Заблудившаяся муза - Валерия Вербинина

– У господина Зимородкова сейчас много дел, – проговорил Леденцов, но слова его звучали как-то неубедительно, и будь Амалия чуточку хуже воспитана, она бы непременно ухватилась за них, чтобы наговорить множество колкостей в адрес чиновника особых поручений. Однако она не стала этого делать.

– Саша! – позвала она. Барон встал и подошел к ней.

– Мне кажется, корнету не стоит там стоять, – объявила Амалия, указывая на молодого человека, топчущегося под фонарем. – Пригласите его в дом.

– Я не могу этого сделать, – спокойно заметил Александр.

– Почему?

– Потому что существует такая вещь, как субординация… И потом, вполне достаточно сказать слуге, что вы хотите видеть господина Павлова.

Леденцов был человек посторонний, но этот короткий обмен репликами сказал ему куда больше, чем подразумевало его содержание. Со стороны Амалии, заметившей корнета, который зачем-то пришел к ее дому, но не решался войти, было вполне естественно пригласить его, пусть даже это шло вразрез с правилами этикета. Александр же думал не о человеке, который зябнул снаружи под дождем, а о том, как будет выглядеть он сам, если пригласит его. Противоречия, сказал себе Гиацинт, эти маленькие противоречия, которые в личных отношениях всегда играют куда большую роль, чем крупные размолвки, наверняка решили все и в этом союзе. Впрочем, если говорить начистоту, Леденцов вообще не понимал, как такая женщина, как Амалия, могла всерьез увлечься этим надутым и самовлюбленным флигель-адъютантом.

– Я приглашу господина Павлова, – сказал сыщик вслух, поднимаясь с места.

В соседней комнате меж тем трое сообщников – а люди, связанные между собой музыкой, волей-неволей превращаются в сообщников – продолжали обсуждать возможные сюжеты.

– Только, пожалуйста, не надо заставлять меня умирать на сцене, – попросила Лидия. – Я этого ужасно не люблю!

– Честно говоря, я не знаю, как быть, – сказал Нередин, обращаясь к Чигринскому. – Мне в твоей увертюре послышались звуки битвы… Война – в балете, это что-то новое!

– Я думаю, он все-таки может быть поэтом, – заметил композитор, не слушая его. (Как видим, все трое собеседников говорили невпопад.)

– Кто?

– Главный герой.

– А как же героиня? – капризно протянула Лидия. Она уже сейчас собиралась блистать в главной роли и никому не желала уступать свое место.

– Героиня? Да, – решительно сказал Чигринский, – она – волшебница.

Тут он почему-то подумал об Амалии и улыбнулся. Однако балерина приняла улыбку на свой счет и приободрилась.

– Добрая? – уточнил Нередин.

– М-м, – неопределенно буркнул композитор, – я бы не сказал… То есть все возможно…

– Поэт, война и волшебница, – вздохнул Алексей, делая какие-то заметки в своей книжке. – Ну…

– Тристан и Изольда? – с надеждой предложила Малиновская. – Сейчас в моде все средневековое…

– Тристан не был поэтом.

– Зато он был принцем, а это как раз то, что нужно для балета.

– Карл Орлеанский, – неожиданно сказал Нередин, и его глаза блеснули.

– Кто это? – удивился Чигринский.

– Французский принц, который попал в плен к англичанам и провел там почти всю жизнь. Это было во времена Столетней войны. А еще он сочинял стихи.

– Алеша, ты с ума сошел? – застонал Чигринский, ворочаясь на диване. – Господи боже мой, да в России никто не знает об этом Карле Орлеанском… Он хоть хорошие стихи сочинял?

– Вполне.

– Ну и что мы будем с ним делать?

– Не знаю, но как персонаж для балета он годится. Принц, поэт, война… Не думаю, что на самом деле ему хотелось воевать.

Лидия надулась. Ей казалось, что ее роль отходит на второй план, а на первый выдвигается этот противный премьер Гремиславский, с которым у нее были плохие отношения – как, впрочем, со всеми ее бывшими любовниками.

– Ну и зачем он пошел на войну? – с легкой иронией спросила она, обмахиваясь веером. – Сидел бы дома, сочинял свои стихи…

– А он не мог не воевать, – заметил Нередин. Он оживился, как всегда, когда чувствовал, что ему попалась интересная тема. – Его отца убили по приказу герцога Бургундского, сторонника англичан.

– Смотри-ка! – Чигринский даже приподнялся на диване, хотя до сих пор чувствовал себя как выжатый лимон. – Знаешь, Алеша, а из этого может что-нибудь да выйти!

– Вы собираетесь показать на сцене убийство? – Лидия учтиво, но с гримаской крайнего неодобрения приподняла свои тонкие брови. – На императорской сцене?

– Нет, этого не будет, – решительно ответил композитор. – Но ведь ничто не мешает ему рассказать волшебнице, как он попал на войну.

– А что это будет за волшебница? – загорелась любопытством балерина.

Пока в синей гостиной особняка на Английской набережной шло увлеченное обсуждение будущего балета, в красной гостиной напротив корнет Павлов, которого привел Леденцов, не знал, куда деться от смущения. Амалия ему очень нравилась, но он был не настолько глуп, чтобы не понимать, что сам-то он барону Корфу не нравится совершенно и тот скорее всего вообще не потерпел бы его присутствия, если бы не хозяйка дома.

– Вы не пьете чай – он остыл? – встревожилась Амалия, видя, что гость даже не прикоснулся к чашке.

– Я прошу меня простить, – сказал молодой человек, волнуясь. – С моей стороны было дерзостью прийти сюда, я знаю…

– Рад, что вы это понимаете, – уронил неумолимый Корф.

Амалия метнула на него сердитый взгляд, но так как взглядом прошибить хладнокровного барона было невозможно, она решилась на крайние меры. Леденцов позже долго размышлял, не показалось ли ему, но был вынужден все-таки признать, что Амалия – да, да, взяла и ущипнула своего бессердечного супруга. Последствия столь опрометчивого поступка оказались довольно-таки неожиданными. Ледяная маска, которую привык носить барон, соскользнула с него, и сыщик воочию убедился, что Александр еще способен удивляться, как все нормальные люди. Он даже покраснел и покосился на Амалию, словно не веря, что она могла – вот так, запросто, ущипнуть его, серьезного человека, флигель-адъютанта и прочая, и прочая…

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказала Амалия, обращаясь к Владимиру, – но мне почему-то кажется, что вы искали нас, чтобы сообщить что-то, возможно, важное, что касается гибели Ольги Верейской. Я права?

Смущаясь, корнет подтвердил, что он искал господина Леденцова… а дома у того сказали, что он отправился на вечер к баронессе Корф… и он решил… он решил…

– Вы спрашивали меня, не помню ли я чего-нибудь странного, – повернулся Владимир к Леденцову. – Последний раз я видел ее за два дня до ее гибели, и тогда… В общем, это нельзя назвать странным… но я подумал, что вам может пригодиться…

– Мы вас слушаем, – проговорила Амалия, видя, как волнуется молодой человек.

– Одним словом… сияло солнце, и мы отправились кататься… Заехали заодно к модистке Ольги Николаевны, забрали шляпку… И вот, когда мы ехали по Спасскому переулку… как раз миновали церковь… Простите, мне очень сложно все это рассказывать…

Александр слушал со скукой, предчувствуя, что все, что скажет корнет, окажется пустяками и только заставит Амалию и унылого сыщика напрасно потерять время. Но на лице Леденцова было написано внимание, и барон, вздохнув, отвернулся.

– Ольга Николаевна сказала вам что-то, что вы считаете нужным повторить нам? – терпеливо спросила Амалия, видя, что корнет не знает, как продолжить разговор.

– Нет, там было другое… Она заметила кого-то на тротуаре и попросила кучера остановиться. Я понял, что это был какой-то ее давний знакомый… Ольга Николаевна была очень оживлена… у меня до сих пор в ушах звенит ее смех…

– И что же странного в том, что она встретила знакомого? – не выдержав, высокомерно осведомился барон Корф.

– Мне показалось, что он был этому вовсе не рад, – помедлив, признался молодой человек. – Он как-то жался к стене и, по-моему, пытался убедить ее, что она ошиблась… Ольга Николаевна удивилась, сказала что-то вроде: «ну, как знаешь» – и велела кучеру трогать…

– Что это был за человек, как он выглядел? – спросил Леденцов. – Она называла его как-нибудь?

– Он был невысокого роста, – подумав, ответил Владимир. – Блондин лет двадцати семи или около того, с небольшой бородой. Одет так, как одеваются рабочие… Думаю, она хорошо его знала, потому что была с ним на «ты», но по имени его не называла. Помню, она спросила, что за маскарад он затеял, и еще спросила, почему он не бреется. – Корнет робко взглянул на Амалию. – Понимаете, ведь получается, что я видел ее незадолго до смерти… И я пытаюсь понять – может, что-то было необычное, странное… подозрительное… Но ничего ведь не было, кроме этой встречи…

– Почему вы считаете встречу актрисы со старым знакомым подозрительной? – спокойно спросил Александр. – По-моему, тут нет ровным счетом ничего особенного…