Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире - Джо Стадвелл

Что касается внутренней политики Соединенных Штатов 1950-х гг., то прорыночные идеи Ладежинского и его коллег представлялись недалекими политиками правого крыла как социализм, пробирающийся с черного хода. После победы республиканца Дуайта Эйзенхауэра на президентских выборах в ноябре 1952 г. политическая атмосфера в Вашингтоне стала крайне неблагоприятной для сторонников принудительного перераспределения земли. «Антикоммунистическая» клика Джо Маккарти набирала силу с 1950 г., а избрание президентом Эйзенхауэра принесло им поддержку наверху. В ноябре 1954 г. Ладежинского понизили в должности и перевели на рутинную работу в министерстве сельского хозяйства «по соображениям безопасности». Поводом к этому, по словам министра Эзры Тафта Бенсона, послужили следующие основания: у Ладежинского в Советском Союзе осталось три сестры, что, как утверждалось, делало его потенциально уязвимым для давления со стороны Советов; он приезжал в СССР в 1939 г., а после переезда в США непродолжительное время работал переводчиком в американском представительстве одной из советских торговых фирм. Бенсон также открыто заявил журналистам, что сам он не одобряет идею земельной реформы, хотя и признал, что плохо разбирается в деталях ее проведения в Северо-Восточной Азии{142}.

Ладежинский отказался уйти с должности и был уволен, несмотря на поддержку со стороны некоторых более здравомыслящих республиканцев, защищавших его от Бенсона и Эйзенхауэра. Например, республиканский конгрессмен Уолтер Джадд описал деятельность Ладежинского как «едва ли не единственную успешную антикоммунистическую акцию, которую мы предприняли в Азии»{143}. В дальнейшем Ладежинский занимался переселением беженцев в Южном Вьетнаме, а позднее занимал различные должности в Фонде Форда и Всемирном банке. Умер он в 1975 г.

Жалкие оправдания

Страны Юго-Восточной Азии, которые не смогли осуществить эффективную земельную реформу, приводят в свое оправдание два основных соображения. Ни одно из них не выдерживает пристального рассмотрения. Первое состоит в том, что товарные сельскохозяйственные культуры, выращиваемые в Юго-Восточной Азии, не годятся для семейного фермерства. К этому утверждению непроизвольно прибегают управляющие плантациями, как правило, совершенно не знакомые с успехами, достигнутыми мелкими фермерами при выращивании сахарного тростника и бананов на Тайване на ранней стадии его развития; не знакомые с нынешними успехами китайских домохозяйств, выращивающих сахарный тростник, и вообще ни с какими объективными доказательствами. Историю о достижениях мелких фермеров по сбору каучука-сырца в колониальной Малайзии также благополучно забыли.

Как в Малайзии, так и в Индонезии производители важнейшего современного товарного продукта Юго-Восточной Азии – пальмового масла настаивают на том, что масличную пальму можно успешно выращивать только на плантациях. Однако постоянные жалобы со стороны крупных ферм на высокую стоимость труда дают основания предположить, что данная культура могла бы стать пригодной для выращивания именно семейными фермерами при условии создания подходящей инфраструктуры для переработки сырья и сбыта продукции. Собирать урожай масличной пальмы – дело крайне трудоемкое. Плоды в ее гроздьях созревают неравномерно, и зрелые веточки необходимо отрезать как минимум раз в десять дней с хирургической точностью, чтобы избежать их загнивания и заражения вредителями. Инженерам пока так и не удается механизировать этот процесс, так что его можно выполнять только вручную. Поэтому нет никаких оснований предполагать, что плантационное сельское хозяйство должно иметь естественное преимущество перед мелкими фермерами, ведь урожайность пальм на плантациях Индонезии и Малайзии лишь немного возросла в течение двух десятилетий. Чтобы не оказаться без прибыли, малайзийские плантации теперь нуждаются в импорте дешевой рабочей силы{144}.

Почти всё, а возможно, и всё, что растет на земле, способно принести больше плодов при внимательном содействии человека. Вот почему повсюду в мире столько примеров, свидетельствующих о том, что урожай в расчете на гектар находится в обратной пропорции к размеру земельного участка{145}. Владельцам плантаций удавалось довольно легко и довольно долго утверждать, будто с их культурами складывается прямо противоположная ситуация, лишь потому, что большинство людей мало что понимают в агрономии тех культур, которые они выращивают. Однако главные доводы в пользу того, почему приусадебное огородничество приносит высокие урожаи, применимы и к товарным сельскохозяйственным культурам. Об исключительности растений, как и о человеческой исключительности, больше говорится, чем это бывает на самом деле. Крупномасштабные предприятия в сельском хозяйстве Юго-Восточной Азии связаны не с выращиванием культур, а с их переработкой и торговлей ими. Следовательно, семейное фермерство там не менее жизнеспособно, чем в Северо– Восточной Азии.

Еще одно оправдание, к которому прибегают в Юго-Восточной Азии, связано с политикой и сводится к тому, что успешная земельная реформа в Северо-Восточной Азии явилась неповторимым следствием стечения ряда исторических обстоятельств и вмешательства США. На первый взгляд, этот аргумент выглядит более убедительным. Земельная реформа в Японии, Южной Корее и на Тайване действительно произошла на фоне военных поражений во Второй мировой войне и была направлена против землевладельцев, которые отождествлялись с побежденными (в Южной Корее и на Тайване, как и в континентальной части Китая, землевладельцы тесно сотрудничали с японцами). Соединенные Штаты в той или иной степени продавливали земельную реформу в странах Северо-Восточной Азии и поддерживали ее реализацию значительной финансовой и технической помощью.

Тем не менее и в Японии, и в Южной Корее, и (в меньшей степени) на Тайване местные политики также сыграли весомую роль в протаскивании законов о земельной реформе через парламент и в их применении. Ладежинский писал, что в Японии министр сельского хозяйства Хиру Вада, социалист по партийной принадлежности, был единственным высокопоставленным деятелем среди тех, кто обеспечивал проведение реформы{146}. Южнокорейский министр сельского хозяйства Чо Понг-ам, имевший левые политические взгляды, организовал в ноябре 1948 г. составление первого закона о земельной реформе и настолько агрессивно противостоял антиреформистской позиции тогдашнего президента страны Ли Сын Мана, что это стоило ему жизни: его объявили северокорейским шпионом и казнили{147}.