Пёрышко (СИ) - Иванова Ксюша

- Не думай об этом. Он тебя в обиду не даст. Если нужно будет, еще хату срубим, чтобы отдельно вам поселиться.

Но сама над ее словами задумалась. Мне-то тоже в новый дом войти предстоит. А вдруг не приглянусь я матери Богдана? Да еще и не одна я - дед, бабушка со мной. Что, как, они лишними окажутся? Не брошу их! Никуда от них не уйду! Растревожила меня Любава, да так, что всю дорогу до самого Мурома, как на иголках, сидела. 

Скоро в город заехали. С интересом мы с Любавой все в нем разглядывали. Еще на подъезде к Мурому нас отряд дружинников встретил. Радостно они наших воинов приветствовали. С ужасом слушали вести о половцах, об Изборске. И хоть сами воевали с чудью, все же половцев одним, общим врагом называли. Жалели Изборск и его жителей. И в каждом слове слышалось мне волнение - чувствовали воины, что половцы и сюда придут!

Улочки оживленные - народу много, дети в пыли придорожной в лапту играют! Щенок за ними бегает и громко лает. А вон мужики баню рубят! Живет город, каждый свое дело делает. Тут навстречу Бажен выехал. Да не один, а со свитой своей. Крепко они с Богданом обнялись, а потом и других он приветствовал - каждого по-отдельности. Не смотри, что князь! Возле меня остановился, тоже руки свои распахнул и сказал:

- Ясна, рад видеть тебя в нашем городе! Иди, обниму тебя по-родственному!

Сзади смешки раздались:

- Иди, иди, Ясна! Честь какая! Сам князь!

- Не ходи, Ясна, не то, Богдан племянника своего порешит!

Оглянулась на мужа - и, правда, брови нахмурены! Но все же, не хотела Бажена обижать, обняла его легонько, и тут же отстранилась. 

- Спасибо, Бажен! Я тоже рада, что здесь оказалась! 

Дружинники стали по домам разъезжаться. Волка и Мстислава жены встречали. А Третьяка - дочка старшая, застенчивая, милая девочка, которая все время руки за спину прятала. Милорад тоже с Любавой к своему дому повернул. Любава на прощание мне рукой помахала. Когда все разъехались, Богдан лошадей наших под уздцы взял и в сторону по маленькой боковой улочке повел. Недолго мы ехали. Но с каждым шагом, волновалась я все больше. Хотелось спросить его, поговорить, может, успокоил бы, объяснил, как вести себя, что говорить. Ведь мать его о нас с Ладой ничего не знает. Подумает еще, что чужого ребенка к ним в дом принесла! 

Издалека увидела женщину на крылечке. Как подъезжать к воротам стали, кинулась она их открывать. Въехали мы во двор, слезла я с повозки, поклонилась хозяйке, как того обычай требовал. Тут Богдан подошел, обнял мать и говорит:

- Мать, принимай жену мою! А это, - у бабушки Ладушку взял и ей в руки сунул. - Внучка твоя.  

Опешила мать его от новости такой. Стоит, молчит и на меня смотрит. Тут Ладушка загулила, заворковала у нее на руках. Посмотрела на нее женщина, к себе прижала и заплакала. 

- Проходи, дочка, будь хозяйкой в избе. И вы проходите, гости дорогие! Милости прошу! 

Протянула я руки, чтобы ребенка забрать, а она не отдаёт:

- Столько лет мечтала... дай хоть полюбуюсь... 

Зря переживала я, мать Богдана доброй, ласковой женщиной оказалась. Моих родных, как своих кровных приняла. Лучшие места в избе отдала. А я смотрела на избу, во дворе босиком по траве прошлась и думала, что мое это место, что до конца дней своих здесь жить буду. Откуда такая уверенность взялась - неведомо! А вот бани-то нет! Как так? Стояла в недоумении во дворе и руками разводила! Не заметила даже, как Богдан со спины подошел. Только вдруг руки сильные обвили сзади.

- Что случилось, жена? Не нравится тебе твое хозяйство?

- Нравится, - развернулась в его объятьях и в глаза заглянула - улыбается, и смотрит по-другому даже - весело, глаза сверкают, от чего он еще красивее становится - век бы смотрела! - Только одного понять не могу, где баня-то?

- Так у нас не так все устроено, как у вас. Наша баня - вон там, видишь, пригорок, за тем домом, на под пригорком - речка течет, отсюда ее не видно. Там и баня стоит, чтобы воду из речки брать! Но если ты хочешь, я тебе здесь еще одну построю! А сейчас топить пойдем ту, что уже есть. 

- Вместе?

- Конечно. Я тут кое-что вспомнил... про баню... Хочу проверить, так ли было.

30 глава

Нежданно-негаданно осень с зимой пролетели. Как день один. Весна в самом разгаре была. Не пришли в Муром половцы, видно снега их задержали. Зима ранняя снежная, холодная, да вьюжная была. Самая счастливая в жизни моей! Каждый день, не смотря на погоду, на службу я ходил - город все же к нападению готовился, а коли половцы восвояси на восток ушли, о чем отряд разведчиков, в Изборск недавно отправленный, скоро сообщить должен, то поход на вятичей воинов моих ждет. Все ж таки дань нужна нам - голодно к весне стало. И в нашем доме трудновато - не рассчитывали мы с матерью на такую семью большую. Да, женщины в лес по грибы и ягоды всю осень ходили - кое-что заготовили. Дед Ратибор сапоги всю зиму тачал - в базарный день на расхват они были, тоже копейка в дом шла. А в скором времени прознали жители города о способностях Любомилы, бабушки Ясны. И стали к нам в дом идти - больные и немощные, старые и детишки. Кто животом страдает, у кого зуб болит, всем она помогала, а некоторые с особыми просьбами - наговор там совершить, от ребеночка нежеланного избавиться - тех гнала до ворот с криками. Денег она ни с кого не брала, а вот продукты, коли предлагали, с радостью.

Ясна же о своих способностях никогда никому не рассказывала. А мне это и на руку было. Не хотел ее внимание ни с кем делить. С каждым днем дороже она мне становилась! Домой бегом бежал. И ночи не было, чтобы руки мои к жене не потянулись! И жаркими те ночи были! Порой до утра уснуть не могли... 

Вот и сейчас спешил, летел к дому - знал, что ждут там, рады будут. Да только во дворе встретил мать свою с Ладушкой на руках. Обеспокоенная она от двери до ворот ходила, а как меня вдали увидела - навстречу кинулась.

- Что стряслось?

- Сынок, темнеет уже. А Ясна с дедом в лес еще утром ушли, за деревом для подошвы. Он ее отговаривал, брать с собой не хотел, да спина его опять разболелась. Вот Ясна помочь и решила. Любомила искать их пошла, вот недавно совсем. Да что-то неспокойно мне. И Ладушка волнуется: плачет, извелась вся. 

Взял ребенка на минуточку. Прижал к себе, ручонки маленькие шею обняли - сердце от любви зашлось! Что случилось там? Идти нужно! Хоть и опасность есть разминуться по дороге! Все равно дома не усижу! Не знал, за что ухватиться, что понадобиться может. 

Верхом, конечно, быстрее будет! А возле леса, если что, коня оставлю, чтобы в кустах не мешался. Доскакал, как стрела горящая - в мгновенье ока! У кромки леса бабушку Любомилу догнал. Узнала издалека, остановилась. 

- Богдан, куда идти-то не знаю. Растерялась, сердце вот, зашлось, - села она на пригорок. Впервые видел, чтобы плакала она - всегда строгая, решительная. А тут слезы подолом вытирает, - случилось что-то, чувствую... 

Ох, от слов ее жутко мне стало! Что угодно могло приключиться - лес все-таки! А вдруг волки порвали? А вдруг в реке искупаться решила, да утонула? Да дед тогда, куда делся? Задрожали руки. Как жить-то без нее? Нет, искать нужно - бежать быстрее! Может, не так все и страшно?

- Любомила, сиди здесь, никуда не ходи. Вдруг из лесу они выйдут - ты их и увидишь. А я искать буду. Коли найду с ними приду сюда, коли нет - один к тебе выйду. 

Кивнула она, соглашаясь, а сама еще пуще заплакала. 

Стал сквозь чащу пробираться. Путь примечал - темнело быстро. Сначала видно было в лесу, что кто-то не так давно шел. Да, только многие из Мурома лесные тропинки знали - кто угодно это мог быть. Старался слушать внимательнее, чтобы шум какой посторонний отличать. Потом, когда глубже в чащу зашел, кричать, аукать стал. 

Долгое время никто не откликался. А потом вдруг далекий голос услыхал, будто тоже аукает кто-то. На звук этот пошел. Все ближе-ближе он становился. И скоро узнал я его - Ясна кричит! Бежал, кустов не замечая, руки и лицо ветками исстегал, несколько раз, за корень запнувшись, падал, да только вставал и бежал снова. И вот, наконец, выскочил из-за поросли молодых деревьев и увидел ее фигурку маленькую, на земле сидящую, кинулся со всех ног, на колени рядом упал, руками прижал к себе изо всех сил: