Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы - Орхан Кемаль

— Сынок, — сказал Кудрет явившемуся на его зов слуге, — наклей, пожалуйста, марки и поскорей опусти эти письма в почтовый ящик.

— Не извольте беспокоиться, эфендим, — ответил молодой человек, — будет сделано без промедления.

В тот же вечер Кудрет отправил ходжу в тюремную баню, велел хорошенько вымыться и надеть все новое. После бани ходжу было трудно узнать — он так и светился чистотой.

— Ах, бей-эфенди, если бы судьба поместила нас в отдельную камеру!

Кудрет понимающе кивнул:

— Для начала и это неплохо. А потом все будет так, как вы пожелаете.

— Иншаллах, иншаллах!

— Я обращусь к прокурору. Пусть не сразу, но и это дело мы провернем. А потом уж вместе с вами, а то и со всем народом начнем молиться, творить намазы, отбивать поклоны и возносить хвалу и благодарение всевышнему. Не так ли?

— Всеконечно, дорогой эфендим, всеконечно!

— Начальник-то благоволит к тебе. Считает, что ты не виноват в том деле, какое тебе пришили.

— Благоволит? — удивился Акязылы.

— Да. А что?

— Не верю.

— Почему?

— А потому, дорогой, что он, как собака, предан властям. Настоящий Деджал[53], проклятый из проклятых! От таких добра не жди.

Ходжа вспомнил день, когда его посадили в тюрьму. Начальник, хотя это не входило в его обязанности, учинил ему допрос, ругался, кричал, размахивал руками. «Да будь я на месте Мустафы Кемаля, вырвал бы ваше поганое семя с корнем, удавил бы вас вашими же чалмами! Как ты, мерзавец, посмел приставать к мальчишке, да еще к своему ученику?!» — орал начальник, дыша в лицо ходже винным перегаром.

— Почему же всевышний не покарает таких мерзавцев? — спросил Кудрет. — Ведь без него цыпленок не вылупится из яйца, зерно не прорастет. Может, он ниспошлет прозренье и этому проклятому отродью?

Ходжа погладил свою блестевшую чистотой бороду:

— Иншаллах! Да сбудутся твои слова!

Наступил апрель 1950 года. Кудрет по совету начальника тюрьмы подал прошение о переводе его в одиночную камеру. Он ждал ответа из прокуратуры, когда однажды утром его неожиданно вызвали в суд. Он не успел сказать об этом даже Нефисе. Жандармы повезли его в суд на такси. На сей раз он немного волновался, но старался не выдавать своих чувств и с нетерпением ждал, чем все это кончится. От Сэмы пока рано было ждать ответа на письмо, и, конечно, она не могла прислать отказ от предъявленного иска. Но если суд вынесет решение не в его пользу, он подаст кассационную жалобу и тогда уж воспользуется услугами Сэмы.

Как и положено, Кудрета поместили сначала в приводную комнату. Поскрипывая своими знаменитыми желтыми туфлями, он расхаживал между жалкими голодранцами в рваной обуви или совсем босыми, сидевшими прямо на полу вдоль стен, и вспоминал события последних дней, недель, месяцев. Когда после ареста его препроводили в этот город, в карманах было пусто — ни сигарет, ни денег… Ночь в жандармском управлении, затем тюрьма. «Нет, сначала меня привели сюда, в эту комнату. Здесь же я встретился с Нефисе. Как она тогда смотрела на меня! Потом меня перевели в тюрьму. Благодаря Кемалю я познакомился с Нефисе. Она влюбилась в меня, и в кармане сразу оказалось пятьдесят тысяч лир! Дальше все пошло как по маслу. Если меня засудят, кто знает, сколько придется отсидеть. А ведь мне необходимо выйти из тюрьмы до выборов — и непременно с оправдательным приговором на руках. Но оправдают ли меня на законном основании? В лучшем случае — за недостаточностью улик. Как бы то ни было, прежде всего надо выбраться из тюрьмы!»

Кудрет вдруг заметил Плешивого Мыстыка, который расспрашивал о чем-то жандарма. «Должно быть, заявился справиться обо мне. Но как он пронюхал, что я здесь?»

И вот Плешивый Мыстык уже у решетки.

— Добрый день, бей-эфенди!

— Добрый день, Мыстык! Как ты узнал, что я здесь?

Болтливый извозчик пустился в объяснения:

— Заехал я в тюрьму повидаться с вами. А мне говорят, что рано утром вас повезли на суд. Забеспокоился я. Неужели суд будет по тому делу?

— Возможно, — ответил Кудрет, хотя прекрасно это знал.

— Это правда, бей? Они довели дело до суда?

Кудрет развел своими пухлыми руками и устремил взор к потолку.

— Все во власти аллаха!

— Бей-эфенди!

— Что?

— Говорят, вам являлся во сне святой старец?

— Да, являлся.

— Огромного роста, с длинной бородой. Он будто взял вас на руки и — о боже, язык не поворачивается произнести такое! — отнес вас к самому аллаху? А аллах будто велел вам совершать намаз и других к этому призвать?

Кудрет улыбнулся:

— От кого слышал?

— Да все только об этом и говорят. И знаете, что еще говорят?

— Что же?

— Что человек этот аллаха постиг!

— Это я?

— Ну да! Кто же еще? Члены Новой партии надеются, что вы вступите в их партию, они выберут вас депутатом. А я им знаете, что сказал? Он, говорю, больше, чем депутат. Очень ему нужно ваше депутатство!

Кудрет опять возвел очи горе.

— На все воля аллаха!

Появилась Нефисе. Она быстро оттерла Мыстыка от решетки, и тот поспешил в город раструбить весть о том, что ныне состоится суд над «ревизором ревизоров».

Нефисе, оказывается, тоже была в тюрьме и, узнав, что Кудрета повезли в суд, примчалась сюда на такси. Что случилось? По какому делу его вызвали? Связанному с клеветой или… Но ведь его жена отказалась от развода.

— Дорогая, будет разбираться дело, связанное с клеветой.

— Хорошо бы нанять адвоката.

— Я уже говорил тебе, что в этом нет никакой необходимости!

— Говорил, однако…

— Адвокат не может знать да и защитить меня лучше, чем я сам.

— Так-то оно так, но все же адвокат… Им ведь до тонкостей известны законы…

Кудрет резко оборвал ее:

— Сколько раз надо тебе говорить, что не могут они разобраться в моем деле лучше меня!

— Ладно, ладно, не сердись.

В свое время Кудрет распустил жену, Нефисе он решил держать в узде. Правда, жена его обладала твердым, как у мужчины, характером, чего нельзя было сказать о Нефисе, женственной, ласковой.

— Вчера вечером ко мне приехали мама и все наши, — сообщила Нефисе.

— Вот как? Где же они остановились?

— У меня.

— А невеста Идриса была?

— Она, собственно, и уговорила мою маму приехать. Обручальные кольца она уже купила, все приготовила к свадьбе. Знаешь, о чем я подумала?

— О чем?

— Раз жена не дает тебе развода, мы можем в любой день оформить брак по шариату у этого твоего ходжи.

Кудрет и сам подумывал о таком варианте и однажды сказал о нем Нефисе. Вернее, не сказал, а очень ловко навел ее на эту мысль. Нефисе, видимо, вспомнила об их прежнем разговоре.

— Ты права. Посмотрим только, чем кончится суд. Зайдешь завтра ко мне, поговорим с ходжой, ну и поженимся! Чего тянуть?

Около одиннадцати двое жандармов повели Кудрета в суд. Он не верил своим глазам: перед зданием суда, казалось, собрался весь город во главе с Плешивым Мыстыком!

Кудрет сразу принял величественный вид, как и подобало видному политическому деятелю, по крайней мере такому, как Намык Кемаль. Походка и скрип туфель великолепно гармонировали с его поистине царственным обликом. Толпа пришла в движение.

— Да поможет тебе аллах, бей-эфенди! — крикнул Мыстык. Голос извозчика послужил сигналом. Тотчас со всех сторон посыпалось, как из пулемета:

— Да поможет аллах! Да поможет аллах!

Но тут среди общего гула снова прозвучал голос Плешивого Мыстыка:

— Требуем справедливости!

Все подхватили:

— Справедливости! Справедливости! Да проклянет аллах клеветников!

Вслед за возгласами раздался гром рукоплесканий.

Для собравшихся здесь Кудрет был и в самом деле вторым Намыком Кемалем. И он сам начинал в это верить.

Зал суда был переполнен.

Народу собралось столько, что во избежание беспорядков было принято решение провести закрытое заседание, и попросили всех выйти из зала. Это еще больше взбудоражило людей.

— Все ясно! — кричал Плешивый Мыстык. — Кудрет-бей утрет им нос! Вот они и не хотят, чтобы народ видел это!

Но предположения Мыстыка не оправдались. Суд решил освободить Кудрета Янардага за недостаточностью улик.

Кудрет вышел на улицу и помахал рукой, приветствуя толпу.

— Что же это? Неужели освободили?.. — удивился кто-то.

— Ну да, освободили! Справедливость восторжествовала! Разве я не говорил? — закричал Мыстык.

Новый взрыв аплодисментов и восторженные возгласы потрясли до основания здание прокуратуры и суда.

— Да здравствует справедливость! — неслось со всех сторон. Нефисе плакала от радости.

Но тут к ним подбежали жандармы и сказали, что надо соблюсти некоторые формальности, а до их завершения ему придется спуститься в приводную комнату и оттуда в сопровождении невооруженного жандарма отправиться в тюрьму. Словно из-под земли вырос тюремный надзиратель, которому и был передан Кудрет.