Современный российский детектив - Анна Майская

– Ну что, что-нибудь уже можно сказать? – обратился на этот раз Бунько к эксперту-криминалисту, посчитав, что с Амбалом разговаривать, по существу, более не о чем.

– Лично мне в этом случае представляется все предельным ясным, – ответил Андрей Назарович, изменяя положение мертвого тела, перевернув его на спину, – смерть наступила мгновенно, девушка нисколько не мучилась, практически ничего не успела понять из того, что с ней случилось, и о чем-то при этом подумать.

– Хоть так-то, – выдохнул преступный авторитет, выражая таким образом свое отношение к кончине любимой, – жалко, конечно, такую «лярву», – выразился он термином, какой на Руси применялся по отношению к падшим женщинам, – но все мы, как принято говорить, ходим под Богом.

– Поясню также, – продолжал между тем специалист в области криминальных исследований, не останавливаясь во внимательном изучении бездвижного туловища, – что произвести такой точный и одновременно сильный удар – это вряд ли бы получилось у проводящего здесь круглые сутки юнца, безвылазно живущего в этой гостинице практически с семнадцати лет, если, конечно, где-нибудь в подвале отеля не оборудован специальный зал, предназначенный для изнурительных тренировок. Нет! Скажу однозначно – в этом случае, как и во всех остальных, мы имеем дело с профессиональным бойцом, оттачивавшим свои навыки в течении нескольких лет и продолжающим совершенствовать их в настоящем.

В этот момент к ним подошел участковый, посланный чуть ранее, как и все остальные сотрудники, не задействованные в осмотре, на «покомнатный» обход двухэтажного здания. Куличев Игорь Андреевич служил в местном отделении уже четвертый год и был принят на свою должность сразу после юридической академии; молодой, двадцатишестилетний парень, он достиг звания старшего лейтенант и являлся очень грамотным полицейским, способным решать сложные задачи и раскрывать подчас неразрешимые, трудные преступления; останавливаясь на его внешности, стоит выделить стройную, худощавую фигуру, однако не исключающую физической силы, что возможно было судить по рельефной мускулатуре, скрытой за чуть великоватым форменным обмундированием; в той же мере не следует забыть и про приятное, еще юношеское, лицо, где основными, отличительными признаками представлялись: уставшие от трудных служебных будней, но вместе с тем «горящие» живым блеском каре-оливковые глаза, в основном прямой, лишь слегка вздернутый на окончании нос, тонкие, широкие губы, лопоухие уши, торчащие в стороны словно локаторы, черные, как смоль, волосы, уложенные аккуратной прической и сведенные набок. Что же ему понадобилось в этот момент, если он вдруг решил прекратить порученное ему задание?

– Я наткнулся на комнату, – сказал участковый, сразу же разъясняя необычность своего поведения, ведь он мог прерваться в выполнении своего поручения, только при возникновении экстраординарных обстоятельств либо получении важных, интересующих сведений, – где находятся женские вещи, постель не убрана, еще теплая, как будто в ней еще совсем недавно кто-нибудь спал, но сами помещения абсолютно пустые, при этом оконная створка открыта, а на подоконнике и на полу имеются хотя и затертые, но вместе с тем плохо замытые бурые пятна, по моему предварительному предположению представляющие собой засохшую кровь.

– Какой там на двери номер? – внезапно, как обычно бывает, когда человек мысленно сопоставляет какие-то вполне очевидные факты, встрепенулась Юлиева, в то же момент направляясь к стойке администратора и начиная листать лежавший прямо перед «носом» журнал.

– Тринадцатый, – не задумываясь ответил молодой человек, явно ожидая некий, подобный, вопрос, ну, или, возможно, нечто похожее, – по крайней мере, так написано на дверной створке.

– Так я и думала, – заявила с удовлетворенным видом оперативница, явно подтверждающим, что ее мыслительные процессы совпали с суровой действительностью, – это номер Сулиевой, – и считая, что кто-то, должно быть, не в курсе, тут же все пояснила, – между прочим, матери той погибшей девушки, которую мы обнаружили самой первой в становящейся длиной череде убийств безжалостного маньяка, с недавних пор объявившегося в нашей округе. Значит – и это вероятнее всего! – появление изверга здесь неслучайно, правда, как и всех остальных, заинтересованных лиц; к тому же я думаю, что и Семенова пока сбрасывать со счетов еще рано, потому как он либо окажется у «ублюдка» сообщником, либо же – одним из тех жутких трупов, что нам довелось уже видеть.

Поскольку все основные обстоятельства были выяснены и ничего нового в этом месте отыскать уже не предвиделось, пошла обычная процедура фиксации доказательств и оформления свидетельских показаний документально, где неподражаемая красавица взяла на себя словоохотливого Амбала, всем же остальным достались полусонные постояльцы, ни сном ни духом не знавшие обстоятельств, повлекших за собой такой небывалый ранее наплыв полицейских; к утру же явился следователь Енотов, как и всегда, сразу же показавший буйство своей неуемной энергии, заставив всех, кто вдруг по каким-то причинам остался свободен и попался ему на глаза, обойти еще и близлежащие многоквартирные, жилые дома, результатом чего, к его чести будет сказать, стало возможным обнаружение распотрошенной туши огромной собаки, не «побоявшейся» вступить в единоборство с другим, не менее оголтелым, «животным» и так неожиданно бесславно закончившей поединок.

***

Возвращаясь к военнослужащим, которым буквально повезло так практически безболезненно завершить боевые действия, которым удалось спасти плененную девушку и которым можно было теперь обстоятельно разузнать трагическую историю освобожденной – не сказать, что красавицы, но, впрочем, и не такой уж дурнушки, – следует обратить внимание, что они почти сразу же не преминули этим заняться. Поначалу – и это вполне естественно! – она тряслась будто в припадке, покрываясь периодически то краснотой, то многочисленными мурашками, или гусиной кожей, а то внезапно резко бледнея и начиная задыхаться в истерике; однако профессиональным военным, повидавшим на своем веку стенания и похуже, все же удалось привести спасенную в чувство и, после опустошения небольшой, плоской фляжки, всегда имевшейся в наличии у высокопоставленного военнослужащего и содержащей в себе коньяк, ей было предложено перейти к рассказу о произошедших с ней чудовищных и страшных событий.

– Я Горелова Эльвира Михайловна, – начала пленница свою необычную, где-то даже жуткую, повесть, сделавшись слегка пьяной, что прибавило ей дополнительной смелости и расположения к освободившим ее людям, облаченным, между прочим, в российскую военную форму, но лишь без знаков различия, – мне двадцать четыре года; выросла я в небольшой деревеньке, под названием Гнилушки, что находится в Псковской области… Кстати, а где я сейчас?

– Занесло же тебя, Эля, – искренне подивился спецназовец, нашедший к этому времени наиболее пригодный бушлат, сняв его с одного из убитых преступников и предложив продолжавшей все еще дрожать девушке, – ты, точно так же, как мы, находишься сейчас на территории самой отдаленной, или, лучше сказать, отделенной Калининградской области, в ее густо поросшей лесистой части.

– Не поспоришь, –