Черная кровь ноября - Яна Витт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пронизавшее его железо не сумеет удержать остатки на месте – как не может удержать дым, пыльцу фейри и мимолетную мысль.
Это не осмелился сделать и нынешний… Ирну не хотелось называть его имя даже мысленно. Имя – это сила. Это признание власти, достойной, чтобы с ней сражаться.
Алексей.
«И убивать тебя я не стану» – так он сказал.
Пока на коже Ирна плясали искристые молнии, просачиваясь через трещины внутрь, король мира с бесцветными глазами и равнодушным лицом что-то прикидывал и выдавал врагу информацию по крохам.
«Я буду тебя использовать. Пока не пойму, как действует ваш реактор. И почему для тебя важна Кристина».
Кристина.
Это имя Киндеирн запомнил сразу же.
Мучительно заныла черная дыра в груди, томящаяся по вырванному сердцу. Плеснула непривычная, уязвимая, словно человеческая, надежда.
Кровь Айны. Надежда, что он увидит Айну вновь. Почувствует ее силу, растворенную в миллиардах капель чужой крови. Он ощущал ее отголоски на испачканных красным ладонях Алексея.
«Как стал ты правителем мира?» – задал Ирн всего один вопрос.
«Да ерунда, – поморщился тот. – Нашел кое-что. Ответь-ка лучше, неужели ты не в ярости, что я забрал ее невинность?»
На этот раз поморщился Ирн. И тогда, и сейчас – как не морщился от пронзающих волн и лучей, от которых плоть гнила, лопалась, сочилась золотыми каплями и восстанавливалась, изнуряя зудом и трескучей болью.
Он чрезвычайно мало знал про обычаи людей. Айна возилась с ними, пыталась рассказывать Ирну что-то, наверняка очень интересное, но он тащил ее танцевать, обнимал, тянул в густую, жаркую любовь, отмахиваясь от мелких делишек тех, кто лишен магии. Они – очередные игрушки для фейри, ему нет дел до того, что они напридумывали. Если он захочет поиграть с ними, магия и так справится, подсунув смертным подходящую иллюзию.
Теперь он чувствовал себя непривычно неуверенно, пытаясь понять, что противник хочет ему сказать.
Невинность?
«Я трахнул твою Кристину! – наконец разозлился на молчание фейри Алексей. – Оприходовал! Присвоил! Она – моя! Тебе что, вообще пофиг, чудовище?»
Чудовище – это было гораздо понятнее.
Люди делились на тех, кто восхищался волшебным народом, таскался к холмам, умоляя забрать их к себе. И на тех, кто сторонился, боялся, ненавидел. Иногда у них имелись веские причины – особенно если Черные Ши затевали извращенные игры.
Значит – этот из вторых.
«Ты почувствовал что-то особенное?» – с любопытством спросил Ирн.
Алексей взглянул на него с отвращением и яростью и ушел, велев подручным: «Стреножить козла».
Ирн пытался понять, что же ценного тот нашел в совокуплении с женщиной своего вида, пусть и хранительницей отголосков крови Айны.
Он получил удовольствие? Несомненно. Но разве мог почувствовать то, что являло ценность исключительно для Ирна?
В груди трепыхнулось.
Король фейри замер. А через мгновение его затопило золотым светом и самым мощным призывом из всех, что он ощущал с момента пробуждения.
Сердце распахнулось целиком, застучало сильно и радостно, словно живое, как в те времена, когда оно еще находилось в груди Истинного Короля.
А сейчас в грудной клетке Ирна, где оно когда-то билось, разлилось тепло. И он… почувствовал. Прикосновение. Жгучую жажду любви. Отчаяние, пропитанное надеждой.
Он закрыл глаза и увидел.
Тонкие пальцы скользят по железному краю. Сначала нерешительно, но потом взвиваются в воздух и ложатся на живую плоть сердца. Поглаживают его – медленно, трепетно.
Ирн чувствовал прикосновения, будто тоже стоял там с распахнутой грудью, в которой билось его сердце, и Айна касалась его – ничего не желая. Лишь восхищаясь.
Не Айна. Кристина.
Впрочем, ему было все равно. Она оказалась вместилищем его мертвой любви, и это – единственное, что его волновало.
– Иди ко мне, – сказал он и ощутил ее испуг.
Она услышала. Конечно, услышала. Золотые нити магии обвивали ее все туже, проникали внутрь, вливались в вены, вонзались в человеческое сердце, дарили убийственное наслаждение. Равного которому быть не могло.
Человеку такое не пережить.
– Иди ко мне! – повторил Ирн громче. – Быстрее!
Звенящая смерть вокруг его клетки взвинтила обороты, словно была живой и поняла, что настало ее время. Не зная, что оно уже ушло.
– Не могу… – пролепетала Кристина. – Я… не знаю, куда.
– Он знает. Иди!
– Я…
Сердце
Впервые за тысячи лет сердце магии билось, как прежде, пропитывая мир волшебством.
Старый засохший дуб, еще помнивший, как на его листья упали капли крови последних фейри, заскрипел, готовясь развалиться от потока силы, обрушенного на ствол… и вдруг выпустил молодой побег. Зеленый, яркий, пошедший в рост с первой же секунды.
Кружевные листья сияли золотом истинной магии, впитывая силу, чтобы отдать ее однажды тому, кто придет за ней: лучнику, корабелу или волшебнику.
Истерзанная зубами врагов старая кошка на столе ветклиники приподняла голову, прислушиваясь к ощущениям, чихнула – и вонзила когти в руку человеку, уже нажавшему на поршень шприца, несущего ей мирную смерть.
Не время умирать, такие дела творятся!
Жухлая зимняя трава на холмах, под которыми никогда не было волшебных залов фейри, налилась соками, рванула ввысь, закачавшись под лаской студеного зимнего ветра.
Вулкан посреди моря, уснувший так давно, что люди перестали за ним наблюдать, вскипел изнутри – и выстрелил в небо фейерверком золотых искр.
Луна в темном небе качнулась, звякнула, как монетка, – и перевернулась, встав на ребро, прямо на глазах половины мира.
Женщины, видевшие Киндеирна во время его странствий по изменившейся земле, почувствовали боль внизу живота – и с утра проснулись с не ко времени начавшимися кровями.
Иви, хранившая в глубине тела надежду на будущий новый мир, вздрогнула.
Младенец в чреве захохотал и распахнул пронзительно-зеленые глаза.
Три эльфийки, дежурившие рядом с наложницей короля, подскочили к Иви и забормотали медовыми голосами:
– Не бойся, не бойся, не бойся…
Руки-ветви одной оплели ноги Иви, темные крылья другой закрыли ее глаза, лед третьей сковал руки.
А четвертая, ворвавшаяся в тронный зал под холмами, услышав крик смертной, кровожадно ухмыльнулась и одним движением вспорола когтями ее живот.
Бард Новых Времен сам шагнул на залитый кровью его матери мраморный пол.
Зеленоглазый, как отец, бесстрашный, как мать.
Золотистый свет магии, которую мир впитывал, будто высохшая пустыня – первый осенний дождь, пробудил в нем волшебное семя, вложенное Киндеирном.
Он оперся ладонью о камень, выпрямился… И разом подрос – уже не младенец, а мальчишка лет десяти.
Поймал брошенную острозубым ши свирель – и потянулся, становясь подростком.
Первая песня уже
