Безутешная плоть - Цици Дангарембга

Практикантка звонит в звонок. Тетя и Кири встают. Ты провожаешь их до двери, обходя стороной Сесилию Флауэр, которая вынимает из рук вдовы Райли чайную чашку и вместо нее дает старухе плачущую грудь. Практикантка увиливает от палки Эда Портера, а миссис Райли восклицает:

– Большое спасибо, что навестили меня и Эди.

Во время очередного посещения принимается решение, что ты поедешь жить к кузине.

В день, когда тебя выписывают, Ньяша пунктуальна, она торопливо входит и суетливо выходит из палаты, прихватив твои сумки. Она бросает их поверх других пожитков, которые сначала забрала у вдовы Маньянги.

Ты становишься на колени возле вдовы Райли, чтобы попрощаться. Она спрашивает, кто ты такая. Ты отвечаешь, и она говорит, что могла бы поклясться: ты ее дочь. Когда ты проходишь мимо, Эд машет палкой и ругается на практикантку, а та почти незаметно приподнимает уголок рта и прижигает тебе взглядом спину.

– Эта женщина, – объясняешь ты кузине, и сострадание загущает голос. – Ее мужа убили на войне.

– Сиделка, кажется, тоже не в восторге от всего, – откликается та.

На улице асфальтовое покрытие блестит, как змея на послеполуденном солнце. Либо мир тебя одурачил, либо ты дура и есть. Ты недоверчиво трясешь головой, когда убеждаешься, что твоя кузина точно такая же. Все это путает и кажется вопиюще неправильным. Теперь ты обращаешь внимание на приметы, которые игнорировала в палате. Ньяша вся в таких приметах. Забрать тебя она приехала в полинялой футболке и джинсах, изуродованных старыми, потертыми дырками на бедрах, а не на коленках, как диктует мода. Из еще одной дырки в заднем кармане торчат ключи от машины. Ты вспоминаешь лодочки леди Дианы. Хотя теперь и понимая, как так получилось, что за все годы, проведенные на Западе, Ньяша прислала тебе одну-единственную посылку с туфлями, ты не находишь объяснения, почему она подарила тебе красивые лодочки, когда ей самой было нелегко. Еще до тебя не доходит, как можно с дипломами, полученными в Англии и Европе, все еще бороться за место под солнцем. Когда ты доходишь до конца асфальтового покрытия и видишь ее машину, тебе стоит больших усилий сдержаться. Ты осознаешь, что ничего не выгадаешь от жизни с кузиной, и настроение у тебя мгновенно портится. Оказывается, у нее дела ничуть не лучше, чем у тебя, несмотря на все преимущества детства.

– Значит, едем, – чтобы сказать хоть что-нибудь, бормочешь ты, глядя на автомобиль.

Придя в ужас от расцарапанной, мятой крошечной конструкции, ты клянешься себе, что когда-нибудь, хоть уже и поздно, разовьешь в себе способности ВаМаньянги и пробьешься.

– Спички, – отвечает Ньяша. – Помнишь, я вытянула короткую.

Она игнорирует твое усилие рассмеяться.

– Дети тоже хотели приехать, – продолжает она, ковыряясь в сумке. – Это было ни к чему, но они ждут не дождутся, когда увидят тебя. Прямо перевозбудились. Отец их сущий ребенок. Ты же знаешь, что приключилось с нашей семьей. С моим братом, который исчез с радаров где-то в Соединенных Штатах. Так что они и представить себе не могли, что у них когда-нибудь будет тетя. – Ощупав снаружи дырявый карман, Ньяша находит ключи и вытаскивает их, еще больше увеличив в нем дыру. – Черт, ведь последние! – восклицает она, и сердце твое опускается еще ниже.

Подергав, Ньяша открывает водительскую дверь, залезает и нетерпеливо поворачивает ключ зажигания. Внутренности машины скребутся, как будто она смонтирована так, что приводить ее в движение нужно не топливом, а педалями.

– С тех пор, как я им сказала, они только об этом и думают, – заключает Ньяша и без паузы, столь же непринужденно продолжает: – Ну вот, Глория, знакомься, кузина Тамбудзай. Ты должна завестись.

Чуть поодаль, у исследовательского института, группа садовников приводит в порядок клумбы с розовыми и желтыми розами. За зелеными занавесками в палате виден силуэт практикантки. Мало того, что столько людей видели раздолбанную тачку твоей кузины, всякий раз, как Ньяша пытается ее завести, она еще и скрежещет, как сердитый павлин.

После нескольких попыток Ньяша опускает ручной тормоз и еще раз резко открывает дверь. Одной рукой она хватается за руль и наваливается грудью на корпус. Когда ты видишь, как кузина сама толкает свою машину, у тебя отвисает челюсть и тебя душит негодование. Автомобиль катится. Ньяша запрыгивает обратно и ногами регулирует подачу газа. Ревет мотор. Садовники возле института распрямляются и хлопают в ладоши. Оскорбленная, ты отворачиваешься и видишь лишь, как призрачная тень практикантки удаляется по направлению к холлу.

– Дети? – переспрашиваешь ты, вежливостью прикрывая растущее недовольство обстоятельствами и повинуясь жесту кузины сесть в машину.

Впервые после дискотеки, где вы были с Кристиной, ты вспоминаешь о сыновьях Маньянги.

– Анесу и Панаше, – начинает кузина, но замолкает, потому что иначе «Глория» заглохнет перед знаком «Уступи дорогу».

Машина подпрыгивает, пытаясь объехать ямы размером с континенты и канавы, брошенные рабочими наподобие разверстых могил. Через четверть часа вы въезжаете в миниатюрные джунгли. На север, восток и юг тянутся заросли бамбука. С него уныло свисает проржавленная колючая проволока. Кузина выходит из машины и возится с грязным навесным замком. Бамбуковые стебли качаются, но выстаивают. Сильно дернув, Ньяша улыбается и жестом чемпиона поднимает замок с цепочкой. В смятении от ее идиотизма, ты быстро начинаешь строить планы на спасение.

Машину трясет, она продирается через наползающие на дорогу кусты ежевики, с грохотом едет по рассыпающемуся асфальту, комья которого спрятались под пожухлой травой, и наконец выбирается на некогда аккуратную кирпичную черно-серую дорожку, теперь больше напоминающую кукурузный початок в неурожайный год. Глаз то и дело натыкается на клочки выжженного солнцем газона, пробивающегося сквозь камни. Колючки кустов скребутся по и без того расцарапанному лаковому покрытию машины. С видом императрицы, возвращающейся в свою цитадель после битвы, кузина принимается петь.

Ньяша заезжает в гараж, и в выхлопной трубе булькает газ. Она выскакивает из машины и, похлопав ее, улыбается:

– Молодчина, «Глория»! Вот это мотор!

Забыв все прежнее раздражение, она кружится и, раскинув руки, сияет.

– Добро пожаловать. Все позади. Не