В любой гадости ищи свои радости - Штаний Люба

Земляная стена, влажно поблёскивая, поднималась метра на три — четыре. В том месте, где я упала, виднелась гладкая неровная полоса, словно язык укатанного льда на снежной горке… Над головой торчали огрызки корней и ветки.

Осмотрев себя, я скептически хмыкнула. Вот теперь можно о новом специфическом окрасе какое-то время вообще не беспокоиться! Под таким слоем грязи шкуры просто не разглядеть.

Кажется, я поменялась местами с кошмариком. Помнится, накануне рассматривала его сидящего по самое не балуйся в жидкой глине и рассуждала на тему: ‘обмазать грязью и наслаждаться созерцанием ‘почти человека’. Теперь вот можно на меня смотреть как на ‘почти лошадь’ в шубе из грязи.

Почесав копытом в затылке, я вздохнула. Неизвестно ещё, будет ли Алеханднро меня вообще искать после того концерта, что я закатила. Придётся выбираться самой. Только скользко тут.

Видно, вода в яме не в первый день стоит, вон зацвела уже, позеленела и воняет жуть. Если бы не привычка, появившаяся благодаря общению с вонючкой, я бы уже воем выла, наверное.

Ещё раз тяжело вздохнув, попыталась подняться на ноги. Копыта скользили по сырой глине, земляная стена осыпалась, стоило хоть немного опереться на неё. Думаю, с разбега я бы выбралась, только где тут разбежишься-то в яме два на полтора?

Через полчаса я уже могла посоревноваться с моим ароматным спутником за звание самого отвратного существа. Так как то и дело падала в смердящую липкую жижу, извазюкалась по самые уши и снова сменила окраску. Теперь я была зелёненькой, как свеже-сгнивший огурчик.

Вот же, сама себе нагадила! Вот будет фокус, если из кобылы в свинью превращусь! Думала, если лошадь, хуже быть не может?! Как бы ни так! Есть ведь ещё черви, скунсы, пиявки, змеи и много других представителей фауны, по сравнению с которыми кобыла — просто подарок судьбы.

В очередной раз шлёпнувшись, я забилась под комьями осыпавшейся влажной глины. Нависающие над ямой ветки, припорошенные солнечным светом, контрастировали с затхлым полумраком моего узилища настолько, что мысли о могиле возникали сами собой, как ни гнала я их от себя.

Как там сестрёнка говорила, когда я впадала в уныние? Ах да:

Не жди от времени подмоги,Чудес от жизни и судьбы,Бери скорее руки в ногиИ чудеса сама твори.Вгрызайся в прошлое зубами,Хватай ‘сегодня’ за грудки,Соткать из будущего счастье,Способна, Любка, только ты!

Так она говорила, приезжая изредка на выходные. Ленка всегда была стихоплёткой и неисправимой оптимисткой. Энергия плескала из неё как вода из переполненной ванны. Периодически сестре удавалось уговорить родителей отпустить меня куда-нибудь в её компании. Тогда мы ехали на шашлыки, турбазу или на дачу к кому-нибудь из Ленкиных многочисленных друзей.

Шумные компании неизменно принимали меня с распростёртыми объятьями. И по сей день сестра ассоциируется у меня с громким смехом, запахом леса, жаренного мяса и непрекращающейся жизнерадостной суетой и многолюдством.

Народ сыпал шутками на тему появления в компании ещё одной Ленки, ориентируясь на внешнее сходство. Обе примерно одного роста, светло-русые, с неброскими мягкими чертами и неприметно-голубыми глазами, мы и вправду были очень похожи. Только вот разница становилась очевидна буквально через полчаса-час.

Ленка летала туда-сюда или болтала с людьми, светясь энтузиазмом уверенного в себе человека, а я как-то незаметно забивалась в уголок и только слушала счастливо улыбаясь.

Попытки вовлечь и меня в процесс, как правило, проваливались. Нет, я не отмалчивалась и не строила кислых рож. Болтала, шутила, резала помидоры тупым ножом и кокетничала с парнями, с удовольствием принимая их знаки внимания.

Только как-то само собой получалось, что через некоторое время снова оказывалась в уголке и одиночестве. Наверное, мне нравилось наблюдать за суетой и кипением жизни со стороны. Так уж вышло, что привыкла я именно к этому.

С сестрой у нас разница почти в десять лет. Своё детство она провела под знаком самостоятельности. Если верить рассказам, родители усердно работали и дома практически не бывали. Учёба, друзья и прочие радости проходили мимо их внимания.

Впрочем, это вовсе не означало пренебрежения дочками. Насколько помню я сама, были и совместные выходные в парках, и книжки по вечерам. Разница только в том, что завтраки и обеды не ставились под нос, а извлекались из холодильника, да беды и неудачи мы делили на двоих с Леной.

К тому времени, как здоровье вынудило родителей изменить ритм и образ жизни, сестре было девятнадцать, а мне десять лет. Так как она уже училась в институте в другом городе, я оказалась единственным имевшимся в наличии ребёнком.

Сначала за моё воспитание взялась матушка, вкладывая в это дело все нерастраченные силы и навыки руководящего работника. Где-то через год отец перенёс инсульт. Слава богу, всё обошлось лёгким испугом и папа, уволившись, присоединился к супруге. Пристальная и неусыпная забота обо мне стала для родителей заменой работе.

В школу меня водили за ручку. Матушка возглавила родительский комитет. Даже подавать документы в институт я ездила с отцом. В том, что училась в собственном городе, а не в соседнем, как Ленка, виновата я сама.

Вольной жизни хлебнуть хотелось, но заявить об этом не хватило духу. Препятствовать родители не стали бы, прямо, по крайней мере. Но что бы я стала делать, окажись кто-то из них или оба сразу в больнице?

Когда я озвучила название института, мама так откровенно обрадовалась, что сомнений в верности предположений не осталось. Отец был сдержанней, но с таким энтузиазмом взялся за организацию праздничного ужина… В итоге и студенческие годы я провела под неусыпным контролем.

Вот и получилось, что внешне похожие почти как близняшки, мы с сестрой благодаря разному воспитанию, выросли абсолютно разными. Ленка была намного увереннее и самостоятельнее.

Несмотря на некоторую мечтательность, присущую и мне, она стала убеждённой материалисткой и легко решала любые проблемы, возникающие на пути. Я же засела дома, компенсируя недостаток реальных проблем выдуманными, и читала, читала, читала…

Хотя нет, была ещё одна ‘радость’ помимо книг, эдакий скрытый протест: из каждой поездки с сестрой, из каждой книги, из случайно засвидетельстованой вечеринки или ссоры я приносила домой… слова и образы. Мне казалось, эти фразочки и сочные обороты приближают меня саму к той, яркой и красочной жизни, бьющей ключом за нашим порогом.

Родители этого увлечения не одобряли, но сделать ничего не могли. Я ж не мат собирала!