Ричард Длинные Руки – герцог - Гай Орловский

Она взяла череп со стола, оглянулась на меня, покачала головой и вернула на место. Граф хмыкнул, а она, легко поднявшись, некоторое время двигалась вдоль полки, легонько прикасаясь пальцами к торчащим костям или выступающим зубам.

– Похоже… вот этот сможет.

Я буркнул:

– Слишком шикарен.

– Но вы герцог, ваше сиятельство.

– Я боевой герцог, – сказал я недовольно. – Не ряженый.

Она взяла другой, весь в серебре и с алмазными зубами.

– Против этого не возражаете?

Я отмахнулся.

– Мне все равно.

Она села, молча подвигала над черепом ладонями с растопыренными пальцами. Лицо стало озабоченным. Выждала, нахмурилась, бросила вовнутрь игральные кости и потрясла. Череп отозвался блондинистым звуком.

– Что-то, – проговорила она озабоченно, – с вашей светлостью не совсем так…

– Или совсем не так, – уточнил я.

Она наклонила голову.

– Да, вы правы…

– И не что-то, – поправил я гордо, – а многое. Вообще я весь такой не такой, а разный и особенный.

– Я вижу, – промолвила она и покосилась на притихших дракончиков. Они все вытягивали шеи и с отчаянным любопытством наблюдали за нами. – Вы не такой, это верно…

Граф засопел у двери, но смолчал. Она поднялась, высыпала кости на стол и сердито поставила пустой череп на место. Я наблюдал, как взяла соседний, отделанный золотом.

– На этом гадать, – заметил я, – разве что королям. А то даже императорам всяким.

Она молчала, трясла в черепе костями, потом двигала над блестящей макушкой ладонями. Я наконец-то рассмотрел, что череп в самом деле умело составлен из разных костей, тщательно подогнанных одна к другой. Раньше по наивности представлял, что это нечто литое, к которому снизу жилами крепится еще одна кость – нижняя челюсть.

– Полагаете, – проговорила она негромко, – вам королем не стать?

– Я так не сказал, – заметил я дипломатично.

Улыбка тронула ее губы, но лицо постепенно мрачнело. Я терпеливо ждал, дракончики тоже затихли, только мой знакомец спикировал с балки и сел на мое плечо, бахвалясь перед остальными безумной отвагой и тем, что накоротке с таким гигантом.

Гадальщица наконец сердито поднялась, поставила череп на место и взяла последний, что с тремя глазами и бриллиантовым ртом.

– Да, – сказал я иронически, – этот дядя скажет обо мне такое…

Она сердито сверкнула глазами, лицо сосредоточенное, даже губу слегка прикусила, а на лбу морщины стали размером с Дарьяльское ущелье. Я ждал, она все двигала ладонями, с пальцев начали срываться короткие злые искорки, потрескивали, исчезали.

В черепе на секунду рассерженно зажглись дьявольски багровым огнем глаза, но тут же снова все омертвело и затихло.

Она в бессилии уронила руки.

– Ничего не понимаю…

– Облом? – спросил я сочувствующе. – Ничего, лишь бы обломками не задавило.

Она произнесла почти ненавидяще:

– Со мной такое впервые!

– Женщины такое часто говорят, – согласился я ханжески. – А вот почему этот дядя с рубином смолчал, ясно и без лакмуса.

– Что такое лакмус?

– Волшебная бумажка, – объяснил я, – что всегда показывает, кто врет. И даже беременность определяет.

Она проговорила глухо:

– А почему вам все ясно?

Я поморщился.

– Похоже, мы поменялись местами. Теперь ты спрашиваешь, будто я бабка-гадальщица. Поясняю напоследок по доброте душевной. Я глубокая и утонченная натура. Настолько изысканная, что простому черепу не понять и не ощутить. Только вот эта жабка с крылышками сразу поняла, но ей от природы дано… Я сам себя порой не понимаю, такой умный. У меня и лицевой угол почти перпендикулярно-нордический, если смотреть с боку. И ума палата. Так что пусть предсказывают тем, которые попроще.

Когда мы вышли, граф виновато разводил руками и все повторял:

– Не понимаю… ну, не понимаю!.. Другим же получалось?.. Не понимаю… Почему?

– По крайней мере, – сказал я, – колдунья поступила сравнительно честно. Могла бы нести всякую чушь… Пойди проверь, что там в будущем! А она призналась, что это ей не по зубам. Кстати, не она первая. Думаете, граф, мне гадать раньше не пробовали?

Он повторил несчастным голосом:

– Но другим же предсказывала?

Зайчик подбежал и с готовностью подставил бок. Я сунул ногу в стремя, Бобик напрыгнул, но я успел подняться в седло и разобрал повод.

– То другие, граф, – ответил я высокомерно. – А мы не рабы!.. Христиане непредсказуемы.

– Это разве хорошо?

– Только трусы и парламенты страшатся непредсказуемых последствий. Вперед, в непредсказуемое!

– Как скажете, ваша светлость…

– Страшно?

– Ну, вы же впереди…

Он пустил своего коня рядом с Зайчиком, мне показалось, что его конь тоже переживает за хозяина, хотел похвастаться перед новым лордом, заранее раздувался от гордости, щас все узнает, но даже крохотных дракончиков прохлопал.

Я помалкивал, зачем тыкать мордой в землю, все мы только сверху христиане, наконец он сам сказал робко:

– Ваша светлость… но почему тогда все люди со всех концов королевства едут, чтобы послушать ее?

Я пожал плечами, не зная, как ответить просто и доходчиво, не сбиваясь на велеречивую проповедь о ценностях наступившего христианства. Вера в предначертанное и предназначенное возникла в человеке от страха перед сложностью и непредсказуемостью мира. На словах бунтуя против всего и всех, на самом деле любой трусливо жаждет строгого и непререкаемого порядка во вселенной, железного, несокрушимого, против которого даже воля богов – ничто. Так и появились парки у древних греков и мойры или кто-то там еще у древних скандинавов, одинаковые по функциям, как доски в заборе. Не подсматривая друг у друга, эти далекие друг от друга во всем народы придумали абсолютно идентичные системы: всеми правит судьба, рок, фатум – и никто изменить ничего не может. Существуют Книги Судеб, куда записано все-все наперед до самого последнего дня света. А раз так, то появились шарлатаны, что обещают за вознаграждение заглянуть туда и рассказать, кому что там написано. Словом, вполне комфортный замкнутый мир. Но человечество взрослело. Христиане – первые ростки взрослости духа. Разломав скорлупу, они вышли на простор неупорядоченного дикого мира, куда не решались высунуть нос даже боги, где ничто не предсказано наперед, и сказали, что сами построят Новый Мир, которого не существует ни в каких Книгах Судеб.

Он посматривал с ожиданием, наконец я неохотно разлепил губы.

– Сэр Генрих… мне иногда кажется, что я уже не рыцарь, а что-то вроде ходячей проповеди. Самому противно, когда что-то объясняю нудно… но только без нудности сложные вещи не объяснить. Хотите, про баб расскажу что-нить веселое и бодрое? И ничуть не нудное?