Каталог оккультных услуг - Лесли Уолтон

Она уже почти три недели жила у Колдуотеров. Покидать их поселение ей разрешали только в сопровождении охраны – а именно Пайка или неразговорчивого Сена Кроу. За это время она почти не видела Джадд и Апофию и почти не разговаривала с Савви. Риду она сказала, что уехала к родственникам. Как бы ни было больно его обманывать – что еще она могла сказать? «Понимаешь, у нас тут типичные семейные неурядицы. Короче, моя мама, похоже, хочет меня убить, я ненадолго залягу на дно»? По крайней мере, Савви можно было сказать правду.

Нор поднялась на ноги и ощупала себя на предмет повреждений. На коленях прибавилось синяков, но основной урон приняла на себя ее самооценка.

Гейдж вздохнул.

– Да все с тобой нормально. Зачем мы, по-твоему, коврик стелили? – Он поставил нож острием на кончик пальца и закрутил его вокруг оси.

Нор мысленно прокляла его.

– Не знала, что у тебя есть нож.

– О, прости, как я мог! – фыркнул он. – Конечно же, все, от кого тебе придется защищаться, непременно расскажут тебе, чем они вооружены. Ну да ладно, давай попробуем по-другому. Бери нож. – Он крутанул лезвие в руке и рукояткой вперед вручил его Нор.

Нор вылупилась на него во все глаза.

– Н-не хочу! – возмутилась она. Кончики ее пальцев чесались от желания вцепиться в рукоятку, провести пальцем по холодному острому лезвию. Правильно Апофия сделала, что не стала доставать спрятанные ножи.

– Просто возьми его.

– Нет! – Нор попятилась. Она не могла отвести взгляда от блестящего лезвия, в груди быстро и гулко бухало сердце.

– Нор, блин, просто возьми чертов нож!

Она выхватила у него нож и швырнула на землю.

– Не хочу! – В ее глазах закипели слезы. Она злобно стерла их рукой. – Ладно! Ты выиграл! – закричала она на Гейджа. – Я не умею защищаться!

Гейдж сплюнул, схватил с земли нож, ткнул им в ногу одной из статуй и пошел прочь. Из свежего пореза на ладони Нор потекла кровь.

Тем вечером Нор лежала на диване у Дофины в подвале. Над ее головой иногда разносились чьи-то голоса. Старый дом скрипел и стонал. Свернувшийся на ее подушке Пустячок иногда шевелился во сне. Между его зубов торчал самый кончик языка.

Нор некоторое время бездумно ковырялась в телефоне, а потом со вздохом отбросила его в сторону. С тех пор как Ферн нанесла визит в Башню, никто не видел ее хоть сколько-нибудь близко к архипелагу. Вообще говоря, в последнее время ее никто и нигде не видел. Продажи «Каталога оккультных услуг» продолжали расти, билеты на ее мастер-классы по всей стране моментально распродавались, и все же саму ее никто не встречал уже много недель. Потом случился скандал на презентации в Чикаго: Ферн Блэкберн не смогла наложить ни одного заклинания из своей книги. Вместо того чтобы почувствовать облегчение, Нор испугалась еще сильнее; да, их встреча в Башне явно ослабила мать, однако под ее собственной кожей все еще бушевал дикий пожар магии.

Она осторожно ощупала синяки на лице и подергала уголок бинта, обмотанного вокруг руки. Она не смогла вылечить свои раны, какими бы ничтожными они ни были. В глубине души она подозревала, что ей просто не хотелось их заживлять. Она вспомнила холодную сталь ножа Гейджа. Нор привыкла резать себя, она спасалась этим каждый раз, когда ей было страшно. Сколько бы она ни боролась с собой, эта привычка не уходила и всегда оставалась последним средством, от которого ей никак не удавалось отбиться. «Как я могу научиться защищаться от других, – спросила она себя, – если у меня не получается защититься даже от себя самой?»

Когда Нор наконец заснула, ей приснилось, что она снова в Башне. Что внизу ее ждет Рид, но в шкафу почему-то висит только то черное платье-бюстье. Она надела его, спустилась и обнаружила, что в кухне ее ждет не Рид, а Гейдж и Савви.

Не успев спросить, что они здесь делают, Нор опустила взгляд на свои руки и увидела, что их заливает кровь. Она попыталась стереть ее и понять, откуда та течет, но кровь лежала на коже толстым слоем, как краска.

– Я же говорила, что ты не найдешь любви, пока ты вся в крови, – заметила Савви.

Нор принялась звать на помощь, но гости только безразлично смотрели, как кровь стекает с ее рук и разливается по полу.

Потом сон переменился.

Теперь Нор стояла в «Ведьмином часу». В магазинчике было пусто и темно. Бледный лунный свет сочился в окно, заляпанное грязью, копотью и чем-то подозрительно напоминающим птичий помет.

Она провела ладонью по одной полке, потом по другой – на пол так и посыпались свечки, кристаллы и ряд за рядом крошечных божков: Бафомет[1] и Геката[2], Богиня-мать и Кернунн, Рогатый бог[3]. Она прошла по осколкам стекла и фарфора, острыми шпильками туфель давя ручки и ножки крошечных богов в пыль.

В задней комнате что-то пошевелилось, и в воздухе разлился гнилой запах. Нор обернулась и тут же об этом пожалела.

Когда-то Мэдж была необыкновенной красавицей. Теперь ее кожа одрябла и походила на обтаявший свечной воск. Ее лицо напоминало хэллоуинскую тыкву, которую оставили гнить под дождем. Ее руки и ноги покрывала сетка черных шрамов. Из татуировок сочился гной.

– Я же сказала, – произнесло жалкое создание голосом Мэдж, – я не знаю, где она. Много недель ее не видела.

– Откуда мне знать, что ты не врешь?

– Я не вру! – задохнулась Мэдж. – Я не стану врать тебе! И о ней! – Мэдж взглянула на руку Нор. Там, где когда-то вилась татуировка, теперь зияла ужасная рана в форме папоротника.

В мозгу Нор вспыхнул образ иссохшего растения на столе Джадд. Потом – новое воспоминание: забитый многотысячной толпой зал в Чикаго и еще миллионы зрителей в прямом эфире. Тогда она выдернула из толпы восторженного молодого человека. Он попросил ее о простеньких чарах превращения: их было довольно легко наложить, и тем не менее результат смотрелся вполне эффектно.

Заклинание не сработало. Молодой человек остался прежним. Его торопливо вывели со сцены, а Ферн бросилась за кулисы, сгорая от ярости и унижения. Она так и чувствовала, как от зрителей исходят сомнения. Она видела их в глазах тех, кто ждал ее за сценой.

Она понятия не имела, почему заклинание вдруг не получилось. В ее венах должна была все еще течь сила жертвы Блисс Суини, но даже порезы, которые она потом оставила на руках Катрионы, не принесли ей ничего, кроме злости. Она