Без права на подвиг - Андрей Респов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пощади внука, пан Савченко! — подал голос старик, — я всё отдам …
— Господин визефельдфебель, да не слухайте вы его, то он свою песню тянет, жаден до своего золотишка, а ведь до войны его ювелирная мастерская наипервейшей в Перемышле была. Ща я его, выбл@дка, взбодрю, да невестку Сашко опробует — пархатый нам на блюдечке всё и выложит.
Стоявший особняком на ступенях подъезда тот самый чернокурточник с галунами на левом рукаве скривился, будто разжевал лимон:
— Не переусердствуйте только, да поспешайте аккуратно! Не то гаупштурмфюрер Мольтке нас вслед за сегодняшней партией в лагерь отправит. Будешь тогда, Сашко, дупло от сучка в стене барака драть, пока хрен занозами не сотрёшь!
Хоровое подобострастное ржание полицаев эхом отразилось от стен домов.
Я уже находился в десятке шагов от освящённого пятачка у подъезда. Пожалуй, пора. Услышал я достаточно.
— Юстас — Алексу! Хальт! Ахтунг! Цурюк! Капут! Фойер!!!
Я на ходу начал выкрикивать вместе с запускающей мантрой весь этот набор слов на немецком, чтобы попросту ошеломить противника. Порядок выбора целей был определён ещё на подходе. Вооружённый пистолетом в кобуре начальник чернокурточников, естественно, был в приоритете, так как у него единственного руки были ничем не заняты. Детина в вышиванке однозначно следующий, как самый здоровый и агрессивный из полицаев. Ну а тройка насильников — для финального рывка.
Бросок к ступеням подъезда, где стоял визефельдфебель, нанесённые удары в шею и область грудной клетки слились для меня практически в одно движение. Я даже не успел удивиться прозвучавшему искажённым рапидом собственному крику, как начальника полицаев просто снесло куда-то в темноту. Разворачиваясь к здоровяку, отряхнул кисти рук от тёплой крови. Похоже, добивать фельдфебеля не придётся.
Передо мной возникло изумлённое лицо Савченко, медленно разевающего рот в безмолвном крике. Он продолжал сжимать в кулаке левой руки волосы парнишки, другой в панике шарил по стенке дома, у которой он прислонил карабин.
Ну этого нам совсем ненужно: рывок — и я стою за спиной у полицая в вышиванке. Липкие от крови фельдфебеля ладони едва не подвели при захвате лба и подбородка, но распахнутый в крике рот упростил задачу. Мой рывок оказался такой силы, что не просто свернул шею здоровяку, но, похоже, разорвал жевательные лицевые мышцы вместе с кожей, практически оторвал нижнюю челюсть.
Неожиданно освободившийся от захвата еврейский паренёк начал заваливаться навзничь. Быстрый взгляд в сторону тройки насильников, находившихся от меня в десятке шагов: похоже, их коллег мне удалось вывести из игры за считаные секунды. Сашко ещё стоял на коленях со спущенными штанами, а его подельники недоумённо обернулись в мою сторону, продолжая прижимать руки жертвы к мостовой.
— Унд вас, мейзе швайне, ауффидерзейн?! — я снова не узнал своего голоса, прозвучавшего утробным хрипом с растянутыми гласными.
На этот раз противники почти успели встать на ноги, пока я с ними сближался. Но и только. Простые решения при потенциальном превосходстве в силе и скорости чрезвычайно оптимальны. Стоявший слева полицай получил локтем в лицо, а тот, что справа — уже опробованный проникающий прямой удар кулаком в грудную клетку. Сашко же, судорожно натягивающего штаны, не спасло даже то, что я несколько задержался с его подельниками. И зарядил ему с разбега в пах прямо сквозь скрещённые ладони. Хруст сломанных костей слился с животным визгом полицая, болевой шок отправил раненного в спасительное беспамятство.
Вынырнув и ускоренного режима, я судорожно осмотрелся, ловя взглядом любое шевеление. Похоже, враги закончились, едва начавшись. Тихо стонал скрежеща зубами лишь седовласый еврей, которому помогал пришедший в себя мужчина средних лет, что до этого лежал без признаков жизни. Видимо, кто-то из полицаев вырубили его перед моим появлением. И я ошибочно посчитал его мёртвым.
К чести этого мужчины, стоит сказать, что он не паниковал, лишь настороженно посматривал в мою сторону, усаживая отца поудобнее и старательно отодвигаясь от лужи крови, расползавшейся от головы Савченко. Мда-а, я немного переусердствовал, грязновато вышло. Похоже, с этим аватаром всё получается намного эффективнее или виновата накопленная ярость?
Ладно, анализировать буду потом, а пока контроль. Я быстро оббежал валявшиеся тела полицаев. Признаки жизни подавал только Сашко, даже постанывать начал, свернувшись в позу эмбриона. У фельдфебеля была разорвана гортань и проломлен при падении череп на затылке. У одного из помощников насильника сломанные кости лицевого черепа были буквально вмяты в лобную долю мозга. У второго проломлена грудная клетка: из краёв разорванной куртки торчали обломки рёбер.
Встав под фонарём, я внимательно осмотрел кожу испачканных в крови кистей рук. Несколько небольших царапин, чуть сбитые костяшки пальцев. И всё… Словно и не грохнул минуту назад четверых здоровых мужиков голыми руками. А ведь вы монстр, батенька.
Стоны Сашко стали громче, он попытался сесть, хватая ртом воздух, будто аквариумная рыбка. Я шагнул к неудавшемуся насильнику и, схватив того за плечи, встряхнул так, что у него лязгнули зубы. Помня, что задумал вести при свидетелях разговор только по-немецки, рявкнул ему прямо в лицо:
— Кто такой?! Кто твой командир?
— А-а-ай! Гха! — полицая вырвало. Пришлось немного отвернуть его голову в сторону и придержать затылок.
— Ещё раз спрашиваю, номер части, командир?
— Я…я… — синие губы Сашко тряслись, — шу…шуцманшафт батальонен, герр…начальник, командир м…майор Кнауф, Эрих Кнауф, не убивайте-е-е…ик!
Коротким движением я свернул шею всё ещё трясущемуся полицаю. Возникло стойкое ощущение, будто вляпался голыми руками в дерьмо. Непроизвольно вытер ладони о спущенные штаны шуцмана.
Значит, всё-таки «шума», своеобразная элита вспомогательной национальной полиции на оккупированной рейхом территории. И раскручивала евреев эта пятёрка ухарей на предмет не сданных немцам ценностей. Что там их фельдфебель говорил про деда? Ювелир? Ясное дело, старик не дурак и не будет брать с собой драгоценности. Разве кое-что по мелочи. А остальное припрячет. Но и в СС не идиоты. Вот и использовали подручных для развязывания языка главе семейки. По-любому, в живых никого никто оставлять не собирался, но и попытали бы знатно. Глядишь, и раскололся бы старый!
— Пан! Па-ан… — ко мне осторожно приблизился молодой мужчина и обратился по-немецки, — простите, герр…пан, отец спрашивает, зачем вы спасли наши жизни?
— Как зовут?
— Менахем.
— Скучно мне было, Менахем. Гулял, городом любовался. А в городе-то у вас крыс, оказывается, полным-полно. Пришлось достать дудочку.
Мужчина вроде бы и понял меня, но как-то
