Зеленый поезд (Повести и рассказы писателей-фантастов Сибири) - Виктор Колупаев

Ева выговаривала «и» по-латышски мягко, а «б» — со взрывной твердостью, поэтому у нее «мужики» звучали нежно, а «бабы» клацало, как затвор старого охотничьего ружья… Про «старые времена», наверное, точно, потому что художница Ева Бремзис старину знала хорошо.

Нина невольно перевела глаза на гобелены, которыми была увешана вся комната. Пламенеющие тона узоров и рисунков светились в полумраке, и оживали, двигались прекрасные фигуры — то могучие, то хрупкие, то нежные — и распускались диковинные цветы, и пахли травы, и плескалось янтарное море, и медленные руны «Калевалы» выплывали из глубин време-ни навстречу атомным солнцам нового-века.

Ева перехватила взгляд.

— Любуешься? А ведь я нарочно в этой комнате сижу по ночам. Здесь спокойнее.

Нина молчала, и Ева взялась за блокнот: — Хочешь, новенькое покажу? Это набросок, но хочу вот что-то в этом роде сотворить. К прилету наших мужичков… Чтобы знали, что мы без них не сидим без дела…

Ева поднесла блокнот к самому экрану.

— Нравится?

Это был набросок люмографом, к тому же выполненный в обобщенно-условной народной манере, поэтому Нина не сразу разобрала, что там изображено.

Только постепенно вьющиеся цветные штрихи складывались в части рисунка.

Синие, геометрически ровные скалы…

Зеленое солнце с двумя коронами…

Белый овал неподвижного озера…

Зеленое существо… нет, это скафандр… да, конечно, скафандр, причем можно точно определить марку — САЖО-5, как она сразу не смогла…

Тишина.

Она еще не успела удивиться или растеряться, как тупо ударило в виски, рисунок треснул, и за ним была ночь, и через безмерный провал пространства, рядом, в упор, тускло блестя, разошлись створки скафандра, отдавая беззащитное тело страшному чужому миру…

— Что с тобой, детка? Что ты кричишь?

— Евиня, ему плохо. Евиня!..

На корабле царила радостная суматоха.

В одинаковых серых комбинезонах с откинутыми шлемами, перепачканные и веселые, ученые сейчас походили на ватагу мальчишек, задумавших разгромить сонное электронное царство. Щелкали переключатели, перепуганные автоматы взвизгивали, ошалело мигали индикаторными лампами, пытались мгновенно понять и привести к покою бессистемные возмущения в цепи, но все новые и новые алгоритмы заставляли их напрягаться, а динамики общей связи грохотали в каютах и переходах разными голосами: «Проверка! Проверка!» Злой и расстроенный Кривцов бродил по отсекам, тщательно ощупывая каждый метр матового металла.

В отсеке хронопульсации он едва не упал, споткнувшись о чьи-то ноги. Из-за раскрытого пульта выглянул кибернетик Станислав Свирин.

— Слушайте, отдайте мои очки! Я же знаю, что вы их взяли!

Свирин, пригладив короткопалой ладошкой задорный седой вихор, попытался изобразить возмущение на своем круглом лице:

— Товарищ Кривцов, если вы еще раз спросите меня о своих очках, я отправлю вас месяца на два в прошлое. Я же сказал: спроси у Апенченко.

— Спрашивал.

— Ну и что?

— Он говорит, не брал.

Голос кибернетика по-прежнему оставался серьезным:

— Вполне возможно. На таких планетах все возможно. Лабир! Загадочный минерал! Дозвездная материя. Что с нее возьмешь, с дозвездной материи?

— Ну, ребята, поймите, я без очков не могу считать графики метеорных пушек. Дело же стоит… Хватит…

— Очки в наш век — мелкое пижонство. Надо носить контактные линзы. Немного портят цвет глаз, но зато вполне надежно.

— Слушай, Стае, кончай, ради бога…

— Бога нет…

Неожиданно полоснул по нервам волчий вой сирены.

— Общая тревога!

Стае мгновенно вскочил на ноги.

— Проверка… — хихикнуло в динамике.

Стае погрозил кулаком в пространство и со вздохом отдал Алексею очки, которые оказались в нагрудном кармане.

— Рыжий черт! Все настроение испортил. Шуточки, тоже мне! — Он отвернулся к приборной стене, на которой чернела надпись: «Осторожно! Минус — время!», и пробурчал совсем тихо: — Слышать эту сирену не могу. Раньше ничего, а сейчас… Когда Земля почти рядом…

До Земли было больше тысячи парсеков, и даже лучу света нужно три с половиной тысячелетия, чтобы добраться до этой бесконечно малой и бесконечно родной капли звездного океана, но Кривцов посмотрел на внезапно обмягшие плечи кибернетика и промолчал.

В командном отсеке сочно гудел ГЭМУ — главный электронный мозг управления. Его «голова» возвышалась в центре, за спинками пилотских кресел, огромной плавучей миной времен второй мировой войны.

В многочисленных матовых окошечках скакали зеленые и синие молнии, а шишковидные выросты то светлели до полной прозрачности, то наливались темной терракотой, то угрожающе чернели. ГЭМУ напряженно думал.

Кроме ГЭМУ, в отсеке были двое — капитан и второй пилот Реваз Рондели. Бремзис сидел на корточках возле электронного мозга и, посматривая на сигнальные рожки, подбрасывал в щелкающие челюсти курсографа очередную порцию данных. Пилот, полулежа в кресле, мрачно наблюдал за его работой.

— Ну, как дела, Реваз? Что с надпространством?

— Проверил, капитан. Аппаратура входа и выхода работает отлично. Немного киснет правый восьмой субэлейтер, но в пределах нормы.

— А ты все-таки поставь свежий блок из резерва. Не ленись. Теперь экономить нечего. Мы почти дома.

Пилот тяжело вздохнул и поднялся с кресла. Поднимался он как-то по частям, поочередно вытягивая до нормальной длины ноги, руки, туловище, чудом уместившееся в коротком кресле. И когда «процесс вытягивания» наконец закончился и Реваз встал во весь рост, ему пришлось наклонить голову, чтобы не зацепить гирлянду светильников на потолке: два с половиной метра высоты отсека были ему малы.

Капитан покосился на кованые башмаки сорок пятого размера, торжественно проплывшие по направлению к выходу, и хитровато улыбнулся.

Когда Реваз вернулся, капитан уже сидел в кресле, развернувшись спиной к прицельным экранам.

— Ну что, Реваз?

— Поставил.

— Ну и отлично. Отдыхай.

Однако пилот не собирался садиться. Он стоял мрачнее тучи перед капитаном, упираясь головой в потолок, и молчал. Бремзис опустил глаза.

— Ну что стоишь? Садись!

Рондели начал тихо и очень нежно:

— Скажите, Артур Арвидович, кому на этот раз выводить корабль в надпространство?

Артур смущенно забарабанил пальцами по подлокотникам.

— Реваз, ты, пожалуйста, не обижайся…

— Значит, опять вы сами? — В голосе пилота проснулись первые шорохи надвигающегося горного обвала.

— Но, Реваз…

— А Ревазу Рондели, как маленькому мальчику, вы разрешили только нажать кнопку автоматического выхода из «трубы Кларка», да?!