Парень из ларца - Коннингтон Дж.Дж.

Несмотря на беззаботный тон, во время рассказа Ашмун позволил себе некоторую мрачность в лице; но сейчас он вернулся к прежней жизнерадостности.

– Тогда вам больше ничего не нужно от меня? – спросил он, как бы заканчивая беседу.

– Только вопрос или два, – извиняющимся голосом ответил сэр Клинтон. – Вы были знакомы с недавно умершим Энтони Гейнфордом, не так ли?

– Поверхностно, только поверхностно, – прямо ответил Ашмун. – Время от времени я встречался с ним, но он никогда не приглашал меня в гости. Он жил у мистера Фельдена, а я очень не нравился мистеру Фельдену. Было бы неловко. Мистер Гейнфорд снова и снова заглядывал ко мне, вероятно, в поисках выпивки. Мы говорили на общие темы. Но я никогда не был его большим другом, только знакомым.

– Тогда, возможно, вы лучше знаете миссис Пайнфольд и ее сестру?

– Старшую я знаю лучше, – ответил Ашмун. – Они входят в узкий круг моих знакомств. Обе леди очаровательны и при том очень умны. Я понимаю, почему к мисс Стэнуэй посватался другой человек из моего круга – доктор Эллардайс. Он проявил любезный интерес к некоторым из моих экспериментов.

– Экспериментов? – сэр Клинтон приподнял бровь. – Мистер Ашмун, так вы ученый? Я и не знал, что в Либерии есть университеты.

– О, нет! – поспешно воскликнул мулат. – У меня нет научного образования в современном смысле этого понятия. Фактически, ваши ученые мужи вряд ли назвали бы мои эксперименты научными. Боюсь, что доктор Эллардайс, например, смотрел на них с подозрением. Я не смог убедить его в чистоте эксперимента. Он очень скептичен.

– Вы его хорошо знаете?

– Только в связи с моим маленьким кругом. За его пределами я ним почти не пересекаюсь.

– Вы дружили с покойными Девереллами?

– О, нет! Старшего, археолога, я видел на раскопках в лагере Цезаря. Тогда я обменялся с ним парой слов, поздравив его с находкой. Вот и все мое знакомство с ним.

– Вы больше не встречали его?

– Насколько могу вспомнить, никогда.

– А его брата?

– Я был едва знаком с ним. Встретившись на улице, мы кивали друг другу. Но я не считал его близким по духу, и наше знакомство оставалось шапочным. У него были довольно грубые манеры, во всяком случае, когда я говорил с ним.

Сэр Клинтон вернулся к более ранней теме.

– Мистер Ашмун, насчет ваших экспериментов. Мне сказали, что у них коммерческая основа. Дам вам совет. Удостоверьтесь как следует в их результатах и только потом пытайтесь привлечь капитал. Поняли? Из-за чрезмерного оптимизма люди оказывались в не самом приятном положении. Не следует выдавать желаемое за действительное, особенно, если затрагиваются финансовые вопросы.

Ашмун сверкнул зубами в привычной широкой улыбке.

– Ах! Вы проявили интерес к моим маленьким экспериментам. Очевидно, кто-то рассказал о них. Наверно, доктор Эллардайс? Или его очаровательная невеста? Мистер старший констебль, не беспокойтесь. Если я когда-либо попрошу своих друзей проинвестировать исследования, то можете быть уверены: все будет сделано на разумной и материальной основе. Я выполню обещания, как принято говорить у вас, белых. Вы и сами сможете пожелать оказаться в доле.

– Спасибо, – ответил сэр Клинтон. – Меня вполне устраивает все, как есть.

– А вы, мистер Уэндовер? Поддержите ли вы мое предприятие, когда оно дойдет до нужной стадии?

Уэндовер резко покачал головой. У него появилось впечатление, что Ашмун слишком напорист.

– Спасибо за то, что поделились информацией, – быстро вмешался сэр Клинтон. – Мистер Ашмун, сожалею, что не смог избавить вас от излишних формальностей и ограничений. Ну, доброго дня вам.

Когда они вернулись в машину, Уэндовер терзался мыслями.

– Вот наглый парень, – заявил он. – Теперь, увидев его, я думаю о нем не лучше, чем раньше – и все из-за его елейных манер. Хотя, если его история правдива, то нужно признать: у него есть причины не любить белых.

– Все, о чем он говорил – правда, – подтвердил старший констебль. – Его рассказ соответствует информации из утренней телеграммы. Но он не рассказал нам всего. Я хотел посмотреть, о чем он умолчит, и он опустил что-то важное.

– И что же? – спросил Уэндовер.

– Например, имя его отца, сквайр. И вы его знаете, если, конечно, моя телеграмма не ошибается. Фактически, вы хорошо обрисовали его характер, и это согласуется с историей Ашмуна.

На мгновение Уэндовер задумался.

– Вы же не имеете в виду Брюса Фельдена!

– Это имя указано в телеграмме, и маловероятно, что одновременно существовало сразу два Брюса Фельдена с одинаковыми характеристиками. Как вы и говорили, ваш друг Брюс был убит в Новой Гвинее из-за связи с аборигенкой. У отца Ашмуна была подобная наклонность, и рассказ Ашмуна подтверждает это.

– О! – задумчиво выпалил Уэндовер. – Это кое-что объясняет. Если Кеннет Фельден подозревал о том, как все обстоит на самом деле, то нет ничего удивительного в его отношении к Ашмуну. Никому не нужен кузен-мулат, внезапно объявившийся на пороге.

– В моей жизни не было ничего подобного, но я не думаю, что мне понравилось бы, если бы на меня свалился родственник-бродяга, независимо от цвета его кожи. И, судя по телеграмме, в Либерии Джехуди Ашмун не заработал никакого состояния, причем не из-за избытка честности.

– А что насчет рассказа о миссионерстве?

– Он выглядит вполне правдивым, – подтвердил сэр Клин­тон. – Он воспитывался миссионерами и впоследствии был направлен проповедовать Евангелие вглубь страны. Но вспомните – он кратко описал свой уход из миссионеров. Судя по телеграмме, все было намного сложнее. Рассказ о белой девушке может быть правдив и, возможно, повлиял на него. Но факт в том, что когда он снова отправился в деревню, то упал в яму, из которой его когда-то выкопали.

– Вы изъясняетесь на очень понятном языке, – буркнул Уэндовер.

– Оказавшись в глубинке, он отказался от цивилизованного образа жизни. Снова стал типичным туземцем, переняв самые варварские обычаи. Конечно, миссионеры отреклись от него.

– Если в Либерии он не заработал денег, то на что же он живет сейчас?

– Он живет довольно простой жизнью. У него нет горничных. Его дом находится на окраине – аренда на вряд ли высока. Но, должно быть, у него есть какая-то наличность. Возможно, он что-то получает от старого Сильвуда и своей кузины, миссис Пайнфольд. У них денег больше, чем мозгов, а у Ашмуна наоборот – мозгов больше, чем денег, так что можно ожидать чего-то такого. Но он должен быть осторожен. Я буду рад засадить его за решетку, если только смогу найти улики.

– Так Дафна – его кузина, – пробормотал Уэндовер. – Хотя она этого не знает, иначе она не взялась бы за ваши уловки, Клинтон. Как и Агата Пайнфольд: знай она об этом, давно бы проболталась. Да и Тони Гейнфорд мог бы выпустить кота из мешка, если бы знал обо всем.

– Девереллы мертвы и не смогут рассказать, даже если они и знали секрет.

Уэндовер не желал продолжать эту тему. У него был другой вопрос:

– Зачем вы потащили нас сюда?

– Дышать свежим воздухом. Я же обещал вам это. А также на разведку, хотя я сомневаюсь, что найду то, что ищу. Может быть, сложно найти искомое, когда не знаешь, что именно ты ищешь. Вы знаете об этом, сквайр, но таково мое нынешнее положение.

– Меня утомила эта загадочность, – буркнул Уэндовер. – Вы не можете говорить по-человечески, без всех этих изысков?

– Помните набросок карты? На нем было две звездочки, не так ли? Если вкратце, то я полагаю, что между ними что-то спрятано. Но что это, я не знаю. И собираюсь осмотреться, не зацепится ли мой взгляд за что-нибудь. И я, конечно, не смогу описать это, пока оно не окажется в поле моего зрения. Но весьма вероятно, что мой глаз так ни за что и не зацепится. И в этом не будет ничего удивительного. Так что если в итоге все окажется мартышкиным трудом, то, сквайр, вы предупреждены.

Клинтон подъехал к мосту, расположенному поблизости от лагеря Цезаря, и остановил машину.