Сын Неба - Эйв Дэвидсон

И тут, словно в подтверждение, после длинного высверка молнии и жуткого громового раската, по головам несчастных путников забарабанил теплый муссонный ливень. Возбуждение Марко при виде дракона мигом сменилось унынием, стоило ему увидеть, как уровень воды медленно, но неуклонно ползет вверх по дрожащим ногам перепуганных коней.

- В своих владениях Хубилай такого потопа не допускает, - заметил Марко, обращаясь к Оливеру и его немому пажу, что сидели верхом на ближайшей ветке, пока крупные дождевые капли обрушивались на их хмурые лица.

Светловолосый гигант лишь хмыкнул в ответ.

Действительно, Хубилай всегда проявлял заботу о делах засухи и наводнений, которые грозили разрушить с таким трудом завоеванное благополучие его империи. Марко вспомнил один из весенних дней в главном приемном зале Ханбалыка - в этих высоких палатах, способных вместить шесть с лишним тысяч персон в свои золоченые стены, столь богато расписанные всевозможными зверями и птицами, а также батальными сценами.

Шел довольно заурядный прием, когда от колоссальной мраморной лестницы вдруг послышался отчаянный трезвон курьерских колокольчиков. Курьерские станции располагались через каждые три мили по главным дорогам империи как часть почтовой системы великого хана. Гонцы, с прикрепленными к поясу колокольчиками, доставляли во дворец важные сведения - а то и корзины свежих фруктов для императора. Покрыв трехмильное расстояние, гонец передавал свою ношу следующему гонцу на следующей станции, причем все это аккуратно записывалось чиновником. Так великий хан мог оперативно получать (или передавать) известия из самых отдаленных уголков его империи. И вот запыхавшийся гонец рухнул на колени у широкого изысканного порога, призванного отваживать духов-демонов, которые, как считалось, норовили проникнуть в зал.

- Можешь подойти. Подойди.

Голос великого хана, до того монотонный и распевный, вдруг сделался будничным. И только прозвучало это "подойди", как старший гонец, низко склонив голову, пополз вперед на четвереньках. Приблизившись ровно настолько, сколько было положено по протоколу, - и ни шагом дальше, - он, так и не разгибая спины, вытащил свиток, развернул его и принялся читать вслух. Все - и великий хан в первую очередь - знали наизусть тот список регалий, с которого начал чиновник, - но здесь ничем нельзя было пренебречь. Ни единой буквой. Даже если б Большой дворец горел. Закончив с регалиями, старший курьер лишь на миг умолк, переводя дыхание, и потом продолжил:

- Сыну Неба имеется доложить о том, что дожди, коим Трон Дракона никогда не позволит задержаться, начались сей год слишком рано и падают исправно с Западных Небес на, следственно, Западные Нефритовые горы. Уровень дождевой воды в Главном мерном водоеме Храма Ив, что в Западных Нефритовых горах, достиг шестой отметки - и упорствует подниматься. Быть может, Сын Неба возжелает отдать своим верным подданным, слугам и рабам надлежащие приказы... - Было там и еще что-то, но это что-то имело отношение лишь к церемонии. Тренированный голос старшего гонца понизился до шепота, и дальше его уже никто не слушал.

Все ждали слов Сына Неба, что восседал на украшенном искусной резьбой Троне Дракона в церемониальной мантии небесно-голубой парчи с вышитыми на ней радужными драконами. На троне и в мантии драконов. Драконов, приносящих дождь. Длинная жемчужная бахрома на высокой филигранно-золотой короне с солнцем и луной закачалась, когда великий хан заговорил:

- Пусть дуют в рога, и звонят в колокола, и бьют в гонги - но не в барабаны. Никто пусть не бьет в барабаны. Пусть зажгут сигнальные огни, и пусть гонцы готовы будут отправиться как конным, так и пешим порядком. Послание же имеет быть следующим:

Дело растущего зерна продолжать рост. Всем же прочим немедленно прекратить все дела и заниматься лишь нижеследующим. Где есть дамбы удлинять; все плотины - возвышать, все каналы - углублять. Из налоговых хранилищ извлечь гречиху и просо на прокорм работников. Где нет ни проса, ни гречихи, раздать другое: пшеницу на севере, рис на юге. Где нет запасов топлива для варки, немедленно изъять таковые из частных хранилищ. В возмещение заплатить наивысшую рыночную цену...

Ладан и прочие обрядовые приношения предлагать во всех местах культов. Все молитвы всем богам, какие известны, читать без перерыва. Последовать могут и дальнейшие указания. Сказанные же выполнить без задержки. Выполнять!

Тут все писцы, то и дело макавшие перья в каменные чернильницы, собрали свои принадлежности и, пятясь, удалились.

- Всем по своим местам! Немедленно! - произнес Сын Неба. - Подать моих слонов! Теперь же! Как горько я сожалею, что подагра не дает мне встать в стремена! Вперед, мои носильщики! Вперед!

Подобные речи Хубилай порой произносил с большим воодушевлением. Но голоса никогда не повышал.

И буквально через считанные мгновения в громадных палатах не осталось ни единого человека. Все, что происходило, было похоже на взмах гигантского веера, гасящего столь же гигантские свечи, - пламя трепещет, и мощные фитили тонут в пахучем воске. Из людей там остались только старые евнухи низших рангов - давно не мужчины и уже не вполне люди. Именно их порой дрожащие, но твердые руки и занялись тлеющими углями.

Из мест близких и далеких, с башни и из храма, с холма, со стены и из крепости слышалась разноголосица гонгов, колоколов и рогов. Не слышалось только барабанного боя. Великий хан весьма мудро приказал не бить в барабан, ибо каждому катайцу известно, что барабан будит драконов. Бой барабана считался голосом дракона. То был голос грома и молнии - а гром и молнию вызывали драконы. Драконы же вызывали и дождь - а дождя было уже достаточно. Оставалось только молиться, чтобы его было не более чем достаточно.

Так великий хан не допускал наводнений. Но теперь Хубилай - и даже его императорские почтовые станции - был слишком далеко, а муссонный паводок поднимался все выше в сплетении водных путей болота Шести Драконов, что в вассальном царстве Чамба. Ибо дожди вассалами человеку не приходились.

Сидя на ветвях раскидистого бананового дерева, Марко в страхе наблюдал, как мрачные волны подбираются к бокам ошалевших коней. Отец его бубнил себе под нос что-то про четыре десятка камушков бирюзы, каждый размером с ноготь на большом пальце взрослого сарацина. А дядя все вздыхал об Италии, где на ветвях деревьев рассиживаются не люди, а пухлые голуби. Монгольские и татарские всадники, не переставая отрывать пьявок от своих кровоточащих тел, о чем-то глухо переговаривались. Ученый Ван... странствующий рыцарь Хэ Янь... татарский раб Петр... Оливер со своим немым пажом - все они, хмурые, промокшие до нитки, липли к надземным корням мощного банана.