Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь кричу я.
Я стою на коленях на ковре, закрывая лицо ладонями.
– Иди чай делай! – приказывает она.
Я поднимаю голову и смотрю на нее в упор.
– Оглохла, идиотка? Иди делай чай!
Я встаю на ноги и продолжаю на нее смотреть. Я как будто не чувствую боли.
– Грязная воровка…
– Что-что?
– Вы можете только мертвых обворовывать! – кричу я.
Лицо у Межды становится таким же красным, как у меня.
– Я видела, как вы украли украшения и деньги мадам Маргариты, а она только-только умерла! Вы попадете в ад! Потому что мадам Маргарита – святая!
Межда бросается на меня. Она со всей силы впивается пальцами мне в шею и ругается последними словами.
Я не сопротивляюсь. Если я хочу быть с Маргаритой, то не должна ей мешать, несмотря на боль. В какой-то момент она от меня отстает, и я падаю на пол. К несчастью, я еще дышу. Межда хватает стул и с размаху обрушивает на меня.
Я терплю от этого разбушевавшегося животного один удар за другим. Я чувствую, что умираю, что проваливаюсь в пустоту. Но прежде чем покинуть этот мир, я слышу, как вмешивается Сефана.
Потом наступает полный покой.
Абсолютная чернота.
Совершенная тишина.
48
Благодаря указаниям леди Экдикос, Габриэль знал, где искать свою жертву.
Днем Юбер Фонгалон работал в импортно-экспортной фирме, которая находилась в 15-м округе Парижа. Ночью ехал в квартиру на авеню Эмиля Золя.
Там Габриэль и устроился. Прямо у входа в здание, в ожидании, что кто-нибудь откроет дверь и он сможет войти внутрь.
Фонгалон не был женат, и детей у него не было.
Сегодня вечером он умрет в одиночестве.
Пять вечера. Габриэлю, вероятно, придется долго ждать, но это не важно. Он научился терпению. Научился оставаться неподвижным часы напролет, сливаться с обстановкой.
Он думал о Лане, и на его каменном лице играла улыбка. В памяти проносились воспоминания, и он практически забывал о шуме вокруг.
Оставалась только Лана. Ее смех, ее привычки. Мягкость ее движений, блеск глаз.
Все, что ему не удалось спасти.
Юбер Фонгалон вернулся домой около шести тридцати вечера. Он набрал код и толкнул дверь в свой зажиточный дом. Сел в лифт и поехал на шестой этаж. Нажал на выключатель, но свет не зажегся. Лампочка была разбита, и он пробурчал несколько ругательств в адрес управляющей компании, продолжая продвигаться в темноте до своей квартиры. Вытащил из кармана ключ, с трудом нашел замочную скважину. Когда он наконец вставил ключ, ему на плечо легла чья-то рука. Он подпрыгнул, в глаза ему ударил слепящий свет, за которым прямо в солнечное сплетение последовал электрический разряд.
Когда Юбер Фонгалон очнулся, то обнаружил себя лежащим на постели в собственной спальне. Секунду спустя он понял, что его за руки и за ноги привязали к кровати. Он запаниковал, стал рвать веревки. Попытался закричать, но во рту у него был кляп.
Он повернул голову и заметил сидящего на стуле Габриэля.
– Зря стараешься, – заявил тот. – Ты не можешь ни двигаться, ни говорить.
Габриэль встал и приблизился к своей жертве.
– Хочешь что-то сказать?
Фонгалон кивнул.
– О’кей, я вытащу кляп. Но если закричишь, убью, ясно?
Габриэль вырвал изо рта жертвы тряпку. Фонгалон несколько раз сплюнул, затем глубоко вдохнул.
– Кто вы?
Банальный вопрос. Но не банальный ответ.
– Я призрак… Призрак Ланы.
Фонгалон поднял брови:
– Что вам от меня нужно?
– Извини, но на второй вопрос у тебя права нет, – вдохнул Габриэль.
Он снова запихнул кляп и заклеил своей жертве рот скотчем. Потом сел на стул и скрестил ноги.
– Тебе сложно дышать, потому что я надел тебе ошейник, – сказал он. – Только не простой. Из мокрой кожи… Кожа начнет высыхать – стянется и в результате задушит тебя. Предупреждаю, это долго и болезненно. Но чтобы ускорить процесс, я включил отопление на максимум…
Фонгалон попробовал закричать, тряхнул головой, снова натянул веревки.
– Я мог бы оставить тебя умирать в одиночестве, но я человек осторожный, – добавил Габриэль. – Так что, если не возражаешь, я посижу тут до конца… Я не тороплюсь, поезд только завтра утром, в девять. Хотя ты умрешь раньше.
Через несколько минут Фонгалон устал бороться. Он вытянулся, поняв, что освободиться у него не получится. Снова повернул голову к своему мучителю и посмотрел на него умоляющим взглядом.
– Я хочу рассказать тебе о Лане. Она любила лошадей, оперу и чай. Любовные романы, фильмы ужасов… Ну и меня любила. Не переносила кофе, вечерние платья, туфли на шпильке, молочный шоколад… Вставала рано, ложилась поздно. Говорила, что спать – значит терять время. Потому что жизнь коротка. А мне кажется, она слишком длинна. А тебе?.. Гм… Тебе, конечно… Знаешь, Лана любила смеяться. Она была чудной, красивой.
Габриэль говорил долго. Когда он замолчал, Фонгалон был мертв. Его вытаращенные глаза уставились в потолок. От промежности доносился резкий запах.
Тогда Габриэль опустошил ящики и шкафы. Разорвал декоративные подушки, положил в рюкзак кое-какие украшения и вышел из перевернутой вверх дном квартиры.
Он шел по ночному Парижу. Что-то шептал, плакал.
Когда он вернулся в отель, то упал на кровать и сразу заснул.
В сотнях километров от столицы девушка тоже спала. Глубоким, но беспокойным сном.
Ее свободная рука безнадежно цеплялась за простыню. Сердце сильно билось, подхватывая быстрый ритм проносящихся в мозгу воспоминаний. Может быть, утром от них не останется и следа…
49
Пусть ноги утопают в теплом песке. Пусть кожу ласкает пыль.
Тама бежит, бежит не останавливаясь.
Она летит на крыльях свободы, несется вперед.
Подхваченная обжигающим ветром пустыни, она даже не запыхалась.
Перед ней – неизвестность.
За ней – ад.
Легкость, нежность. Невесомость.
Воздух не удушливый. Просто теплый. Теплый и питательный, как амниотическая жидкость в материнском чреве.
Никаких звуков, никаких угроз. Никакой боли.
Больше никакого страха.
Горизонт безоблачен и безопасен.
Тама бежит.
И вот он появляется из небытия и летит к ней навстречу. Атэк порхает в ярком небе у нее над головой. Она слушает, как он поет, это так красиво, так чисто.
Я знала, что ты не умер!
Он – ее проводник.
Каждый шаг
