Башня Драконьей Кости - Высоцкий Михаил

На это гоблин ничего не ответил, только опять ухмыльнулся. Вывели мы тогда коня, ничего сложного, как оказалось. Без магии обошлись.

- Слушай, - спросил я, когда мы уже выбрались из леса, - а ты вообще не знаешь, как на ту сторону быстрее всего попасть? А то я думал через этот лес срезать.

- Чего ж не знаю, знаю, - сказал Гоб, и замолчал.

- Ну и?

- Что ну и?

- Как мне на ту сторону проехать?

- А что там ехать? - удивился Гоб. - Прямо, второй перекресток налево свернешь, потом прямо, не сворачивая, езжай, пока до высокого одинокого дерева не доберешься, там тропа будет небольшая в сторону сворачивать, по ней и езжай. Только зачем тебе оно надо…

- А что? Там тоже болота? - уже начал сомневаться я.

- Почему болото? Там тупик - поселок небольшой, десять домов стоит, а дальше река. Моста нет, а на лодку тебя с конем никто не рискнет взять. Все равно возвращаться придется.

- Да… - я задумался, - слушай, а ты вообще эти места хорошо знаешь?

- Да вроде как представляю в общих чертах, - Гоб улыбнулся.

- А не согласишься проводником поработать?

- Проводником, говоришь? Хммм… Это, парень, смотря куда тебе надо. Ты хоть сам это знаешь?

- Вообще-то, нет, - признался я. - Но я знаю, к кому. Я своих знакомых ищу, они сейчас где-то в Пограничье воюют…

- О, парень, далеко тебя понесло! - Гоб задумался. - Впрочем, дело благородное, когда с врагами воюешь, шаины всегда пригодиться могут. Значит, знакомых, говоришь? В Пограничье воюют? Ладно, поможем. Грех святому делу не помочь. А ну слезай.

- Зачем? - не понял я.

- А что, ты думал, я тебя пешедралом вести буду? Слезай давай, и седло снимай, на него вдвоем не сядем. Так и быть, покажу, как правильно верхом ездить надо. А про деньги свои даже не заикайся! Не возьму. Все равно я тоже в ту сторону собирался, так вдвоем и быстрее, и веселее будет! Ты парень потешный, с тобой скучать не придется. Как звать-то тебя, паря?

- Моше. А тебя?

- А как хочешь, так и зови! Не, я серьезно, имя, что папка-мамка дали, уже и позабыл давно, а люди как хотят, так и кличут. Мне все равно, как будешь звать - так и отзываться буду.

- Говоришь, как хочу… Ладно. Будешь гоблином. Или не, слишком долго. Пусть будет Гоб. Устроит?

- Гоб? А чего, устроит, конечно. Гоб, так Гоб. Ты, паря, в 36 богов веришь, видать, - заметил Гоб, отстегивая седло. - Или они в тебя верят, один черт.

- Чего ты так решил? - удивился я.

- Так одного из них в народе Гобом как раз и звали. Не слышал? Вижу, что не слышал - был такой, его еще по-другому "Грустным Весельчаком" кликали. Хороший он бог, правильный. Ладно, Моше, давай, запрыгивай - поедем в твое Пограничье, знакомых искать…

Так началось мое знакомство с Гобом.

С ним путешествие пошло намного быстрее. Сначала без седла было неудобно, я себе весь зад за первый день в одну большую кровавую мозоль превратил. А еще думал, что люди могут неправильно понять, два мужчины в обнимку на одном коне едут, я спереди, в гриву вцепился, Гоб сзади, вообще не держится. Круп лошадиный своими кривыми ногами обхватил, а руками то затылок чешет, то в клыках ковыряется. Но настоящего, боевого коня тут негде купить было, а на кляче какой-то, дряхлой и тощей, ни Гоб, ни я скакать не хотели. Вот и пришлось весь путь вдвоем проехать.

Тут до шпор еще не додумались, как и до узды. Крестьяне своих лошадок просто подгоняют, те сами знают, куда идти надо, а боевые кони вышколены, им голосом приказы отдают. В галоп там перейти, рысь, или повернуть - это не сложно совсем, а кони тут умные, умнее земных, голоса хорошо узнают, кого хозяином признали - только того и слушаются. Так Гоб и тут выдал. Сидит, себе, сидит, и вдруг бросит: "эй, лошадка, тут направо сверни, хорошо?". И лошадка сворачивает. Я спрашивал у него, в чем тут дело - не ответил. Только ухмыляется, клыки свои, острые и гнилые, демонстрирует.

Я уже тогда понял, дурные вопросы Гобу лучше не задавать. Если он считает, что я и сам догадаться смогу, никогда не ответит. С лошадью я понял, на самом деле он не голосом, а ногами правил. А все эти свои фирменные "лошадка, притормози, тут мост старый, трухлявый, осторожней надо", не лошадке, а мне предназначались.

А еще он на привалах всегда играл. Снимет со спины свою гитару, одной рукой на ней играет, а другой на флейте. Причем часто две разные мелодии, причем мелодично, без фальши. Мог часами играть, и ни разу не повториться. Я вообще сначала думал, что это все импровизация. Он только потом признался, что композитор из него никакой, просто память хорошая, и слух. Стоило Гобу хоть раз мелодию где-то услышать интересную, все, она тут же в его репертуаре появлялась. Ему бы бродячим менестрелем быть. Но нет, ни за деньги, ни просто на публику ни разу Гоб не играл. Только для друзей, или даже просто так, для себя. Я когда на привалах с Гобом уходил куда-то, в лес, дрова собирать, или "поохотится", никогда не боялся заблудиться. Всегда знал, что назад выйти смогу, на одну музыку ориентируясь.

Вообще с ним было как-то странно путешествовать. Он не такой был, как все. Никогда на постоялых дворах не останавливался, или просто у людей. Вообще под крышей не любил ночевать, только на свежем воздухе. Я его однажды спросил:

- Ты что, замкнутых помещений боишься? Чего внутри не хочешь останавливаться?

- Я, Моше, до своего рожденья уже "внутри" насиделся, а как помру, так еще належусь а "замкнутом помещении".

Ничего больше не сказал. Только на дудке своей заиграл, гитарой аккомпанируя - и так всю ночь, до утра. Я засыпал под его мелодии, проснулся - все еще играет. И на небо смотрит. На звезды. Мечтательно. А утром гитару за спину забросил, флейту на пояс, и уже не мечтатель предо мной, не бродяга, а самый настоящий злобный гоблин, таким только детей пугать.

Мне иногда казалось, что он вообще не отсюда. Бродяга, он был совершенно не таким, как остальные жители Латакии. Те все правильные, "регламентированные" - крестьяне пашут и сеют, мастеровые ремеслами занимаются, аршаины колдуют, шираи за порядком следят, даву шмонов учат. Только один Гоб по всей Латакии шатается, бредет, куда глаза несут, нигде якорь не хочет бросать. Я даже подумал, что он шмон, как я. Прямо так и спросил. А он ответил:

- Не, Моше, я под этим небом родился, под ним живу, и умирать, паря, тоже под ним, родимым, буду.

- А не хочешь на той стороне побывать? - спросил тогда я. - Посмотреть, как шмоны живут? Там, наверно, тоже интересно.

- Что там может быть интересное… Вот скажи, разве там небо не такое? Или деревья не вверх, а вниз растут, или дождь снизу вверх идет? Видел я этих шмонов, такие же они, как и мы, а значит и сторона их ничем от нашей не отличается. Так ведь?

- Наверно… - задумчиво ответил я.

Ехали мы какими-то дикими петлями, которые почему-то оказывались короче прямой. По самому сердцу Латакии, по центральным землям, самым богатым и густонаселенным. Тут все было спокойно, люди пережили зиму, нигде не поднимались народные бунты и не передавалось из уст в уста загадочное "учение". Рядом был Багряный Храм, один из оплотов власти шираев. Сейчас он был пуст, вся Багряная стража Храма воевала в Пограничье, но люди все равно отзывались о шираях уважительно. О том, что в других частях Латакии происходит, лишь смутные слухи ходили, но им никто особо не верил. "Враги, говорят, лютуют, так они того, вечно лютуют - сдюжат пограничники, им не впервой", - примерно так местные жители отмахивались от всех бед, занимаясь более важными делами. Огород вспахать, поле засеять, как-никак весна на дворе, кто озимыми осенью не озаботился, для того весна - самая жаркая пора. Разве что позднее лето еще жарче, когда все это убирать надо в срок.

В целом же все было спокойно. Сюда не шли беженцы, они все, не сговариваясь, своей целью Хонери избрали. Хоть прошлое лето сухим было, а зима морозной, от голода тут тоже люди не страдали, у всех старые запасы имелись. Так что постепенно мои страхи столичных времен тускнели, а от общения с Гобом вообще легко на душе становилось. Уже и враги не такими страшными виделись, казалось приеду на границу - и все их полчища одним заклинанием смету. И магистры бывшие, Яул и Беар, стали лишь мелкой неприятностью, которую Исса с Жаном-Але как только освободятся, так сразу и решат. А бунт южных земель и сам, наверно, как-нибудь утихнет, и Пророчество тоже ничего не предвещает страшного, сказано же "сподобиться мира отсрочить конец" - значит все будет хорошо.

Но по мере приближения к Пограничью тревога вновь все отчетливее давала о себе знать. Опять появились беженцы. Только их уже не зима, а солдаты из родных домов погнали - это были бывшие жители Пограничья, которых, после прорыва врагом границы, отослали куда подальше. Помочь они ничем не могли, такое ополчение с вилами против врага не поставишь, только ряды настоящих воинов спутают. А рисковать их жизнями смысла нет. Исса понимал клятву "защищать Латакию", как клятву "защищать жизнь каждого из жителей Латакии", вот и приказал им уходить, пока по их домам фронт боевых действий не прокатился. Но эти беженцы не роптали. Наоборот. Они были благодарны армии, которая сейчас где-то там, еще дальше, их селения отстаивает, и сами в бой рвались. Только и держало, что данное лично Иссе, главнокомандующему, слово - пока враги за Границу не будут отброшены, не возвращаться.