Анастасия - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что это такое? – спросила Анастасия.
– Ну... Мигрант – это такой злой дух, который пытается пробраться в город и ночами пить кровь из жителей. Сплошь и рядом он предстает в человеческом облике.
– Занятно, – повторила Анастасия.
Странно выглядела улица – словно город, убрав с домов крыши, накрыли наглухо колоссальной железной крышкой, как кастрюлю. Ну, а кроме этого – ничего удивительного. Мощеная брусчаткой мостовая, вывески лавок почти такие же – калачи у пекарей, башмаки у сапожников, ключи у ремесленников по железу, и прочая всячина, позволяющая легко угадать занятие хозяина. Только шума в трактирах почти не слышно, пьют чинно. И уличная толпа производит меньше шума. Сквозь огромные прямоугольники мутноватого стекла над головой льется слабый свет, и повсюду горят те же стеклянные фонари с язычками неподвижного почти синего пламени. Никаких особенных чудес Анастасия не увидела, о чем не замедлила сказать Ярлу. Он в ответ осведомился, не хочет ли Анастасия приобрести себе часы. Понятно, она хотела, тем более что ее деньги имели здесь хождение.
Правда, хозяин вполне обыкновенной на вид ювелирной лавки сначала не хотел продавать ей часы (которых, кстати, и не было на прилавке), все требовал какую-то местную прописку. Анастасия сказала, что таких денег у нее нет, только китежские, и собралась было уйти, но Ярл, сдвигая брови и делая значительное лицо, пошептался с хозяином, и тот принес часы из задней комнаты. Ярл порывался заплатить сам, но Анастасия не позволила.
– И не скучно жить под землей? – спросила она, когда они вышли на улицу, провожаемые неодобрительным взглядом хозяина.
– Наоборот, – сказал Ярл. – Ибо мы независимы этим путем образа жизни.
– А хлеб? Пашни?
– Хлеб всегда можно купить. Наши деньги еще лучше. Сравни со своими – чьи отчеканены искуснее?
– Меняемся на память? – сказала Анастасия, решив, что Капитану не помешает посмотреть на такую монету.
– Возьми так.
– Нет уж, меняемся.
– Ну хорошо. – Ярл отдал ей монету и со снисходительной усмешкой спрятал в карман китежскую. – Вот мы и пришли.
Они вошли в дом. Тяжелая портьера сомкнулась за спиной Анастасии. Она уселась в кресло, огляделась – комната как комната. Ярл взял со стола синий стеклянный графин, налил в бокал рубиновую жидкость:
– Ты не против?
– Я не против. – Анастасия осторожно отпила. Похоже на вино, но в нем чувствуется что-то покрепче. Она еще раз осмотрелась, пожала плечами: – Признаться, что-то не вижу я здесь особенных чудес...
– Присмотрись. Здесь не такие фонари, как на улице. Анастасия присмотрелась. В самом деле, фонари другие.
В них словно сам воздух пылает – невыносимо ровный, без малейшего шевеления пламени.
– Электричество. Я не стану объяснять тебе, что это такое есть. Прости, но ты сразу не поймешь.
– Ну да, я ведь дикарка, – засмеялась Анастасия. Вино самую чуточку ударило в голову.
– Ты прекрасная дикарка, – сказал Ярл, глядя на нее с какой-то непонятной грустью. – Тебе не приходило в голову, что ты достойна лучшей участи?
«Ну вот, начинается, – подумала Анастасия, – далась им всем эта лучшая участь». Она насторожилась, но на ее улыбке это не отразилось ничуть:
– Смотря что будут предлагать. Эти вот фонари?
Ярл встал и отдернул занавеску. Там стоял странный ящик – металлический, блестящий, с передней стенкой словно бы из непрозрачного стекла. На нем стоит еще один, поменьше. Оба усеяны какими-то украшениями, красивыми выступами, цветными незнакомыми буквами и эмблемами, стеклянными окошечками со стрелками.
У Анастасии возникло странное чувство.
Ящик был не такой.
Дело не в том, что он непонятный и загадочный. Совсем не в том.
Он словно бы чужд этой комнате. Комната вполне обычная – те же столы и кресла, те же ковры и гобелены, та же утварь. Те же, разве что чужеземные, чуточку иного –облика и вида. А вот ящики и фонари – другие. Не совмещаются с комнатой, с домом, с городом. Такими же чужеродными они выглядели бы в домах Империи или Китежа. Словно сделаны не здесь, людьми с другими возможностями...
Но додумать она не успела – Ярл что-то сделал, и стеклянная стенка ящика загорелась изнутри. Там, в ящике, пела на незнакомом языке женщина.
Анастасия не особенно и удивилась. Те картины, что показывал волшебник из снежной осени, были гораздо удивительнее – яркие, объемные, подлинное окно в другой мир, окно без рамы и границ. А здесь – пусть и цветное, но плоское зрелище, ожившая картина. Ну, не картина, положим, видно, что женщина живая, но все равно плоский, оживший в ящике гобелен... Но интересно.
Она спохватилась и сделала ужасно изумленное лицо. Краешком глаза наблюдала за Ярлом – нет, все в порядке, он важничал, покровительственно усмехался. «А мы-то при свечах и факелах живем, как дикари», – сердито подумала Анастасия, допивая бокал.
Музыка была резкая, негармоничная, какофония какая-то. Женщина пела на незнакомом языке. Одежды на ней почти что и не было – так, несколько бахромчатых лоскутков, соединенных нитками бус, и певица двигалась так, чтобы еще больше это подчеркнуть.
– Великолепное развлечение для мужчин, я понимаю, – сказала Анастасия язвительно. – Если нет рядом живой женщины и уговорить ни одну не удается, сиди и пялься...
– Тебе не нравится? – удивился Ярл, подходя ближе.
– Довольно убого, – сказала Анастасия. Услышав над собой его хриплое дыхание, подняла голову и глянула ему в глаза с дерзкой усмешкой. Видимо, он понял. Не шелохнулся. Сказал грустно:
– Действительно – княжна... Извини, пожалуйста, я отлучусь на короткое время.
И ушел. Женщина выплясывала, изгибая холеное тело. Решившись, Анастасия поднялась, на цыпочках подошла к портьере, отодвинула ее указательным пальцем, приникла одним глазом к щелочке.
Ярл стоял спиной к ней и что-то тихо говорил. Прижимал к уху странный предмет на длинной белой веревке и говорил словно бы в него, словно там, внутри, сидел собеседник. Говорил на незнакомом языке, но вдруг явственно произнес ее имя. «Ничего не понимаю, —растерянно подумала Анастасия. – Он это явно всерьез. Молится?»
Ярл положил предмет, Анастасия поняла по его спине, что сейчас он обернется, опустила портьеру, бегом, на цыпочках вернулась в кресло. Заинтересованно уставилась в ящик, где плясало уже несколько женщин.
– Послушай, а как это делается? – спросила она вернувшегося Ярла.
– Очень долго объяснять. Как ты смотришь, если мы с тобой сейчас отправимся в гости?
– Давай отправимся, – сказала Анастасия.
Она была удивлена не на шутку. По всем канонам он должен был сейчас добиваться ее благосклонности. Видно же по нему, что ему этого ужасно хочется. Что же, один ее взгляд его остановил? Сомнительно. Полное впечатление, что он и в самом деле разговаривал с кем-то, после чего его собственные планы резко переменились. Или он с самого начала поступал вопреки своим желаниям? Пожалуй, именно такой у него вид. Сплошные загадки. Что ж, идти нужно до конца...
Дом, куда они пришли, был полон людей. Фонари горели не белые, а какие-то странные, все время менявшие цвет – синий, красный, желтый, розовый... И музыка играла, похожая на ту, из ящика. И никто ее не слушал – люди пили, беседовали, танцевали как-то странно, медленно и обнявшись.
Ярл усадил ее на мягкий длинный диван у стены, сунул в руку бокал и пропал куда-то. Анастасия украдкой оглядывалась, присматриваясь к платьям женщин – и короткие, и длинные, с разрезами на боку или спереди, а уж вырезы... Она фыркнула про себя.
– Ты откуда, прелестное дитя? – с тем же странным и смешным выговором спросила ее сидевшая рядом женщина.
– Издалека, – осторожно ответила Анастасия, присмотрелась к ней – красивая и сильно пьяная. Что ж, это к лучшему.
– Очень издалека?
– Очень.
– Да, я смотрю – из этих феодальных принцесс... Ты Молодец. Умница, – женщина обняла Анастасию за шею и чмокнула в ухо влажными губами. Анастасия вежливо стерпела. – Совсем не боишься, глазенки спокойные... Умница. Это редкость. Обычно дикарям ровным счетом ничего не объяснишь, дикари и есть... Прошла уже выучку, а?
Анастасия оставила все свои мысли при себе и спросила, словно все знала и все понимала, даже употребила это странное обращение с множественным числом:
– А вы давно в этом городе?
– Я родилась в этом городе, – сказала женщина. – Или ты имеешь ввиду, давно ли я знаю? Давно, – она жарко прошептала Анастасии в ухо. – Так давно, что никаких секретов от меня уже не скрывают. Ну никаких. Сказать?
– Скажи, – тоже шепотом ответила Анастасия.
– Глупости все это – насчет веков. Веков не осталось. Остались недели, считанные. Видела прибой? Нет? Что же ты так, неужели не интересно? Ну, все равно, дело твое. Считанные недели остались, знаю совершенно точно. Жуткое будет зрелище, как подумаешь, что пришлось бы его с земли наблюдать...