Невидимая река - Эдриан Маккинти

Мы вернулись к пожарному выходу.

— Она милая, правда? — заметил Пат.

— Да, Пат, у нее восхитительное лицо, потрясающие ноги, честно, я ума не приложу, что она нашла в этом остолопе.

— Все это закончится слезами, — предрек Пат, когда мы наклонились вниз посмотреть, как два чувака пытаются избить друг друга до бессознательного состояния в так называемом парке, где не видно ни единого зеленого клочка.

— Это ты про Джона и Эрию? — спросил я, вдруг усомнившись в предмете разговора.

— Да.

— Из-за родителей?

— Она говорит, что ей восемнадцать, а я думаю, она сильно помоложе.

— Ты серьезно?

— Да, вполне.

Мы глотнули мартини.

— А у тебя есть кто-нибудь? — Когда Пат произносил гласные, его щеки вваливались, и он становился похож на скелет.

— Нет. Никого.

— Дома, я имею в виду.

— Еще раз нет. Не могу представить себе постоянные отношения.

— Ты бросаешь или тебя бросают?

— Скорее меня, Пат.

— А ты не считаешь, что это из-за героина?

— Я даже уверен в этом.

Пат посмотрел на меня. Он не собирался читать мне мораль или скорбеть по мне. Он просто указал на очевидное. Опять этот чертов вопрос. И ответ. Мне надо завязать. Пропади он пропадом, этот героин. У меня же нет зависимости. Так какого ж рожна?

— Всем нам чего-то хочется, Пат, — произнес я с запинкой.

— Да, это точно, — согласился он.

— А как у тебя в жизни с этим, Патрик, скрываешь?

— Да нет, у меня был друг. Довольно долго мы с ним жили вместе. Но, естественно, он ушел, как только я заболел.

— Вот дерьмо!

— Это точно, — сказал Пат с отвращением.

Солнце медленно ползет через Колфакс, улица зевает, просыпается, начинает свое обычное шоу. Какие-то парни появляются у домов, женщины ведут за ручку маленьких детишек, дети постарше играют в баскетбол. Пожилые люди беседуют. Из старых здоровых тачек раздаются песни групп «Эн-Даблью-Эй» и «Паблик Энеми», из машин поновее — «Тупак» и «Ноториос Би-Ай-Джи».

Как обычно, дилеры-профессионалы выглядят просто и естественно, новички же миллион раз глянут во все стороны, чтобы узнать, много ли внимания они к себе привлекают. Я потянулся.

— Пат, время уходить, — сказал я.

— Погоди. — Пат провел рукой по своему сухому небритому лицу.

— Рад бы остаться, но уже двенадцать. К часу мне надо быть в центре.

— Не понимаю, зачем ты работаешь на этих правых ублюдков. Открытые горные разработки в национальных лесах, загрязнение воздуха. Весь год засуха, пара снежных буранов, которые не смочили землю, а они рассуждают о «разумном использовании» воды для раскручивания бизнеса!..

Я не смог сдержать улыбку Пата явно это тревожит больше, чем меня. Мне не жалко поспорить за или против пары правил природопользования. Я буду отстаивать любую точку зрения, если мне за это заплатят.

— Пат, мне пора идти.

— Ладно, приятель, — отозвался Пат, и я снова улыбнулся. Пат слегка копирует ольстерский акцент — говорит с нами на родном наречии. И от этого, несмотря на неудачи в расследовании и на то, что мне заказан путь в Белфаст, я чувствую, что кто-то все же нам благодарен, если хочет сделать нам приятное.

Июль в Денвере. Нестерпимо жарко. Сто один градус, как показывает табло на фасаде здания «Девятого канала». Мокрый от пота, я поднимаюсь на лифте в офис ОЗПА. Пат говорит, что в Денвере можно жить пару недель в октябре и пару в апреле. Все остальное время зима и лето. Охотно ему верю.

Умные люди в июле уезжают из города в более прохладные места — типа доменной печи или поверхности Солнца.

Вхожу в офис. Теперь меня здесь любят, мне доверяют.

Эйб приветствует меня — он до сих пор ходит в той же футболке с «Секс Пистолс», что и всю прошлую неделю. Лидер «Пистолс» Джонни Роттен одет в какой-то балахон с азиатом — трехмерное изображение.

Работают кондиционеры, офис постепенно выходит из состояния хаоса, приобретая видимость порядка.

Странно, очень странно, что кроме Эйба никто и словом не обмолвился о смерти Виктории и Климмера. Чарльз правит кораблем, которому не нужны течи, поэтому, наверное, новичкам стараются представить все в радужном свете. А может, перед телевизионщиками стараются — они еще два раза приезжали со своими камерами, чтобы запечатлеть Чарльза.

Десятки плакатов покрыли голые стены — буйная природа, внизу надпись, что-то вроде «Незыблемость» или «Безмятежность». Приняли на работу еще пару секретарей, сотрудники успешно превращаются в единую команду. О да, они с оптимизмом смотрят в будущее, не оглядываясь на неприятности в прошлом.

Все дни начинаются одинаково. Эйб со Стивом инструктируют нас касательно вечерних дел, куда нам следовать, какую речёвку использовать сегодня, на что обратить внимание. Мы репетируем, разыгрываем роли, а если остается время, надписываем конверты и пишем нашим конгрессменам.

На данный момент у нас уже около пятнадцати сотрудников. Организация растет.

До пяти часов вечера, то есть до времени отправления фургона, мы почти никогда не видим ни Чарльза, ни Роберта. Иной раз за руль садится Чарльз, порой ведет Роберт, а иногда к нам присоединяется Амбер.

Никто не признает этого в присутствии Эйба или Стива, но приходить в офис к часу — только попусту тратить время. Другое дело, если б все сотрудники искренне решили посвятить свою жизнь спасению родной природы, но мне кажется, что большинству работников нашей лавочки наплевать на леса и на политику «разумного использования», они здесь только потому, что надеются на легкий заработок наличными.

Прошла неделя, я терпеливо выслушивал болтовню Эйба, был вежлив и дружелюбен. Узнал его теории о том, почему группы «Клэш», «Рамонез» и «Андертоунз» были всего лишь жалкими подражателями «Секс Пистолс». Внимал бесконечным разглагольствованиям о бейсбольной команде «Нью-Йорк Метс». Утомительно, но необходимо. Я методично его обрабатывал. Подготавливал, так сказать. Никто из Малхолландов ничего не расскажет, но Эйб — расскажет.

Эйб окончил университет Колорадо, числился в Институте землепользования. Он начал работать в обществе еще студентом, во время каникул, и остался после окончания института. Ему всего двадцать пять, но он на четвертом месте по значимости в компании.

Последние пару дней мы перекусывали в пабе на углу Шестнадцатой улицы, неподалеку от офиса.

Пить он не умел, крепкое пиво «Стелла Артуа» развязывало ему язык.

Вот и сейчас мы беседовали о кино, и, когда его пинта подошла к концу, я приступил к делу:

— Эйб, почему за Чарльзом повсюду следует съемочная бригада?

— Этого я тебе сказать не могу. Роберт меня убьет. Или Чарльз.

— Эйб, ты же знаешь, что можешь довериться мне, — настаивал я, игнорируя его робкие отговорки.

Эйб откусил буррито и огляделся вокруг. Никого из сотрудников в баре не было. И вот Эйб почти готов расколоться, надо только чуть надавить.

— Ну же, Эйб, что, черт возьми, происходит? Так нечестно: всем остальным знать можно, а мне — нет.

— Это никому не положено знать, — протестует Эйб.

— Давай, дружище, я никому ни слова, от меня будет больше пользы, если я буду в курсе дела.

— Это правда.

— Ну конечно правда, давай не тяни, что там за хрень с камерами?

— Ты точно — никому?

— Железно.

— Ладно, слушай, только поклянись, что не разболтаешь.

— Да не разболтаю, давай уже, не томи.

— В августе, шестого числа, члену конгресса Вегенеру стукнет семьдесят, — медленно и со значением произнес Эйб.

Я посмотрел на него:

— И что это значит, черт возьми?!

— Все полагают, что он выставит свою кандидатуру в следующем, тысяча девятьсот девяноста шестом году, но нет, в свой день рождения он собирается объявить об уходе на пенсию. Пока он сказал об этом только председателю отделения Республиканской партии штата Колорадо, а председатель сказал только Чарльзу.

— А тебе кто сказал? Амбер, Роберт?..

— Так, Алекс, об этом вообще никому ни слова! Как только будет сделано заявление об уходе, начнется настоящий дурдом. Вегенер представляет Восьмой избирательный округ, он убежденный республиканец, место в парламенте ему обеспечено, так что любому его преемнику место в конгрессе тоже обеспечено автоматически.

— И этим преемником станет Чарльз. Поэтому он и взял отпуск в своей юридической конторе. Поэтому-то и делают фильм о том, как он проводит анкетирование, — вставляю я.

— Республиканцы штата уже давно положили глаз на Чарльза. Ему тридцать восемь, успех сопутствует ему во всем, жена просто модель, и к тому же он основал природоохранную организацию, то бишь нас, которая сможет проторить республиканцам путь к участию в полемике по поводу окружающей среды, которая являлась до сих пор политической вотчиной демократов. У Чарльза не будет серьезных соперников, претендующих на это место, все уже подготовлено, но дело зашло гораздо дальше.