«Попаданец» в СС. Марш на восток - Максим Шейко

Вот и сейчас Роман аккуратно сложил газету недельной давности, чудом еще не отправившуюся на самокрутки, и отлепился от стены, собираясь покинуть гостеприимную лавочку во дворе, под навесом, и переместиться в более теплую и комфортабельную палату, чтобы продолжить там начатое еще с утра обсуждение текущего положения на фронтах. Но осуществить эти благие намерения ему не дали. Выскочивший на крыльцо, словно черт из-под печки, седоватый старшина, исполнявший в госпитале обязанности завхоза, крутанулся на месте, видимо, стремясь осмотреть весь горизонт разом, и, заметив Ромку, целеустремленно направился к нему.

Марченко при виде приближающегося старшины надулся, как среда на пятницу. И было от чего. Этот пожилой и заслуженный работник армейского тыла, которого в госпитале все называли не иначе как «дядя Федя», был большим любителем эксплуатировать всевозможные полезные навыки оказавшихся на излечении бойцов. И Рома, бывший до войны электриком, сполна испытал на себе последствия этого его пристрастия. Как старшина умудрялся добиваться от в общем-то не подчиненных ему раненых выполнения своих «просьб» – это отдельный разговор. Достаточно сказать, что популярности дяде Феде это не добавляло, так что реакция Романа была вполне объяснимой, но старшину это не смутило.

– Аа, Марченко, вот ты где!

Роман, нарочито кряхтя, уставился на старшину, как на врага народа:

– Надо что-то? Опять, что ли, проводка барахлит? Так тут я не помощник, все, что мог, уже сделал. Да и вообще, не могу я на одной ноге на табуретке в темном коридоре отплясывать и пальцы в провода под напряжением совать!

– Да не суетись ты, нормально все с проводкой – хорошо починил. А сплясать тебе все равно придется! – Тут старшина хитро прищурился, наблюдая в глазах собеседника недоумение, смешанное с изрядной долей недоверия, и с загадочным видом извлек из кармана гимнастерки сложенный вдвое конверт. – Письмо тебе пришло, так что пляши.

– Тьфу ты! От кого письмо хоть?

– А я почем знаю? Не смотрел я – Марченко и Марченко, а там уж сам разбирайся. Так что, будешь плясать?

– В другой раз как-нибудь. Давай уже сюда, что ли.

Чуть ли не вырвав конверт из рук ухмыляющегося старшины и проводив его удаляющуюся спину не вполне дружелюбным взглядом, Ромка пробормотал себе под нос:

– Как же! Я на твоей могилке спляшу, когда ты в следующий раз проводку без меня чинить полезешь! – после чего жадно впился взглядом в ровные чернильные строчки и на четверть часа погрузился в чтение, практически выпав из реальности. Затем вновь откинулся на бревенчатую стену госпиталя, заменявшую спинку лавки, и задумчиво протянул:

– Дааа, делаа.

Причины для удивления у Марченко действительно были, причем веские. Начать хотя бы с того, что письмо пришло из Нижнего Тагила! Про данный населенный пункт Роман, как ни напрягался, так и не смог вспомнить ничего конкретного (и это несмотря на твердую четверку, которую он имел в школе по географии!). Так что волей-неволей приходилось пока полагаться только на сведения, изложенные в самом письме. А сведения были еще те!

После прочтения письма картина складывалась следующим образом: Александр Марченко – Ромкин отец – был отправлен в эвакуацию на Урал. Причем не просто так, а вместе с Тростянецким деревообрабатывающим заводом, в просторечии – просто «ДеО», на котором, между прочим, числился главным бухгалтером. Сам завод – тяжелое наследие царского режима – был Ромке хорошо знаком, так как он и сам там работал электриком еще с тех пор, как закончил свою учебу в школе и вплоть до марта текущего года (с перерывом на прохождение срочной службы в Рабоче-крестьянской Красной армии). Так что весть об успешной эвакуации родного предприятия Марченко порадовала. Зато совсем не радовало другое: эвакуировали, оказывается, только отца как сотрудника предприятия, а вот мать, дед с бабкой и младшая сестра остались в Тростянце, который вот уже с месяц как находится под оккупацией – что-то теперь с ними будет?…

Ответа на этот вопрос у Марченко не было.

Осеннее наступление немцев грянуло как гром среди ясного неба. Разведка допустила очередной просчет, который имел поистине чудовищные последствия. Да что греха таить – ошиблись все. Никто, ни в Ставке Верховного Главнокомандования, ни в Генштабе, ни в разведке не предполагал, что немцы после колоссальных по размаху боев под Ленинградом и на Украине, где были задействованы все подвижные соединения врага, смогут столь быстро подготовить новое наступление. Все указывало на то, что враг отказался от наступления на центральном участке фронта, полностью сосредоточившись на развитии достигнутого успеха на севере и юге. Немцы окружили и разгромили войска двух армий Южного фронта под Мелитополем, ворвались в Крым и Донбасс, занялись штурмом Моонзундских островов, с которых летчики Краснознаменного Балтийского флота бомбили Берлин… На московском направлении все это время царило относительное затишье.

В центре инициативой всецело владели советские армии, ведя частные наступательные бои местного значения для улучшения положения войск. Перегруппировку противника, в частности прибытие на центральное направление 4-й танковой группы, советская разведка прозевала. Первые тревожные признаки готовящегося вражеского удара стали появляться только во вторую неделю сентября – слишком поздно, для того чтобы принять адекватные меры противодействия. Да и с масштабом ожидаемого немецкого наступления генштаб ошибся очень сильно – вместо частных операций по улучшению оперативно-тактической обстановки в преддверии неизбежной зимней кампании враг предпринял полномасштабное наступление невиданного доселе размаха. По количеству задействованных пехотных, механизированных и авиационных соединений новое немецкое наступление затмило даже грандиозные операции под Минском и Киевом. К такому повороту событий войска Западного, Резервного и Брянского фронтов были не готовы. В придачу ко всем прочим бедам, свои удары немцы нанесли совсем не там, где это считалось вероятным, и где плотность советских войск была максимальной – в стороне от основных шоссе. Эффект от мощи удара, помноженной на внезапность, был просто ошеломительным.

Первые известия о новом наступлении немцев поступили с Брянского фронта, но были они сформулированы так, что особого волнения в Генеральном штабе и Ставке не вызвали. Локальный немецкий удар и только. На Западном и Резервном фронтах, судя по докладам, царило затишье. Так о чем беспокоиться? Первые вести о начавшемся разгроме центральных фронтов принесли доклады Дружкова и Серова – летчиков 120-гo истребительного полка – они прозвучали в безмятежной обстановке, царившей в тот момент в генштабе, как взрыв тяжелой авиабомбы. «Движение танков противника со стороны Спас-Деменска на Юхнов! Колонна танков и мотопехоты растянулась на двадцать пять километров». На фоне звучавшей спокойно и уверенно информации, поступавшей из штабов фронтов, о том, что наши войска успешно отражали танковые атаки, курсанты Тульского рентгено-технического училища прочно удерживали занятый рубеж, тяжелые бои вели южнее Брянска части 13-й армии и группы Ермакова… и т. п., рассказ о движущейся в абсолютной пустоте прямо на Москву огромной вражеской колонне звучал фантастически. Это было настолько невероятно, что в это не хотелось верить – это просто невозможно, это не может быть правдой!

Потому даже многоопытный Шапошников предпочел воспринять эти данные скептически:

– Ничего, ничего, голубчик, – отвечал тогда Борис Михайлович взволнованному не на шутку Константину Федоровичу Телегину, члену Военного совета Московского военного округа.

– Ничего тревожного пока нет, все спокойно, если под спокойствием понимать войну.

Тогда было решено послать новую воздушную разведку. Около 14 часов сообщение летчиков подтвердилось. Враг уже входил в город Юхнов.

Последние сомнения в разразившейся катастрофе развеялись через пару часов, когда из штаба Резервного фронта непосредственно Сталину позвонил сам начальник Главного политуправления РККА, зам. наркома обороны, армейский комиссар 1-го ранга Л. З. Мехлис. После его доклада о том, что «части 24, 43 и 33-й армий отрезаны от своих тыловых баз… связи с ними нет… дорога на Москву по Варшавскому шоссе до Медыни, Малоярославца открыта. Прихожу к выводу, что управление войсками здесь потеряно», растаяли последние надежды на локальность произошедшего несчастья. Это был коллапс всего центрального участка фронта.

В результате случилось то, что случилось: пять армий Западного и Резервного фронтов попали в окружение под Вязьмой, а практически весь Брянский фронт вместе со штабом очутился в окружении под Трубчевском и севернее Брянска. Управление войсками было утрачено. Окруженные группировки, рассеченные на части, после упорных, но, увы, скоротечных боев были уничтожены или пленены при попытке выйти из окружения. Остановить рвущиеся к Москве мотомеханизированные колонны немцев было просто некому.