Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. - Сюэцинь Цао

С того дня, как Юаньян дала клятву не выходить замуж, она ни разу не разговаривала с Баоюем, и он чувствовал себя очень неловко. Вот и сейчас Юаньян хотела убежать, но Баоюй ее спросил:

– Дорогая сестрица, идет мне этот плащ? Скажи!

Юаньян только рукой махнула и скрылась в комнате старой госпожи. Баоюю ничего не оставалось, как отправиться к госпоже Ван. От нее Баоюй вернулся к матушке Цзя и промолвил:

– Маме плащ очень понравился, но она сказала, что я недостоин его носить. И еще велела мне беречь его и не портить.

– Да, портить не нужно, – произнесла матушка Цзя. – Второго такого у меня нет, и даже при желании сшить его невозможно. – Она помолчала и снова обратилась к Баоюю: – Смотри, пойдешь к дяде, не пей лишнего! И возвращайся поскорее!

– Непременно! – ответил Баоюй и направился к выходу, сопровождаемый мамками. Здесь он увидел Ли Гуя, Ван Жуна, Чжан Жоцзиня, Чжао Ихуа, Цянь Шэна и Чжоу Жуя, которых сопровождали Бэймин, Баньцяо, Саохун и Чуяо. Слуги давно дожидались Баоюя, держа в руках узлы с матрацами для сидения и подушками. Одна из мамок что-то сказала слугам, и те помогли Баоюю сесть на коня. Ли Гуй и Ван Жун взяли в руки поводья, Цянь Шэн и Чжоу Жуй шли впереди, Чжан Жоцзинь и Чжао Ихуа – по бокам.

– Брат Чжоу Жуй и брат Цянь Шэн, – попросил Баоюй, – давайте поедем через боковые ворота, а то возле кабинета отца мне придется спешиться.

– Но вашего отца нет сейчас дома, – возразил Чжоу Жуй, – кабинет на замке, и вовсе незачем слезать с коня.

– Неважно, что отца нет дома, все равно надо спешиться, – ответил Баоюй.

– Совершенно верно, господин, – поддакнули Цянь Шэн и Ли Гуй. – Если господин Лай Да или второй господин Линь Чжисяо заметят, что вы не спешились, они станут вас укорять в непочтении к отцу. А больше всех достанется нам, господа скажут, что мы не учим вас правилам приличия.

Итак, Чжоу Жуй и Цянь Шэн повели Баоюя к боковым воротам. В это время к ним подошел Лай Да. Баоюй придержал коня и хотел соскочить на землю, но Лай Да схватил его за ногу. Тогда Баоюй привстал в стременах и, улыбаясь, произнес несколько вежливых фраз.

Неожиданно появился мальчик-слуга, а с ним не то два, не то три десятка людей с метлами и корзинами. Увидев Баоюя, они почтительно вытянулись и остановились возле стены, и только мальчик-слуга, старший над ними, несколько раз поклонился Баоюю и справился о его здоровье. Баоюй не знал, как зовут мальчика. Он улыбнулся, приветливо ему кивнул и поехал дальше. Лишь после этого мальчик сделал знак людям продолжать путь.

За боковыми воротами Баоюя ждали Ли Гуй, шестеро мальчиков-слуг и еще несколько конюхов, державших под уздцы с десяток коней. Как только Баоюй миновал ворота, слуги вскочили в седла и последовали за ним. Шествие открывал ехавший впереди Ли Гуй. Но рассказывать об этом подробно мы не будем.

А теперь вернемся к Цинвэнь. Она без конца принимала лекарства, но продолжала болеть и вовсю поносила врачей.

– Только и знают, что выманивать деньги, а лечить не умеют!

– Да уймись ты! – пыталась успокоить ее Шэюэ. – Вспомни пословицу: «Болезнь обрушивается внезапно и тянется, как длинная нить». Только эликсир бессмертия Лао-цзы мог бы сразу помочь. Наберись терпения, полечись несколько дней, и все пройдет. А будешь злиться, только самой себе навредишь.

Уговоры не возымели действия, и Цинвэнь сорвала гнев на девочках-служанках:

– Куда они запропастились? Пользуются тем, что я заболела, и совсем обнаглели. Вот поправлюсь, шкуру с них спущу!

Услышав это, в комнату вбежала перепуганная Динъэр:

– Что прикажете, барышня? – спросила она.

– А где остальные? Передохли, что ли? – напустилась на нее Цинвэнь. В этот момент в комнату неторопливыми шагами вошла Чжуйэр.

– Вы только поглядите на эту паршивку! – еще больше распалилась Цинвэнь. – Никогда не явится сразу, ждет особого приглашения! Зато, когда раздают деньги или фрукты, она тут как тут! Ну-ка, подойди ближе! Не тигр же я, не съем!

Чжуйэр робко приблизилась. Забыв о холоде, Цинвэнь сбросила одеяло и, схватив лежавшую рядом с подушкой ухочистку, больно уколола девочку в руку, крикнув:

– Не руки, а грабли, ни на что не годны! Нитку в иголку вдеть не умеешь, только и знаешь таскать что повкуснее да обжираться! Такую тупицу, неряху и сплетницу лучше всего вообще заколоть!

Чжуйэр вскрикнула, и Шэюэ поспешила оттащить ее в сторону. Она уговорила Цинвэнь лечь в постель и сказала:

– Ведь ты только что пропотела, а скачешь по комнате! Умереть захотелось? Выздоровеешь, тогда и поколотишь ее!

Но не так-то легко было урезонить Цинвэнь. Она велела позвать мамку Сун и сказала:

– Второй господин Баоюй наказал передать вам, что Чжуйэр ленива, отлынивает от поручений, ругает тихонько Сижэнь, когда та велит ей что-нибудь сделать. Сегодня же надо выгнать ее, чтобы завтра второй господин Баоюй мог об этом доложить своей матушке.

Мамка сразу поняла, что дело с браслетом раскрылось, и промолвила:

– Все это так, но давайте дождемся возвращения барышни Хуа Сижэнь и обо всем ей расскажем. А выгнать девочку никогда не поздно.

– Второй господин Баоюй строго-настрого приказал сделать это сейчас же! – закричала Цинвэнь. —При чем тут «барышни Хуа» или «барышни Цао»?[115] Мы и без них знаем, как поступить! Слушай, что тебе говорят: сейчас же позови кого-нибудь из ее родных, и пусть забирают ее отсюда!

– Не волнуйся! – поддакнула Шэюэ. – Все равно Чжуйэр выгонят. И чем раньше, тем лучше!

Мамке Сун ничего не оставалось, как передать матери Чжуйэр, чтобы та пришла за дочерью.

Мать Чжуйэр не замедлила явиться и принялась укорять Цинвэнь:

– Нехорошо вы поступаете, барышня! Если что не так, поучите девочку, зачем же выгонять! Хотя бы из уважения к нам оставьте ее!

– Говорите с Баоюем, я тут ни при чем, – оборвала ее Цинвэнь.

– Да разве я посмею? – усмехнулась женщина. – Ведь он все равно сделает так, как скажете вы! Вы, например, можете называть господина по имени, а я не могу, это сочтут дерзостью с моей стороны.

Цинвэнь побагровела от злости и закричала:

– Тебе не нравится, что я назвала господина по имени! Иди пожалуйся на меня старой госпоже, скажи, что такую грубиянку следует выгнать!..

– Вы, тетушка, пока уведите дочку, – посоветовала Шэюэ, – а потом будете разбираться! Здесь не место для ссор! Да и вряд ли кто-нибудь рискнет нам перечить! Разве что жены господ Лай Да и Линь Чжисяо. И то вряд ли. Да, Цинвэнь назвала второго господина по имени, но ведь это приказ старой госпожи. Все мы с самого детства так зовем господина. Когда он родился, старая госпожа велела расклеить по всему дому листочки с его именем, чтобы отвести от него несчастья. Даже водоносы и золотари называют господина по имени! А мы чем хуже?! Вчера жена господина Линь Чжисяо назвала Баоюя господином – так старая госпожа сделала ей выговор!.. К тому же не станем мы всякий раз называть Баоюя господином, пока докладываем о нем его бабушке или матери. Мы произносим «Баоюй» не менее чем двести раз в день. А вы, тетушка, вздумали нас пугать! Придите и послушайте, как мы зовем второго господина при бабушке да при матушке, тогда не будете удивляться. Вы просто не знаете заведенных в доме порядков, потому что все время дежурите у третьих ворот и даже не видите старую госпожу. В этих покоях вам вообще не положено находиться! Увидят – обвинят в нарушении порядка. Так что забирайте свою дочь и уходите поскорее. А после можете попросить жену Линь Чжисяо уговорить второго господина Баоюя взять Чжуйэр обратно. Людей у нас в доме много, и если каждый будет бегать сюда, мы даже фамилию не успеем спросить.

Шэюэ позвала девочку-служанку и велела ей мокрой тряпкой вытереть пол в том месте, где стояла мать Чжуйэр. Женщина молча проглотила обиду и, едва сдерживая гнев, поспешила увести дочь, чтобы не навлечь беды. Ее остановила мамка Сун и сказала:

– Ты и в самом деле не понимаешь приличий! Твоя дочка прислуживала в покоях господина вместе с другими служанками и на прощанье должна была им поклониться. Подносить подарки не обязательно, а долг вежливости выполнить надо! А она повернулась и ушла. Как же так?

Пришлось Чжуйэр вернуться. Она поклонилась Цинвэнь и Шэюэ, попрощалась с Цювэнь и остальными служанками. Но те даже не глянули в ее сторону. Матери было больно за дочь, но она слова не смела сказать, так и ушла.

Что до Цинвэнь, то после скандала ей стало хуже и до самого вечера она металась в жару, пока не пришло время зажигать лампы. Вернулся Баоюй, он был чем-то расстроен, то и дело вздыхал и охал.

Шэюэ стала спрашивать, что случилось.

– Утром бабушка по доброте своей подарила мне плащ, а я случайно его прожег! – признался Баоюй. – Хорошо еще, что стемнело и бабушка с матушкой ничего не заметили!

Он снял плащ и отдал Шэюэ. Девочка поглядела и нашла дырку шириной с палец.

– Это от грелки для рук! – заметила она. – Ничего, отнесем швецу, он починит.