Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

Разыскать центр города особого труда нам не стоило. Мы спускались по каменистой дороге между домов, постоянно поглядывая на море. Что меня удивляло, так это отношение местных людей к нашим персонам. Всем было абсолютно похуй на нас. Мы проходили мимо домов, а стоящие рядом люди даже голов не поднимали, продолжали заниматься обыденными делами. Мы были обычным явлением. Ни каких тебе округлённых глаз и вздохов. Никто даже не оборачивался, чтобы кинуть восторженный взор нам в спины. Скорее всего, нам накидали хуёв в спины, но никак не радостных аплодисментов. Местные нас боялись, это чувствовалось, но никто даже не выдавил из себя и капли уважения. Мы были что-то типа местных собак, которых было проще не трогать, хоть они и доставляли много неприятностей.

Пройдя несколько десятков домов, усилился ветер, принеся морской воздух, подпорченный запахом пота. Чем ближе к центру мы подходили, тем гуще становилась людская толпа. Нам уже приходилось прорываться сквозь плотные сборища. Приходилось расталкивать людей, перегородивших нам проход. И чем дальше мы углублялись в толпу, тем чаще в воздухе витало слово: казнь.

Казнить. Слово срывалось с губ местных жителей, и было окрашено одобрением и каким-то не людским восторгом. Здесь, слово «казнь», за которым следует убийство — не имело и капли порицания или сострадания.

Казнь. Страшное слово срывалось с людских губ подобно кирпичу с каменной стены под ударами пуль. Мы обогнули дом и вновь увидели полоску голубого моря. Прекрасный вид. Но такого я не видел ни в одном из журналов.

Прекрасная картинка, чья основная функция — нести спокойствие душе, была омрачена двумя огромными деревянными крестами. Пропихнувшись сквозь толпу поближе, вид крестов вызвал внутри меня совсем мрачные чувства.

На огромных деревянных крестах висели обнажённые люди. Двое мужчина обливались кровавым потом под жаром обеденного солнца, не щадящим их прибитые гвоздями ладони. Их ступни жадно цеплялись за узенький выступ, сделанный не ради облегчения мук, а скорее наоборот; нога мужчины соскользнула, обрушив весь вес человека на его прибитые к кресту руки. Воздух над нашими головами взорвался смехом толпы. У мужчины на кресте не было сил даже поднять голову, не говоря уже о попытках замычать, или взвыть на весь город.

Толпа еще долго смеялась и улюлюкала, пока ей не дали команду заткнуться. Огромное людское кольцо, окружившее каменный подиум с двумя крестами, в буквальном смысле разомкнулось. Люди бросились в рассыпную, пропуская вперёд загадочного человека. Фигура в серой рясе священника с накинутым на голову капюшоном медленно подползала к распятьям. Он ступал босыми ногами на камень, длинные рукава покрывали руки до кистей. В его поступи и движениях было что-то странное, неестественное и пугающее, как будто тело сопротивлялось чужой воле. И этой воли боялись, как огня. Люди так и не сомкнули кольцо за человеком, боясь наступать на его след.

Толпа медленно затихала. В какой-то момент шум моря справлялся с потухающими разговорами, а потом и он сам сник, под жутким гулом нарастающего жужжания насекомых. Мужчина в рясе остановился напротив пьедестала с двумя распятиями и обернулся к толпе. Лица его я не увидел, капюшон бросал непроглядную тень до самого подбородка. Но приглядевшись, я сумел понять, что чёрное пятно на его лице — далеко не тень. Под капюшоном кружило и жужжало густое облако мух. Маслянистые крошечные тела поблёскивали в лучах солнца, усаживались на рясу, ползали по испачканной какими-то тлетворными пятнами ткани, а затем вновь взмывали в воздух и возвращались человеку под капюшон.

Когда толпа окончательно смолкла, человек в рясе воздел руки к небесам, обнажив почерневшие ладони, словно кожа была давно подвержена гниению. Но я даже не успел вздохнуть, как его ладони заблестели от маслянистой влаги и вмиг покрылись плотным ковром из жужжащих мух.

Жужжание наполняло город. Это было жутко и необъяснимо. Казалось, что стоящие позади нас люди тоже зажужжали, шевеля губами. Но мне казалось. Город из камня прекрасно отражал не только звуки моря и гвалт толпы.

Жужжание достигло своего пика. Казалось, что мухи проникли в мозг, заползают в уши, в нос, залезают под веки и ползут прямо в череп. Собираются там большими стайками и жужжат, непрерывно ползая по узким извилинам моего мозга. Можно было сойти с ума. Хотелось заорать, громко. Завопить. Взреветь так громко, чтобы не слышать ёбаного жужжания… Но я вдруг замер. Волна холода пробежала по коже под кровавым доспехом. Каким бы невыносимым не было жужжание, но он вынудило меня прислушаться.

И я услышал.

Да-да… я услышал речь. Вернее, как жужжание превращается в слова. Человек в грязной рясе обращался к толпе при помощи жуткого жужжания насекомых.

— Добрые люди Дарнольда, — жужжало в голове, — сегодня мы выгоним из нашего славного города зло. Мы избавимся от неверующих, чьи мысли были осквернены злом. Их умысел, — правая рука фигуры в рясе медленно опустилась и уставилась на кресты, — грозит нашей жизни нестабильностью. Невежды и глупцы. Их учитель — зло. Их мысли отравлены ядом. Их цели — наша катастрофа.

— Инга, — я с трудом различил в жужжании голос Осси, — эти люди на крестах… может это те, о ком говорил Зико?

— Даже если это и так, мы уже ничего не сможем сделать.

— Почему? Мы не станем их спасать?

— Осси, ты перегрелась на солнце? Или ты возомнила себя непобедимой и бессмертной? Оглянись, здесь сотня кровокожих. А толпа? Здесь никому нельзя доверять, толпа бросится на нас и разорвёт. Мы убьём многих, но итог один — мы станем пылью или новым песком для этого прекрасного побережья.

Глава 13

Это не люди. Это какие-то нелюди!

Обезумевшая толпа. Мерзкое столпотворение ублюдков, призывающих к крови в лучах адского солнца. Загорелая кожа на их лицах растягивается до хруста, и кажется, что каждый пытается переорать своего соседа. Ужас и мрак. Я чувствую невероятную злобу. Я чувствую холодное безумие, не имеющее под собой никакого объяснения. Они топчутся на моей крови, прыгают, пачкают мой алый покров своим потом и мочой, беснуясь в агонии зверства.

В каждом, кто пришёл на площадь поглазеть на казнь, — трепет и адреналин, с каждой секундой нарастающие подобно смертельному цунами. И чем ближе подходит священник в грязной робе к мучающимся на крестах людям, тем жажда крови в толпе становится невыносимо густой. Обволакивающей. Словно пожирающей тебя, готовой утащить под землю, пропустить сквозь острые камни и