13 Сектор. Следствие против знатоков - Михаил Левандовский

— Ну давай, — засмеялся я, и мы подняли бокалы. — Завтра с утра будем делать фотографии для портфолио?

Юля посмотрела на меня подозрительно:

— Собираешься снимать меня обнаженной? Не выгорит. Я на такие провокации лет с пятнадцати не поддаюсь.

— Во-первых, не совсем обнаженной. Это сильнее подействует. Во-вторых, не я. Каждым делом должны заниматься профессионалы.

— Ага, особенно частным сыском, — заметила Юля.

Два сыщика-любителя экстра-класса рассмеялись.

Глава пятнадцатая

С утра я и мой старинный приятель, известный игрок, певец и фотограф Дима Иванов, отправились креативить. Перед нами стояла задача — снять фото так, чтобы Юлю пригласили на собеседование немедленно. Я подумал о том, что нужно забросить ее данные напрямую Олегу через дядю Жору, но решил не подставлять его, он нам еще пригодится. Судя по тому, что я успел понять про Олега, контакты и привычки у него специфические. Кстати, надо бы сказать Роберту, чтобы подыскивал старому учителю новую работу, в «Ковбой-авто» он вряд ли задержится.

Было ясно, что заходить надо через агентство, — фотографии должны привлекать внимание. Вариант с порнографией мы с Юлей отбросили сразу. Во-первых, агентство наверняка получает множество подобных предложений. Во-вторых, приват, который она станцевала мне, похоже, запомнится ей надолго.

Мы решили придумать что-нибудь интересное. Слава богу, путешествия по Подмосковью давали мне такие возможности.

Отправились в Новый Иерусалим недалеко от Юлиного дома. Новая Рига. Через полсотни километров на горизонте замаячил золотой купол. Когда-то патриарх Никон, полностью изменивший российскую церковь, а вслед за ней и российскую историю, захотел построить в Подмосковье точную копию Иерусалима. Нашли подходящее место, где были холм и река, и стали воссоздавать храм Гроба Господня. Потом гигантское строение с изразцами Степана Полубеса[45]накрыл куполом сам Бартоломео Растрелли по заказу императрицы Елизаветы.

Война не пощадила Новый Иерусалим — немцы взорвали храм. Его реставрация не дошла и до середины. Вокруг храмового комплекса, кстати, есть один из самых интересных подмосковных музеев. В нем собрали картины, книги и мебель из разоренных подмосковных усадеб. Натан Эйдельман[46]писал там свои первые работы, когда его изгнали из Московского университета после диссидентской истории. Потом, когда наступило безвременье девяностых, научные сотрудники музея выживали как могли. В свое время меня водила по комплексу женщина — ученый секретарь. Она говорила, что получила от митрополита личное проклятие — за то, что попыталась не отдать церкви какие-то особо ценные научные экспонаты. Значительную часть средств для выживания давали ей овощи, посаженные на берегу ручья с прекрасным именем Иосафат.

В корпусе, посвященном краеведению, научные сотрудники открыли кафе с видами на долину реки. Кстати, плюшки там отменные. Другая компания ученых подавала чай в музее деревянного зодчества. Деревянная мельница в музее — достопримечательность Центральной России. За остальными надо ездить в Суздаль, Новгород и Кижи. До этой — час от Москвы на электричке. Правда, мало кто о ней знает. Дальше первого этажа никого стараются не пускать. Но я, благодаря диссертации по истории, сумел найти общий язык со смотрителем и ухитрился получить разрешение на то, чтобы подниматься на второй и третий этажи — по шаткой приставной лестнице. Романтично.

Сегодня мы забрались туда с Димой, Юлей и полным рюкзаком фотоаппаратуры. Обошлось это в смешную сумму, по крайней мере, для топ-менеджера страховой компании. Боюсь, если бы я продолжал оставаться научным сотрудником, эта сумма не показалась бы мне настолько смешной.

На втором этаже мельницы пахло деревом. Реставрация замерла еще в постсоветские времена. Некоторые доски были утрачены и заменены картоном. На нем виднелись надписи тех, кому удалось прорваться наверх. Я нашел свою: «Не было нашего капитана — и ладно. Любящая его команда». Вспомнилась тренировка на вершине новоиерусалимской мельницы без капитана, с которым мы тогда повздорили. С тех пор прошло лет семь. Красноречивое свидетельство темпов реставрации.

— Ну что, будем располагаться? — предложил я.

— Давайте, — поддержал фотограф.

— Саш, отвернись, я переоденусь, — сказала Юля.

Я фыркнул, но отвернулся. Через пять минут можно было поворачиваться. Юля в коротком цветном платье и туфельках, которые совершенно не соответствовали ноябрьской погоде, стояла около вала мельницы.

Фотограф сконцентрировался:

— Снимем девушку на горизонтально проходящем мельничном валу, к которому снаружи крепятся крылья, а вал — из толстого и большого ствола дуба.

— Двусмысленно, — заметил я, — или недвусмысленно. — И увидев, что Юля смутилась, продолжил: — Но абсолютно прилично.

Часа через три стало понятно, что труд фотомодели тяжек. Желание убить фотографа, который пытался достичь совершенства во всем, читалось в каждом Юлином взгляде.

— А я ведь когда-то ругалась, что мама меня в фотомодели не отпустила.

— В фотомодели не отпустила, а в клуб отпустила?

— Про клуб-то она не знала, точнее — думала, что я просто официанткой работаю. А моделью мне строго-настрого запретила — мужики там, фотографы, вечеринки.

Мы с Димой хитро переглянулись.

— Ну что, получается и довольно откровенно, и не пошло. Достаточно фоток? — спросил он.

— Пожалуй, да. Но хорошо бы еще в какой-нибудь другой обстановке, — предложила Юля.

— И где будем сниматься? — поинтересовался я.

— Помнишь, в «Распутье» кабинет при турецкой бане?

— О да!

Неизвестно зачем, но при самой серьезной сауне клуба «Распутье» был создан совершенно идеальный рабочий кабинет со стеллажами книг в правильных кожаных переплетах, с моделью средневекового глобуса, компьютером, факсом, принтером и сканером. Очевидно, на случай, если кто-то из клиентов-олигархов захочет не только зависнуть в сауне на несколько дней, но и поработать. Помнится, как-то на пьянке со знакомыми я сидел там и читал невесть как там оказавшееся собрание сочинений Варлама Шаламова, почему-то в переплете, достойном библиотеки замка какого-нибудь британского лорда, причем родословной, берущей начало до Карла Второго[47]. Игра в карты у коногона Наумова выглядела инфернальным отражением оргии за стеной.

— Куда-нибудь типа этого можно было бы поехать, — предложил я.

— Нет, спасибо, я туда сейчас точно не хочу, — поморщилась Юля.

— А поехали ко мне домой. Будет примерно то же самое, — сказал я и подумал: «Только лучше».

— Ты не слишком разбежался — приглашать меня в гости? — ответила Юля.

— Так я не один, с Димой. Он фотограф, при нем можно.

— Да? — удивился Дима. — Ну поехали. Только потом домой отвезите.

— Отвезем, — сказали мы хором.

По-моему, Димка тоже не остался равнодушным к Юлиным чарам. По крайней мере я видел, как он сунул ей свою визитку. Впрочем, если его об этом спросить, то он скажет, что заинтересовался ею исключительно как моделью, в целях искусства.

Через полтора часа мы переступили порог моей квартиры.

— Неплохая библиотека, — вежливо заметила Юля, когда зашла в коридор. В ее голосе явно сквозило разочарование.

— Ну да. В коридоре ничего библиотека, полок десять, не больше. В основном физика и математика.

— Ты уверен, что это соответствует кабинету? — поинтересовалась она.

— Это не соответствует, — сказал я и распахнул дверь в гостиную. Конечно, там был традиционный для постсоветского общества большой телевизор, правда, не у стены, а у окна — стены мне нужны для книг. Среди книжных полок был электрический камин, очень похожий на настоящий, бар, стойки под пластинки и диски и огромная деревянная модель парусника, в которую я влюбился в Испании за красный цвет корпуса, напоминающий об «Арабелле» капитана Блада[48].

— Да, удивил ты, — сказала Юля, — не ожидала.

— От кого, от меня?

— От посетителя «Распутья». Ты что, их еще и читаешь?

— Действительно, своей стеной я горжусь. Вот тебе фон, а вот тебе полезная вещь.

Я показал ей специальную библиотечную стремянку-трансформер. Нашел ее в мебельном магазине, в единственном экземпляре. Это барный стул. Если бы я случайно не заинтересовался инструкцией, он стоял бы в магазине вечно.

— Фотографируемся? — спросил я. — Если согнуть ногу в колене, то платье подтянется.

— Знаешь что, Александр, накажу-ка я тебя за пошлые мысли. Иди в другие комнаты или на кухню — да, действительно, на кухню, сделай нам чаю, а мы с Димой тут развлечемся.

— Благодарю вас, мои дорогие.

В пятнадцатый раз поставил чайник.