Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву - Лея Трахтман-Палхан

Я поворачиваю голову, а он стоит передо мной, с глазами, меняющими цвет из серого на голубой и зеленый в течение дня, с широкой улыбкой, и говорит: «Вот я тебя и нашел». Так он вдруг являлся передо мной на сходках, в каком-нибудь русле высохшей реки под Тель-Авивом или на какой-нибудь дюне, в безлунную ночь на берегу моря, когда мы сидели в большом кругу и слушали лекцию одного из руководителей партии.

С момента нашей встречи с Меиром на улице Алленби, когда мы шли друг другу навстречу и наши глаза встретились, мы влюбились друг в друга. Это была любовь с первого взгляда. Мне было четырнадцать лет, а он был старше меня на три года. Через несколько дней он появился возле меня с флагом группы в руке, когда мы собрались на площади Ротшильда, на смотре скаутов. Я стояла в своей группе, в руке флаг, и на флаге вышита оранжевая лань на черном фоне.

С того времени я прошла все муки любви: «любит – не любит?», радости встреч и горечь расставаний. Меир был рабочим в сельскохозяйственном кооперативе. Он также сидел в тюрьме. Через много лет он рассказал мне, как однажды пришел в Тель-Авив поздно вечером, когда сильно соскучился по мне. Он пришел к бараку, где все мы жили, когда вся семья уже спала, обошел вокруг барака с темными окнами и вернулся пешком в кооператив (мошав) для того, чтобы рано утром выйти на работу.

И вот он стоит передо мной в Малаховке, и это не сон. Вспоминается мне вечер того дня. Девочки легли спать, Меир, я и Михаил, который пришел, когда стемнело, навестить меня, стоим на балконе школы. Я в оцепенении молчу: почему он пришел? Ведь он уезжает через несколько дней, и после того, что он мне сказал перед отъездом! Михаил стоит растерянный из-за этой непредвиденной ситуации, а Меир пытается поддержать разговор. Меир уехал, и на этот раз ему удалось попасть в Палестину. Я получила от него открытку и фотографию из Голландии – на этом и закончилась наша связь. Можно сказать, что в молодости у меня не было радости жизни. Но я благодарю судьбу, что встретилась в те годы с Симхой, Меиром, Михаилом, Мариной Шиленок и Марусей Клейменовой, о которых будет рассказано далее. Я открыла для себя душевное благородство, щедрость и преданность людей.

Я благодарна судьбе, пославшей мне Михаила, товарища жизни и отца моих детей. Это дало мне силу преодолеть разочарование, когда меня захлестывало отчаяние от проделок завистников, мелочных, не признающих добро, плохих людей разных сортов. Я всегда помнила, что мир не без добрых людей.

Когда мы вернулись в Израиль, Симха перевернула горы, и ей удалось устроить Михаила и меня на работу по специальности. Благодаря ей мы достигли в Израиле среднего уровня жизни. В КУТВе приходили иногда ко мне Михаил и брат Яэль Лившиц – Пинхас. С Пинхасом мы не были хорошо знакомы в Палестине. Я знала о нем только то, что он брат Яэль. Он меня вообще не интересовал. Когда я жила в общежитии, он назначил мне встречу в парке Горького, а я не пришла. Просто не могла осилить нежелание встречаться с ним или с кем-нибудь другим. Парень обиделся и больше никогда не приходил ко мне. Мне известно от сестры, что он женился на русской девушке, родил сына, мобилизовался в армию во время Великой Отечественной войны и погиб на фронте.

С Михаилом я познакомилась при посещении Хайфы, и он мне понравился: он был очень красивым парнем с густыми волосами. Впервые я его увидела на собрании в лесу на горе Кармель. Затем мы встретились в комнате его сестры Юдит. Один раз я и моя подруга Энни пришли к нему – Михаил и его брат Хаим стояли у корыта и стирали белье. Мы предложили помочь им, но Михаил категорически отказался. Михаил появлялся и в Тель-Авиве, он мне нравился, но сердце мое было отдано Меиру. Когда он приходил в КУТВ, я была в тяжелом настроении и отказывалась выйти с кем-нибудь куда бы то ни было. Очень редко Михаилу удавалось убедить меня пойти с ним в театр. В то время я уже жила в заводском общежитии, и Михаил однажды в свободный день пришел ко мне с билетами в театр (в квартирах тогда не было телефонов). Он пришел после обеда, постановка была вечером. Я собиралась идти в заводскую баню. В общежитии не было душевых, и мы купались в банях. Я сказала Михаилу, что я пойду мыться, а потом буду заниматься. Он пробовал убедить меня, чтобы я отменила учебу. Но я стояла на своем. Он проводил меня до бани и по дороге уговаривал меня пойти с ним в театр. Я отказалась. Он попрощался со мной около бани и пошел, согнувшись, с опущенной головой. Каждый раз, вспоминая этот момент, я чувствую боль в сердце. Но тогда у меня было лишь желание погрузиться в тоску и душевную боль и никого не видеть.

Положение Михаила было другим. Его родители умерли. Он был выслан в Советский Союз вместе с Юдит и Хаимом, к своему брату Иосифу он не был особенно привязан. Иосиф уехал из дома, когда Михаил был ребенком. Михаил не успел привязаться к Палестине так, как я. Я прибыла в Палестину в возрасте восьми лет, а ему было тринадцать. Я была уверена, что останусь одинокой на всю жизнь, что не полюблю больше никого.

Однажды в свободный от работы день вошел в комнату, где я жила с Салей, парень индокитайского происхождения, один из друзей Симхи и Меира. Он пригласил меня взять лодку и поплавать по Москве-реке. Я, как всегда, сразу отказалась. Не хотела никаких прогулок. Я забывалась только в учебе. Бен-Иегуда сказал мне на иврите, что в этом случае мне нельзя отказаться, потому что парень подумает, что это из-за того, что он азиат, а я европейка. И тогда я вышла с ним. Как сильно было разочарование того парня! Прибыли на Москву-реку, он взял лодку для двоих, плавали на лодке, а я сидела грустная и молчала. Он старался вести беседу, просил меня петь мои любимые песни, а я сидела, как немая. На прощание он мне сказал, что впервые видит молодую, красивую девушку, которая так печальна и безжизненна.

Летом 1933 года я проводила отпуск в городе. Из близких товарищей дома осталась только Рива, жена Лукачера. Мы проводили много времени вместе. Ее сыновья уехали в лагерь на все лето, а муж находился в доме отдыха, и она, взрослая женщина старше меня на 14 лет, рассказала мне историю своей любви и открыла передо мной свою сердечную боль: «Что я сделала, как я могла оставить сына из-за любви?» Ее мальчику Дану было семь лет, когда она покинула его. Она тосковала по сыну и не могла простить себе, что оставила его. 14 февраля родился Дима. Он родился крупным мальчиком с удлиненным, смуглым лицом. После рождения его отец Бен-Иегуда был послан украинской партией в МТС (машинно-тракторную станцию для колхозов) на партийную работу, и Саля перешла жить в заводское общежитие электрозавода, где она работала. Я перевезла свои чемоданы на квартиру Ривки Лукачер и ночевала у подруг.