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
МВД пыталось убедить Попова, что, внеся лишь небольшие изменения в более ранний проект, можно подогнать его под новые требования. Хотя довоенные планы и не предусматривали высоты в 16 этажей, рассуждал представитель МВД, можно ведь сделать так, что вместе с «башней будет 16 этажей». Попов отнесся к его доводам скептически. «Нам нужно, чтобы сплошной был 16 этажей», – отрезал он. Коллега из МВД уверял, что здание построят хорошо: «Низ дома – гранит, облицовка будет керамикой, которой имеется 16 разных цветов… Строительство этого дома закончим в 1948 году»[420]. Хотя Дмитрий Чечулин и Андрей Ростковский – архитекторы, спроектировавшие более раннее здание, – были оставлены при строительстве на Котельнической набережной, в итоге выросший там небоскреб не имел уже ничего общего с первоначальным домом. Достроили его в начале 1953 года, незадолго до смерти Сталина.
Обсуждали участники того заседания и сотрудничество с коллегами из-за рубежа. В частности, у УСДС имелись тесные связи с американским архитектурным сообществом, установленные еще в 1930-е годы, и говорилось о том, что сейчас они могли бы вновь пригодиться. Другие ведомства, чьи представители присутствовали на заседании, в межвоенный период тоже участвовали в международном обмене знаниями – и просто использовали иностранные технические руководства, и напрямую общались со специалистами-иностранцами. Учитывая долгую историю советского международного сотрудничества в сфере строительства, вопрос о помощи иностранных специалистов напрашивался с такой очевидностью, что Попов, скорее всего, предвидел его. Но здесь он стоял насмерть и даже слушать не желал о том, что советским архитекторам и инженерам необходимо ехать за границу и учиться строительству небоскребов у иностранцев.
Тема возможного участия иностранных экспертов возникла при обсуждении лифтового оборудования. Изначально в постановлении о небоскребах говорилось: «Внутренняя планировка зданий должна создавать максимум удобств для работы и передвижения внутри здания. В этих же целях при проектировании зданий должно быть предусмотрено использование всех наиболее современных технических средств в отношении лифтового хозяйства, водопровода, дневного освещения, телефонизации, отопления, кондиционирования воздуха и т. д.»[421]. Однако, как подчеркнули некоторые участники заседания, без типовых размеров таких элементов, как лифты, процесс проектирования окажется слишком трудным[422]. «Нужно будет с Анастасом Ивановичем [Микояном] поговорить, чтобы он помог нам закупить образец лифта за границей, в Америке», – предложил Иннокентий Онуфриев, заместитель министра тяжелого машиностроения (его ведомству поручили строительство небоскреба на Смоленской площади)[423]. Но Попов был несгибаем: «Имейте в виду, – отрезал он, – что наша страна делает шахтные подъемники, с точки зрения скорости они гораздо лучше, они спускают на двести метров за сорок секунд, а наши дома будут примерно метров семьдесят»[424]. Несколько позже они еще вернулись к вопросу о лифтах, и другие участники заседания тоже отметили важность американских достижений в этой области: похоже, никто, кроме Попова, не считал, что в сталинских небоскребах действительно можно было использовать шахтные подъемники.
Не стройте мелких планов
Несмотря на то что Георгий Попов с самого начала активно участвовал в организации строительства небоскребов в Москве, он никогда по-настоящему не руководил этим процессом. На высшем уровне власти за работу над зданиями отвечал Лаврентий Павлович Берия. Входивший в ближний круг Сталина Берия приехал из Грузии в Москву в 1938 году, в разгар чисток, и возглавил НКВД. В послевоенные годы Берия продолжал руководить органами государственной безопасности, но начиная с 1945 года он курировал главным образом создание советской атомной бомбы. Ловкий манипулятор и умелый администратор, Берия умудрялся сохранять близкие отношения со Сталиным в неспокойные последние годы его правления[425]. В Москве он жил недалеко от площади Восстания, где планировалось возвести один из небоскребов. И когда началось строительство высоток, о ходе работ на каждой из стройплощадок Берии регулярно докладывал один из двух его главных секретарей. В свою очередь Берия регулярно отчитывался о продвижении работ Сталину и, советуясь с ним по некоторым вопросам, получал его одобрение[426].
Сам Сталин считал строительство небоскребов очень важным делом, поэтому неудивительно, что контроль над выполнением проекта осуществлялся на высшем управленческом уровне. Берия не был специалистом по высотному строительству, однако нельзя сказать, что этот новый проект, начатый в 1947 году, так уж сильно отличался от другого проекта, который он курировал. В СССР послевоенной поры между небоскребами и атомными бомбами наблюдались некоторые общие черты. Как и атомный проект, московские небоскребы были тесно связаны с советской внешней политикой, а также с построением и централизацией государства. С точки зрения Сталина, небоскребы должны были прославить Москву на весь мир, чтобы она стала «всем столицам – столица» (как он выразился на одном закрытом заседании в 1949 году)[427]. Если верить Попову, который делал на том заседании подробные записи, Сталин заявил тогда: «Без хорошей столицы нет государства»[428]. Еще он говорил: «Нам нужна столица красивая, перед которой бы все преклонялись… Центр науки, культуры и искусства. Во Франции Париж – это хорошая столица»[429]. Сталин продолжал: «У нас исторически складывалось так, что не всегда считали столицей Москву. Столицей считали Ленинград. Было время, когда даже Сибирь хотела иметь тоже столицу. Это складывалось так, потому что Россия не была собрана»[430]. В глазах Сталина перестройка Москвы была неразрывно связана с единством страны и с ее высоким международным статусом.
Несмотря на свою второстепенную роль в руководстве проектом небоскребов, Попов остается для нас пусть и не всегда надежным, но одним из важнейших источников сведений о том, чтó думал Сталин, когда принимал решения о послевоенном восстановлении Москвы. В частности, мемуары Попова, написанные примерно через двадцать лет после описываемых событий, дают нам редкую возможность познакомиться с архитектурными идеями и устремлениями советского лидера. По свидетельству Попова, именно Сталин предложил взять небоскребы за образец при послевоенной реконструкции всего Советского Союза. «Москва, как столица СССР, в этом отношении шла впереди, – объяснял Попов, – и она призвана была задавать тон, служить примером для других городов». В своих мемуарах Попов представил все так, будто находился в центре событий:
Мне позвонили из Кремля и попросили приехать к члену Политбюро – первому заместителю
