Ярослава и Грач - Алёна Дмитриевна

— Гриш, давай вернемся в реальность, ну как я ему это намекну?

— Не знаю. Я тебя завтра на работу сам отвезу. И помогу тебе что-нибудь отнести до стола. Вот и поздороваюсь.

Ох, как бы ей этого хотелось.

— Гриш… — неуверенно просит она. — Давай не будем пороть горячку, может, наладится…

— Увольняйся, и все, — отрезает Грач. — Что я, не смогу нас прокормить? На хлеб с маслом и кофе по утрам нам всегда хватало. Найдешь нормальную работу.

— Позорно сбегу, поджав хвост…

— Иногда, чтобы уйти, тоже нужна смелость… — уверенно заявляет он, а потом вздыхает. — Хотя в свете нашей с тобой ссоры это вовсе не тот совет, который я должен тебе давать. Но ты ведь поэтому весь этот месяц была сама не своя?

— Ну, да…

— А я и не понял, дурак. Решил, что тебе просто взрослая жизнь пришлась не по вкусу, и разозлился, если честно. В отделе вторую неделю проверка с Буяна, всю душу уже вытряхнули. Требуют какие-то бумаги, которых у нас отродясь не водилось. На каждый чих должна быть своя закорючка. Если мы реально начнем все это отписывать, ты меня вообще больше никогда не увидишь. Так что не спеши от меня сбегать, может и не понадобится, потому что самое противное, что ведь придется завести эту тонну журналов и фиксировать в них каждый свой шаг…

— Почему ты не сказал про проверку?

— Потому что ты огрызалась на каждое слово. А я и так на взводе, и если бы ты еще сказала что-нибудь по этому поводу, я бы точно сорвался.

— Гриш, прости меня. Я же видела, что ты сильнее обычного устаешь, но тоже злилась на тебя. Думала, что ты ведешь себя как эгоист, это же мне тут плохо, другим по определению быть хуже не может…

— Ну все, прояснили уже. Справимся. Ты только мне скажи, что мне не нужно на работе волноваться еще и о том, что я приду домой, а тут нет твоих вещей.

— Не нужно. За раз я все равно все не вывезу…

— Яра!

Она смеется. Но да, шутка вышла не веселой.

— Не кричи, я не удержалась, — а теперь серьезно. — Мне страшно, Гриш. А вдруг у нас все-таки ничего не получится, и мы проснемся через много лет и поймем, что зря сломали друг другу жизнь.

Он берет ее ладонь в свою.

— Мне тоже страшно. Но давай по старинке продолжим бояться вместе?

Она закрывает глаза и оказывается в кромешной темноте. И имея возможность действовать только на ощупь, Яра сжимает его пальцы в ответ и выдыхает:

— Давай.

Она никак не может понять: это слабость или сила — продолжать дальше.

И это к лучшему, что она не ведает о том, что с этим вопросом ей предстоит прожить еще много лет.

Пена дней. Пузырь четвертый. Флешбэк.

— Привет, Гриш.

Боги! Напугала… Он и не заметил. Еще бы. Спряталась на стульчике за шкафом, так сразу и не углядишь.

— Здравствуй, Яра. Ты чего тут? Сегодня же четверг.

— У нас с мамой планы на вечер. Я ее жду, — улыбнулась как-то вымученно, потом добавила, — а к папе зашла поздороваться.

— Ну, вот поздоровалась и молодец, — кивнул Сокол. — Все, дочка, беги, учебники пока почитай. Мне работать надо.

Яра кивнула, встала со стула, направилась на выход. Напоследок еще раз взглянула на него. И взгляд такой… Что-то появилось в этом взгляде еще в конце лета, после того, как она вернулась из лагеря для молодых художников, где пробыла почти месяц. Весь этот месяц у Григория в столе лежал пакет с крекерами, купленный уже после ее отъезда. Он то и дело натыкался на него, пока не разозлился и не спрятал в сейф. А потом Яра снова пришла к нему в гости, но все уже было как-то не так, как прежде. И пакет рыбок, которого раньше ей хватало на два вечера в его кабинете, худел почти месяц. И первая их встреча вроде началась как обычно, она стала рассказывать, как в лагере было, но потом рассказ сошел на нет, и тогда Григорий впервые поймал на себе этот ее взгляд… Он не то чтобы очень хорошо разбирался в женских взглядах, но конкретно этот заставлял его нервничать.

А сейчас была весна, начало апреля, Яра готовилась сдавать экзамены для поступления, и, честно говоря, Грач только радовался, что свободного времени у нее совсем мало и остается только на тренировки. Так было лучше для всех, потому что…

— Ярка-то как выросла, да? — вдруг печально произнес Сокол. — Заметил?

Вот именно поэтому. Потому что еще как заметил. Знал бы Финист, как он заметил, оторвал бы ему все конечности по очереди, и остается только надеяться, что в запале начал бы с головы.

— Ей тут один повадился цветы таскать, — продолжил между тем развивать свою мысль Сокол. — Выхожу утречком за хлебушком, у нас под дверью веник лежит. Я уж было подумал, что кто-то Настьке их… Аж перед глазами помутилось… Но в нем открытка была, стихи какие-то. И сверху гордо так: к Ярославе! Ох, как мы с Настей посмеялись, когда Ярка в школу ушла.

— А она что?

Финист улыбнулся.

— Ты не поверишь. В мусоропровод выкинула. И лицо при этом такое было, будто ее смертельно оскорбили. Уж не знаю, чего она. Розы там были. Красные. Десять штук. Красиво, могла бы и оставить. Потом еще пару раз находил, только уже по розочке и стишки покороче стали. Но это все туда же отправилось. А затем видимо у поклонника закончились финансы и вдохновение. Только шутки шутками, а я вот все думаю: Насте же тоже семнадцать было, когда за меня выходила, только отчего-то она мне ребенком тогда не казалось. А вот сейчас смотрю на Ярку и оторопь берет. А вдруг Настя такая же была, а я дурак и не заметил, детей у нее просил, дом на нее взвалил…

Он помотал головой, поморщился.

— И страшно так за Яру, попадется какой-нибудь козел… А Настя улыбается, говорит, скоро косу расплетать. Я им дам — косу… Пусть учится! Ох, кто бы мне сказал в свое время, что растить дочку так сложно… Хотя вон Светозар