Мой благоверный (СИ) - "Мануэлла"

— Нет, благодарю вас, леди. Мне нужно спешить, иначе моя неуловимая женушка вновь что-то придумает. Позвольте откланяться- он вновь смешно прищелкнул сапогами- И все же я вспомню- пробормотал он уходя.

Эдвин сам отправился провожать неожиданного гостя, потому что дворецкий вместе со всеми слугами носился сегодня с этажа на этаж, участвуя в уборке.

Уже у самой двери генерал Уинтроп обернулся к Эдвину:

— Ваше счастье, Кармайкл- назвал он его фамилией матери, следом проявив необычайную осведомленность и в остальном- что у вас такая чудесная жена. Только ради нее я не стал устраивать скандал. Не будьте дураком- не потеряйте ее, гоняясь за такими как моя Селеста. Это я, старый дурак, купился когда-то на ее юность и неопытность…Лишь потом узнав, какой подарочек подсунули мне ее родители… — он махнул рукой- считайте, я вас предупредил. Мы все равно больше не встретимся.

Эдвин молча кивнул, открывая генералу дверь. Тот грузным шагом поспешил к ожидавшему его у забора экипажу, велев топтавшимся там подругам жены забираться в карету, на которой они приехали. Вдалеке, у дороги, его ожидали несколько солдат на лошадях.

Глава 45

Эдвин с самого утра принимал посетителей. Просители, в основном, фермеры с семьями, прибывали из нескольких деревень. В основном, это были просьбы и несколько споров, которые по старой традиции требовали разрешить хозяину. Мужчина усмехнулся, подумав, как удивились бы его старые приятели-снобы, считавшие такие порядки чем-то навроде рудименты. Джентльмен не только не пятнает себя работой, но и не выпячивает напоказ то, что он- землевладелец и сам занимается делами. Иначе недолго и деревенщиной прослыть. Ну а уж услышав о послаблениях и нововведениях, введенных им уже в трех деревнях, и вовсе дружно признали бы его сумасбродом. Смех, да и только- отнюдь не сумасбродным при этом среди знати было выкинуть деньги, равные стоимости целого поместья или множества акров земли, на платье любовницы или новую лошадь. Нет. Этим еще и похвалялись, вспоминали с гордостью о подобных тратах, пытаясь соревноваться в их размере с другими. Но совершенно ужасным и постыдным считалось- направить деньги на то, чтобы сделать достойной жизнь других людей. Ведь эти люди- не такие благородные по рождению. Поставить новое оборудование в шахте? Зачем, ведь можно попросту нанять новых рабочих взамен погибших. Школы и пенсии? Это даже звучало по-анархистски — зачем заботиться о крестьянах?!

— Простите, сэр. Но у нас сгорел дом, и мы…мы…не можем пока оплатить аренду. У нас пятеро малышей- молодая женщина в весьма изношенном платье, прижимая к груди младенца, другой рукой держала шустрого мальчишку лет пяти, который с интересом осматривал убранство кабинета. Особенно ему понравилась большая бронзовая статуэтка- лошадь, окрашенная в золото. Ребенок с восхищением смотрел на тонкую работу мастера, сжимая маленькие ручки так, словно трогал мускулистые изгибы коня.

Эдвин перевел взгляд на посетительницу- каштановые волосы, безжизненно свисавшие на лоб. Старенькое платье, для красоты прикрытое сверху белой косынкой с вышивкой, похоже, доставшейся ей еще в невестином приданом. Эдвин видел пару таких у Шарлотты, ей собирали всей деревней.

Красные обветренные руки женщины дрожали. Уставшие глаза смотрели с большой печалью. Женщина была недурна, но годы и тяжелая жизнь оставили свой отпечаток — меж бровей тонкая морщинка, а уголки губ опущены книзу, словно несчастная ежедневно чему-то расстраивалась. Раньше бы он и внимания не обратил на подобное- в поле зрения Эдвина, исходя из рассказов друга, да и сэра Годфри, попадали лишь смазливые дамы. Притом, не важно, благородные или служанки (Эдвин поморщился от этой мысли- навязывать свое внимание той, кто в зависимом положении- верх подлости). Женщина восприняла его гримасу на свой счет, принявшись оправдываться:

— Но мы обязательно… нам сейчас помогают строить новый соседи….а мой Дэвид ловит зверей, чтобы прокормить нас- понимая, что нечаянно загнала себя в еще большую яму, она испуганно замолчала. ведь ловить живность в близлежащем лесу, что принадлежал короне, запрещалось. Пусть за этим и не так строго следили, как в Великобритании, но изредка нарушителей ловили и показательно приговаривали к большим штрафам, заплатить которые бедняги были не в состоянии.

— Не нужно- улыбнулся ей Эдвин- я освобождаю вас от арендной платы на весь год.

Женщина неверяще уставилась на него, ожидая подвоха. Рука ее машинально прижалась к животу, округлившемуся под платьем- пять детей, младший- совсем кроха. И снова беременна? Эдвин кивнул ей, отпуская:

— Вы свободны. Зайдите на кухню- я сейчас распоряжусь, чтобы на кухне собрали вам еды. Я отправлю с вами пару слуг, чтобы помогли.

Женщина, сидевшая неподвижно, вдруг разрыдалась.

— Ну, ну же. Милая, успокойтесь, все хорошо.

Эдвин мысленно улыбнулся- исправляется, ведь раньше ему приходилось успокаивать лишь капризных ревнивых любовниц навроде Селесты.

Женщина, шмыгая носом, благодарила его до самых дверей. Уже у самых дверей Эдвин вдруг вспомнил:

— Стойте, миссис.

Плечи женщины опустились, словно та знала, что он передумает, заранее не верила в странную господскую щедрость.

— Я хотел бы… — бесстыдник-граф Соммерсби, что по свидетельствам очевидцев, на спор голый пробежал по лабиринтам Воксхолла, вдруг засмущался. Протянув фигурку лошади засиявшему от счастья ребенку, он глухо бросил- это тебе.

— Спасибо- пискнул малыш.

Женщина постояла пару секунд, словно раздумывая, правильно ли принимать этот дар. Затем кивнула в благодарность и, поудобнее переложив младенца на руках, вышла из кабинета. Сын поспешил за матерью, зажав в руке статуэтку так, словно боялся, что вот- вот ее отнимут.

Усевшись вновь за стол, Эдвин несколько мгновений пытался вспомнить свое детство, собрать обрывки скудных воспоминаний. Где оно прошло, каким было? Пустота. Словно прежней жизни и не было.

Но прибывавшие посетители своими жалобами прогнали подступающую хандру — кто-то подрался с соседом, прося наказать его, а сосед при этом шел следом, выдавая уже свою версию произошедшего, где жертвой был он. У почтенного старого сапожника увели корову (Эдвин велел выдать ему денег на новую), узнав потом от его словоохотливого соседа, что корова у него "пропадает" с исправной регулярностью, просто деревенские в эту байку уже не верят. Кто-то спорил о границах участка, одна возмущённая хозяйка таверны, толкая в бок своего грузного мужа, что ужасно стеснялся и заикался, чтобы тот поддержал ее, требовала- пускай Эдвин велит сыну сапожника не приставать к их Энни, любимой и единственной дочери. Девушка почтительно стояла позади родителей, взгляд ее бегал- как у человека, которому есть, что скрывать. Да и скрытый белым передничком живот, что машинально поглаживала девушка- все наводило на определенные мысли. Эдвин жестом велел неугомонной мамаше помолчать, решив выслушать саму Энни. И та, покраснев, поведала графу, что любит Уильяма, того самого сына сапожника. И что скоро у них будет ребенок. Мать Энни при этом вспыхнула, а отец лишь молча раскрывал рот как рыба. После непродолжительной ругани, в ходе которой прояснился крах матримониальных планов матушки девицы- выдать последнюю замуж за пожилого владельца лавки, вдруг подал голос глава семейства:

— Пускай женятся. И срочно! — многозначительно взглянул он на живот дочери. Жену, попытавшуюся было протестовать, оборвал неожиданно резко- а ты, мать, не баламуть воду, а приданое готовь да для внуков в первую очередь.

Эдвинн поздравил будущих новобрачных, и подарил невесте от себя денег, на приданое. Энни, сияющая словно пятицентовик, выпорхнула из кабинета, уводя родителей

Счета и прошения, жалобы вновь потекли рекой. Когда людской поток иссяк, Эдвин решил перекусить. Уже у дверей кабинета его настиг голос дворецкого:

— Преподобный Латтимер- известил Кренсфилд.

Эдвин напрягся- хоть и понимал, что его вины во всем этом фарсе, что был разыгран перед жителями деревни, нет, но было весьма неловко.