Чао - Петроний Аматуни

— Видите, дети, как переживает человек? Ну что ж, тогда в следующий раз…

— Нет-нет, — запротестовал Филателист, — я и сейчас… Что поделаешь — надо!

Волоча ногу, Филателист подковылял к доске, взял мел и начал решать задачу «на вольную тему».

— Допустим, — сказал он и ехидно оглянулся на Василько, — в нашем городе сто школ. По десять классов. Итого тысяча. В учебном году — возьмем наименьшее число — двести дней. Перемножим — и получим двести тысяч классных дней…

— Ого! — воскликнул Василько, увлекаясь рассуждениями приятеля.

— И допустим еще, — продолжал Филателист, — что ежедневно в каждом классе свой Василько…

Ребята засмеялись, а Надежда Ивановна нахмурилась:

— Нехорошо переходить на личности, Митя…

— Не буду, Надежда Ивановна, — покорно согласился Филателист, уже сделавший, однако свое черное дело. — Допустим, что как и сегодня у нас… — он снова глянул в сторону Василько, — в каждом классе кто-нибудь, тоже из числа нерадивых, схватит всего одну двойку. За год только по нашему городу это составит двести тысяч двоек.

Уже и Надежда Ивановна заинтересовалась его расчетами. Только Василько отвернулся, но продолжал прислушиваться.

— И допустим еще, — говорил Филателист, — что каждая двойка произошла от того, что кто-то отвлекался на одну минуту. Это составляет двести тысяч потерянных минут… Делим на сорок пять, получается четыре тысячи четыреста сорок четыре «пустых» урока. По пять уроков в среднем — и это составит… восемьсот восемьдесят восемь классных дней. Все равно что четыре с половиной класса в городе целый год не занимались вообще…

Все аплодировали Филателисту, смотревшему теперь на Василько с видом победителя.

— Чему вы радуетесь? — удивилась Надежда Ивановна.

— Мы не двоечникам, Надежда Ивановна! — вскочила Маша Алексеева. — Здорово додумался Фила… Простите, Митя! Как это у него получилось!..

— Хорошо, — кивнула Надежда Ивановна. — Тогда я даю задание всему классу: проверьте дома эти расчеты…

— А пусть он решит мою задачу! — громко сказал Василько, и все почему-то стихли.

— Пожалуйста, — пожал плечами Филателист, стер свои записи с доски и снова взялся за мел. — Значит, так…

Не стану приводить, друзья мои, саму задачу; любой из вас разделается с нею запросто. А вот Митька Филателист понес такое, что Василько и тот захохотал.

— Не торопись, Митя, подумай, — сказала Надежда Ивановна.

Но как ни старался Филателист — задачу решить не смог.

Удивленная Надежда Ивановна вынуждена была поставить и ему двойку…

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Василько, — теперь, по твоим подсчетам, одна из школ в городе почти полностью работает впустую! Ты да я…

Митя покраснел до слез и молча вернулся на свое место.

6

Утром следующего дня по дороге в школу Василько встретился с Митей на площади Трех Птиц. Поздоровались. Василько явно был не в духе и выглядел неважно.

— Ты чего? — спросил Митя. — Двойку переживаешь? Плюнь и разотри! В жизни всякое бывает…

Василько промолчал.

По дороге Митя первый заметил (на доске Горсправки) странное объявление. На небольшом листе бумаги разноцветными буквами было красиво написано:

ТРЕБУЕТСЯ КОРОЛЬ!

ОБЩЕЖИТИЕ, ОБМУНДИРОВАНИЕ И ПИТАНИЕ

БЕСПЛАТНО.

ЗА СПРАВКАМИ ОБРАЩАТЬСЯ ПО ТЕЛЕФОНУ 8X8

— Ля! — воскликнул Митя. — Во чудики!.. Ну, кто это мог сочинить? Не иначе — тронутый…

Василько глянул и задумался.

— Филателист, — виновато произнес он. — Это я натворил…

— Объявление вывесил?!

— Да нет. Что ты двойку схватил.

— Брось, Василько, при чем здесь ты? На меня тогда вроде затмение нашло…

— Нет, Филателист, я виноват! Прости меня.

— Ты что, приболел? А?

— Мучаюсь я теперь, пойми. А может, и болею… Божись, что никому не скажешь.

Митька Филателист всмотрелся в лицо приятеля, потом глаза у него загорелись от предчувствия тайны, и он поклялся:

— Чур тебя и чур меня, пусть я в жабу превращусь, ни в воде и ни в огне никого не побоюсь, слово, данное тебе, не утонет, не сгорит!

— Я ведь теперь, — признался Василько, — вроде волшебника стал. Что ни задумаю — исполняется!

— Чего ты мелешь?!

— Нет, Филателист, верно говорю, — покачал головой Василько, и тут его осенило: — Хочешь, королем стану?

— Каким королем?..

— Да вот, по объявлению!

— А ну!..

— На портфель, подержи.

Василько пробормотал что-то невнятное и… исчез.

— Батюшки! — всплеснула руками пожилая полная женщина, стоявшая неподалеку. — Да где же малец-то? Ведь только что был!.. Сюда, люди, сюда!..

— У-ю-юй! — восторженно воскликнул Филателист. — Вот это номер! Как резинкой стерся…

— Где дружок твой, сказывай?

— Да вы, тетенька, не беспокойтесь: скоро он вернется королем…

— Каким таким королем?! Сказывай, куда парня девал?

— Да при чем тут я, тетенька? Сам он захотел и смылся…

Мигом собрались любопытные, и вскоре по площади распространился слух: какой-то мальчишка взмыл в самое небо дымной свечой! Прохожие уставились в облака, а кто-то даже облегченно вздохнул:

— Ну, вот, наконец-то возвращается…

— Где? Где он?

— Не туда смотрите, чуть правее.

— Ну и техника! Чего только не придумают! Уже и дети летают, как бабочки…

Но прошло десять минут, пятнадцать, а Василько не возвращался. Возмущенная толпа поволокла Филателиста в милицию. Там с ним и познакомился Алексей Петрович…

— Ваше мнение? — спросил Воронов, кончив свой рассказ.

— Теперь и мне сдается, что тут дело не без этого, — согласился я.

— Поможете нам?

— Попытаюсь, хотя в успехе не уверен…

— Ну, понятно! Вот вам мой телефон: если что прояснится — позвоните.

— Хорошо, Алексей Петрович.

Проводил я его уже с каким-то нетерпением. Оделся, негромко произнес: «Инутама, инутама, акчолё!» — и… исчез из дома.

Часть первая

Требуется король!

Восемью Восемь

1

Удобная штука волшебный транспорт: вжик — и ты уже на месте! Вот только по пути ничего не рассмотришь: не успеешь…

А на этот раз я даже не знал, где окажусь: просто доверился Блаттелле и всё. «Не может быть, — решил я, — чтоб такой воспитанный таракан завлек меня в опасное место».

Осмотрелся я и вижу, что нахожусь на дне глубокого ущелья, сжатого горами. Левый склон скалистый, голый, а правый порос диким орешником. И быстрая речка под ним шумит.

Стою я перед двумя высоченными скалами, а в них стометровые кони высечены, только наподобие шахматных. Между скалами — узкий проход, вдали виднеется веселая яркая толпа. «Туристы», — решил я почему-то.

Вдруг все они устремились ко мне: фоторепортеры и киношники снимают на пленку, телеоператоры ловят меня в объектив, журналисты микрофоны свои протягивают…

— Ваше имя!

— Возраст!

— Профессия!..

— Поздравляем вас!!!

Не иначе как произошла ошибка. Вероятно, ожидали какую-то знаменитость, и я появился некстати. Мне стало неудобно. А скрыться некуда. Тут наступила тишина, и все во мне похолодело. «Ну, — думаю, — прощай родной город и друг мой художник Петр Петрович, не видать мне вас больше…»

Вдруг расступаются все, и выходит наперед стройная молодая женщина. На ней длинное черно-белое платье в шахматную клетку. На волнистых темных волосах — бриллиантовая корона. Лицо красивое, удлиненное, темноглазое и, что я сразу отметил про себя, приветливое.

Улыбается и обе руки мне протягивает.

— Я, — говорит, — покровительница шахмат Каисса… Приветствую миллионного гостя этого года в моей столице Восемью Восемь.

Только теперь я догадался, что попал в то самое место, о котором говорил Блаттелла. Ведь на шахматной доске восемь рядов по восемь клеток, вон оно и получается — Восемью Восемь… «Эх, — думаю, — повезло-то как: кто же из нас шахмат не любит?!»

Идем с Каиссой, и тысячи ценителей шахматного искусства приветствуют нас. Помахал я им для приличия, и мы свернули вправо, в Аллею Чемпионов мира. Золотые статуи (чемпионок — слева и чемпионов — справа) ослепительно сияют под ярким солнцем. Я радуюсь знакомым лицам — ведь большинство чемпионов мои земляки, советские люди!

Выходим на обширную площадь. Она заполнена разъяренными шахматистами. В центре — высокий помост, будто сложенный из больших шахматных досок. На помосте палач в красном спортивном костюме и черной маске сечет плетью бесштанную фигуру, лежащую на широкой скамье. Только отстегал как следует, а уже волокут следующую жертву.