С петлей на шее - Ник Трой

Я судорожно вздохнул, пытаясь продолжить, пока горло еще до конца схвачено судорогой чувств:

— В эту ночь началась Катастрофа. Глубокой ночью дом начало трясти, а жили мы в хлипкой панельной девятиэтажке… Будто ножницами отрезало… Половина дома рухнула, полностью превратившись в бетонный хлам. И никто там не выжил… А я как дурак стоял на краю пропасти, что начиналась сразу за порогом нашей спальни и смотрел в темноту. Туда, куда рухнула детская… Где пропал Женька…

Горло сдавил спазм, в груди быстро разгорался пожар, но душа как будто освободилась. На глаза навернулись слезы, но я прокашлялся и закончил:

— Я не сразу заметил изменения в ней… Только уже при жизни в Гарнизоне. Почти через полгода после начала Катастрофы… Что-то в ней сломалось… Стала заговариваться, нести какую-то чушь. Появилась бессонница, спит по три-четыре часа в неделю. Да и то с кошмарами… Вичка возомнила, будто это я виновен в смерти сына… И, наверное, отчасти она права…

Я замолчал. Ком в горле никуда не пропал, и дышать стало тяжело. Обычно после этих воспоминаний, как было все три года, мне хотелось застрелиться. Даже во сне я пускал себе пулю в лоб. Суицид стал моей навязчивой идеей… Но сейчас я готов был расплакаться. Впервые я не хотел смерти… Но легче от этого не стало. Все вернется, как только я вновь вспомню окружающую действительность. Вспомню слова Вички, вспомню тварей и груз ответственности на плечах…

— Да брось ты, хантер, — тихо, но твердо подал голос Джеймс. — Не виноват ты ни в чем. Не мог ты даже подумать о том, что может произойти. Не вини себя зря… да и супруга твоя тоже не виновата… Жизнь такая тварная… Нужно искать выход и идти к нему. Не терзайся…

Удивительно, но после этих слов коммандос (пиндосы, американцы!) вдруг стали ближе. Никаких утешений и соболезнований. Простые слова правды…

Я ехидно усмехнулся, скрывая благодарность и слезы на глазах. С неприкрытым сарказмом буркнул:

— Вот уж не ожидал от американцев такой чувственности.

Дэйсон удивленно поднял бровь, спросил:

— По-твоему, мы автоматы?

— Да нет, просто… — замялся я, но понял, что действительно ляпнул глупость. — Извините, ребята. Нагрубил я по-хамски. Нервы…

— Вы, русские, всегда испытывали нездоровую ненависть к американцам, — обличающе произнес Скэндел. — Прямо дьяволов из нас делаете.

— Скэн, прекрати, — шикнул Джеймс.

Но я уже принял вызов и криво усмехнулся, согласно покивал.

— Ага, будто вы, янки, обожаете русских.

— Но неприязни не испытываем!

— Неприязни? — удивленно поднял брови я. Потом безмятежно добавил, соглашаясь: — Конечно, не испытываете. Особенно в фильмах и компьютерных играх, вволю настреляв русских. Какая тут уж неприязнь?

Джексон уязвлено замолчал, почесал горбинку на носу, но крыть было нечем. За него вступился Джеймс.

— То было после войны, Константин. Наши государства заставляли нас ненавидеть друг друга.

Я кивнул, подбадривая. С благодушной горечью сказал:

— Заставляли. Иначе не было бы национальной идеи. Что коммунизм — дохлая крыса, что дерьмократия — расписанная под хохлому шлюха. Потому и пытались друг друга убедить, что правы мы, а не вы.

Дэйсон озадаченно посмотрел на товарища, видимо до конца не понял смысл моих слов. Но ободренный миролюбивым тоном бодро сказал:

— Но ведь после развала Советского Союза мы больше не враждуем?

— Враждовали, — кисло поправил я, с дурной педантичностью не оканчивая спор. Затевать демагогию на тему отношений двух сверхимперий, одна из которых давно почила под могильной плитой истории и даже старики в буденовках все реже и реже ее вспоминают, не хотелось. Кажется, что все это бренно… нет, бренно — слишком пафосно. Так же, как и разговор о «миру — мир» во время Армагеддона. Скорее — глупо!

— Когда враждовали? — поразился Джексон. — Разве были вооруженные столкновения?!

Я покачал головой.

— Когда вы победили в холодной войне. Когда наша партия устала потихоньку разворовывать страну и одеваться в одинаковые коричневые одежды. Когда рухнула страна, а с ней и надежды миллионов людей. Ваша идея о свободе и развлечениях победила. А еще мы враждовали, когда быстро пресытились вашим ширпотребом. Макдоналдсом, порнографией, грязью… тогда мы и враждовали, что слишком поздно осознали себя державой, начали отвергать губительную западную идеологию и взращивать свою. Хотя, конечно, вы нас многому научили этим. Да и благодаря уже более-менее отработанной вами финансовой системе и компьютеризации мы быстро выпрямились…

— Что значит «грязь»? — хмуро, почти враждебно спросил Скэн. — Порнография и фастфуды я еще понимаю, но что значит «грязь»?

— Ой, ну не надо ля-ля, хорошо? — довольно грубо отмахнулся я. Тема и впрямь раздражала. Ну а кому приятно обсуждать собственные проигрыши?! А ведь русский человек в то время, время перестройки и после нее, действительно проиграл войну. Бригады, алкоголики, воры и извращенцы с лентяями. Вот тогдашнее население… ах, нет, забыл обедневшую и никому ненужную интеллигенцию. Те, кто посмелее, — сбежали в Штаты, те, кто попатриотичнее, — остались. Для вас ведь не секрет, почему американцев в Европе не жалуют… Впрочем, как и нас, русских. Только нас боятся, как боялись всегда. И не понимают.

— А нас? — тоже хмуро спросил Дэйсон.

— Потом стали и вас боятся, — нехотя согласился я. — После того как осознали, что маска арлекина, шута, сексуальных свобод и жирного жителя общепита, всего лишь маска. А настоящее ваше лицо — авианосцы, банковские системы, ракеты… еще бы чуть-чуть — и в мире осталось бы только две сверхдержавы. Вы и Китай. Мы бы догнали быстро… но не теперь… теперь уже можно плевать на все с высокой колокольни…

В развалинах повисло неприятное напряженное молчание. Чувствовалось, что глупый спор, что так неудачно затеял Джексон, готов был перерасти в драку. К счастью, все опомнились очень быстро. Да и сыграло свою роль ушата ледяной воды — напоминание о Катастрофе. Чтобы как-то сбросить напряжение, я иронично спросил:

— А вы ничего случайно с собой не прихватили? Ну всяких штучек из фильмов о Джеймсе Бонде? Вы же секретные агенты!

Джексон, первым уловив истинный смысл вопроса, гордо фыркнул и отвернулся. Мол, мы такие важные и в сбросе напряжения не нуждаемся. Зато Джеймс мгновение непонимающе смотрел на меня, потом хмыкнул и весело сказал:

— Конечно, прихватили. Вот сейчас я нажму эту кнопку на кулаке, и средний палец с реактивной скоростью выпрямится, правильно указав нужный путь халявщикам…

Я расхохотался. Вот уж не ожидал от американцев такого юмора. Ей-богу, только русский может так шутить! Или врач. Раньше я не замечал у юсовцев черного юмора, все больше шутки вроде: «Хей, Годзилла поцарапала мою машину! Вот сейчас ей задам!»… Или ему…

Уже полностью забыв глупый спор, я спросил:

— А от вашего командования не поступало никаких сообщений перед Катастрофой?

— Нет, — пожал плечами Дэйсон и подбросил в костер доску.

— А потом вы не пытались связаться?

— Пытались, да вот только ничего не работало…

— Разве у вас не было всяких примочек на крайний случай? Типа штуковин, что собираются из пуговицы и передают сигнал в штаб?

Американцы заулыбались, но Джексон мрачно ответил:

— Не было у нас таких штук. Мы вообще оказались в вашей стране случайно…

— Слушай, а правда, что это вы, американцы, что-то испытывали? — вдруг спросил я, совершенно не в тему. — Ну, что привело к Катастрофе?

— Даже если и правда, хантер, мы ничего об этом не знаем, — горько улыбнулся Джеймс. — Для нас Катастрофа как мешком из-за угла, как говорите вы, русские. Сначала думали, что это ваших рук дело, потом…

— Что потом? — невольно подался вперед я.

— Не обижайся, хорошо? — вдруг стеснительно извинился Джеймс.

— Обещаю! — с комедийной торжественностью поднял ладонь я в дурацкой надежде на то, что занавес тайны приподнимут.

— Потом поняли, — подозрительно смотря мне в глаза, не обижусь ли, аккуратно продолжил американец, — что Россия слишком отсталая страна, почти Африка, так же как все страны СНГ. Пришли к выводу, что, скорее всего, это дело рук Китая, одной из важнейших и опаснейших стран мира. После США. Прости…

— Да ничего, — отмахнулся я, хотя обидно и впрямь было. Хотя чего же я хотел, что въевшиеся в гены воровство и лень русского народа пройдут даром? Между тем, американец закончил:

— Так что, Костя, никому ничего не известно. Как неизвестно нам, что там, за океаном…

Я задал вслух вопрос, что много раз уже задавал себе в мыслях, хотя и сам боялся найти на него ответ:

— Неужели этот ад захлестнул весь мир?!

Снаружи раздался далекий и тоскливый вой.