Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу… — он снова закашлял и начал давиться, заплёвывая слюнями нижнюю губу и рубаху на груди.
— Спасибо, мой мальчик.
Гнус протянул почерневшую ладонь к робе и принял её очень медленно, специально касаясь кожи рук мужчины и давая мухам заполнить в шатре всё свободное пространство. Может быть, этот разлагающийся уродец и улыбался, но лица он нам так и не показал. Глумливое отношение было оценено наигранным смешком продавца, пожелавшего нам вслед прийти еще.
Уличный воздух неизбежно остужался. Огненный диск коснулся морского горизонта и медленно пошёл на погружение. Вонь от Гнуса перестала быть убийственной, но находиться с ним рядом по-прежнему было невыносимо. Каждая минута с этим созданием — пытка.
Подойдя к каменной башке, Гнус прожужжал:
— Твоя новая игрушка?
Стайка мух кружила вокруг Осси, словно изучая воительницу. Некоторые садились на её доспех и прятались в трещинах, из которых потом вылезали и улетали прочь.
— Запасной вариант, — сказал я, заметив скопления мух и на своём доспехе.
— Аида, ты стала такой взрослой. И знаешь, на моих глазах взрослели целые поколения кровокожих. Взрослели и тупели. Но ты всегда выделялась среди них. Ты повзрослела, но вместе с тем и стала мудрой.
Казалось, что под разлагающимся на нити капюшоном лицо расплылось в тёплой улыбке. Голова повернулась в сторону Осси и прожужжала:
— Твой запасной вариант останется снаружи.
Осси хотела зарычать, её губы скривились от злости, но она сумела удержать себя в руках. Я положил ладонь ей на плечо и сказал, что всё будет хорошо. Она может не переживать.
Глава 14
Лицо прекрасной воительницы, украшенное дюжиной росчерков кровавых слёз, озарилось широкой улыбкой с ироничным контекстом.
Когда Гнус попросил её остаться на улице, она не обиделась. Глотая отравленный трупным разложением воздух, я был бы и сам не против остаться на свежем воздухе, дующим с моря.
Гнус поманил меня идти следом, отдав мне в руки свежую робу.
Внутри башни было свежо. Сквозняк хорошо проветривал помещение, но мне не повезло. По круговой лестнице я поднимался следом за Гнусом, и мне приходилось дышать испорченным сквозняком, приходящим с самого верха башни. Запах — не самая главная проблема. Жужжание мух в замкнутом пространстве вызывало муки. Надоедливая мошкара следовала за гниющим телом, словно была его неотъемлемой частью. Я наступал на каменные ступени, кровавая корка на моих ступнях громко скрежетала, но даже это не могло перебить шум, создаваемый порханием миллиона тонких полупрозрачных крылышек.
По ощущениям мы поднялись на уровень третьего этажа. Лестница упёрлась в проход, за которым моим глазам открылась просторная комната. Свет уходящего за горизонт солнца проникал в помещение сквозь огромные окна, обеспечивая отличное освещение. Но, лучше бы здесь была вечная тьма. Назвать эту комнату мрачной — сложно. Обстановка была ужасной, и находиться обычному человеку было бы смертельно опасно. Я посмотрел на стулья и стол. Когда-то эти предметы мебели были произведением искусства. Резьба по дереву могла бы вызвать внутри меня восхищение, если бы не слой поблёскивающей на солнце мерзкой жижи. Здесь всё было покрыто чем-то схожим с гноем.
Всё, кроме кровати. Вместо матраца, который должен был сгнить от множественных выделений тела Гнуса, в корпус кровати было навалено сено.
— Я заметил у тебя новое оружие.
Гнус был впереди меня, но жужжащий голос звучал отовсюду, даже позади меня.
— Да, — я поймал себя на мысли, что говорю с жужжащим под потолком облаком мух, а не с самим Гнусом. — Это «Длань праха». Тело тоже пришлось сменить, если ты заметил…
— Да, я заметил. Новый облик тебе к лицу. А что стало со старым?
— Ансгар хоть и молод, и даже мог показаться глупым, но отец воспитал отличного сына. Отец вырастил прекрасного воина. Наконечник копья непросто ранит, он — убивает.
— Замечательно. Я рад, что ты сумела выжить и одержать победу.
Окружённая насекомыми фигура прошла через комнату и остановилась в дальнем углу, спрятавшись в тени. Гниющая на глазах ряса практически полностью сползла с его тела, отрываясь пропитанными гноем лоскутами.
— Ненавижу солнце, — прожужжал он. — Брось свежую рясу на кровать. Там с ней ничего не случится.
Я повиновался, но мои глаза продолжали быть прикованными к этому мерзкому созданию. И даже спрятавшись от солнца, я видел, как его почерневшие пальцы рук взялись за капюшон и откинули его с головы. Как он попытался снять с себя остатки рясы, но она сама слезла с худощавого тела, рухнув на деревянный пол мокрой тряпкой.
Там, в тени угла, он был похож на обычного человека, но стоило ему выйти на свет, как мне стало противно, комок крови подступил к горлу, но я не смог отвести взгляда. Он был ужасен и омерзителен. Дрюня по сравнению с ним — идеал красоты.
Тело принадлежало человеку, проигравшему битву смертельной болезни. Ходячий скелет с туго натянутой плотью, которая вот-вот лопнет. Цвет кожи был непросто трупным. Я такое видел в нашем городе, когда после очередного обстрела кому-то из соседей не везло, и их тело лежало на солнце уже несколько дней. В тех местах, где оголодавшие животные срывали одежду и пробовали откусить кусок плоти, мы видели побагровевшую кожу. Конечности и голова чернели на глазах.
Кожа Гнуса была такой же, багровой с почерневшими конечностями. С мухами, сражающимися за свободный участок тела. Я хотел заглянуть в его глаза, но там — пустота. Пустые глазницы кишели мухами и личинками. Лицо было обращено на меня, но скорее всего это привычка, оставленная человеческой сущностью. Мухи — его глаза, язык и уши. Он всё видит и всё слышит. Насекомые облепили подоконник и кружили снаружи, словно окидывая взглядом весь город, чтобы Гнус ничего не упустил.
— Присаживайся.
— Я постою…
— ПРИСАЖИВАЙСЯ! — оглушительное жужжание прозвучало прямо у меня в мозгу, словно мухи проникли в череп.
Сняв со спины копьё, я взялся за скользкую спинку стула и выдвинул его из-за стола.
— Какое прекрасное оружие.
Гнус подошёл ко мне и протянул чёрные пальцы к древку копья. Я крепче сжал ладонь и нахмурился. Не знаю, как я должен себя вести в данной ситуации, ведь копьё может убить меня, и передавать его в гниющие руки желания у меня не вызывало.
