Приключения в стране тигров - Луи Буссенар

Индусу и сенегальцу, мощным, как борцы, не нужно было повторять дважды. Как будто подброшенные пружиной, они накинулись на охотников, ошеломленных внезапностью нападения, и схватили их за горло. Затем, уложив на землю, в мгновение ока стянули ремнями руки и ноги.

Двое других, с ужасом глядя на револьвер, который наставил на них Андре, даже не пытались сопротивляться и покорно дали себя связать.

— Лаптот, — сказал Андре, — на коня! Поедешь со мной. А ты, Сами, останешься стеречь пленных. Отвечаешь за них головой, понял?

— Да, сударь, положитесь на меня.

— Скажи, что им не причинят зла. Лошадей мы вернем, по крайней мере надеюсь. Но если это не удастся, им щедро заплатят. Жди нас, мы скоро. Вперед, лаптот!

Андре легко вскочил на крепкого каракового[116] коня, которого негр взнуздал в мгновение ока.

Оба двинулись на рысях вдоль берега ручья, который должен был привести их к месту, где стояли на якоре бирманские суда.

Вскоре они обнаружили следы, оставленные слонами, но, как мы уже видели, опоздали, прискакав в тот момент, когда якоря были подняты и бирманская флотилия двинулась по быстрому течению Киендвена.

И это было к лучшему, ибо два друга, конечно, предприняли бы безумную попытку освободить Фрике, что неминуемо кончилось бы гибелью или, по крайней мере, пленом.

Андре возвратился в состоянии холодного бешенства, что случалось с ним чрезвычайно редко. Связанные бирманцы лежали на земле и дружелюбно переговаривались с Сами, который, будучи по натуре весьма осторожен, не выпускал тем не менее револьвера из рук.

Как и все азиаты, бедняги покорно склонились перед силой; трепеща перед грозным европейцем со сверкающим взором и необычайно бледным лицом, они попросили переводчика сказать, что сделают все, что от них потребуется.

— Сами, — сказал Андре, не сходя с седла, — развяжи их, всех четверых. Хорошо… Сядь на одну из свободных лошадей, на другой пусть едет кто-нибудь из бирманцев. Он поедет с нами. Мы галопом поскачем к шлюпу, а трое других пусть добираются на своих двоих. Они легко найдут дорогу по зарубкам на деревьях. Объясни им получше, так чтобы поняли: я верну лошадей целыми и невредимыми, и они получат щедрое вознаграждение. С ними расплатится их товарищ, который поедет с нами. Торопись! Сейчас каждая минута стоит целого дня.

Бирманцы подчинились почти с охотой, тем более что тон европейца не оставлял никаких сомнений: любое сопротивление будет бесполезным, а любое возражение — пустой тратой сил.

Впрочем, магические слова о щедром вознаграждении заранее примирили их с неизбежностью.

…Бирманские лошади с блеском подтвердили свою репутацию: взлетая вихрем на холмы и играючи с них спускаясь, они затем без видимого напряжения преодолели тектоновый лес и с мокрыми, как после дождя, боками выскочили к месту, где стоял на якоре шлюп с остывшей топкой.

Андре сдержал слово: бирманец, получив рупий больше, чем ему доводилось видеть за всю жизнь, рассыпался в благодарности, и тут молодой человек приказал вынести четыре охотничьих ружья, предназначенных для обмена с туземцами, но сейчас им предстояло сослужить другую службу.

— Бери, — сказал он бирманцу, а Сами перевел, — это тебе и твоим товарищам.

Охотник, без сомнения, не ожидавший такой щедрости, застыл как пораженный молнией. Азиату, естественно, казалось невиданным, что человек исполняет обещание, когда, вооруженный и сильный, мог бы этого не делать!

Андре, сенегалец и индус быстро взошли на шлюп. Было отдано распоряжение немедленно разводить пары.

Только резкий свисток вывел наконец бирманца из восторженного оцепенения. Шлюп, развернувшись почти на месте, полетел вперед по полоске воды, скрытой высокой травой, со скоростью морской птицы.

— Подбавьте-ка, ребята! — сказал Андре механику и кочегару.

Дрова безостановочно летели в топку, винт крутился все быстрее и быстрее, а из трубы вырвались клубы дыма с искрами, от которых вспыхивала сухая трава.

— Какая у нас скорость? — спросил Андре после десятиминутного молчания.

— Около семи миль.

— Это чуть больше обычной скорости в стоячей воде.

— Благодаря течению мы выиграем еще милю.

— А две можно?

— Если бы у нас был уголь… Когда топишь дровами, давление падает.

— Хорошо, я что-нибудь придумаю. — И, подозвав лоцмана, Андре спросил: — Ты сможешь вести шхуну и ночью?

— Да, хозяин.

— Сколько времени нам понадобится, чтобы дойти до английской границы при этой скорости?

— Около двадцати часов.

— Нам нужно быть в Мидае через пятнадцать часов.

— Невозможно, хозяин. До Мидая сто семьдесят миль.

— Знаю… надо делать всего лишь одиннадцать с половиной узлов в час.

Механик и кочегар молча переглянулись, не выразив, однако, ни сомнений, ни удивления.

— Машина надежна? — Обычно мягкий голос Андре прозвучал отрывисто.

— Выдержит любое давление.

— Что и требуется. Дров у нас примерно на шесть часов.

— Да, сударь.

Подозвав резким жестом сенегальца и Сами, Андре направился к задней рубке и приказал слугам вытащить бочонок литров на сто. Взяв затем кожаное ведро, которым обычно черпают воду из-за борта, подставил к кранику и заполнил примерно на треть.

— Вот, кочегар, полейте-ка дрова и продолжайте в том же духе, пока число оборотов винта не достигнет одиннадцати с половиной тысяч.

— Но, сударь, это же спирт!

— Превосходный, почти стопроцентный… Когда давление начнет падать, вы его мигом поднимете. Только следите за клапанами: если поползут вверх, положите на них какой-нибудь груз.

— Сударь, если вы мне дадите достаточно этого спиртика, я обязуюсь достичь двенадцати узлов, — сказал кочегар, весело опрокидывая содержимое ведра в топку.

— В добрый час! Вот как надо говорить… и делать.

Мотор, внезапно разогревшись, взревел и бешено застучал, зашипели смазочные масла, лопасти винта стали вращаться с безумной скоростью, а остов шлюпа затрещал.

За одну минуту давление поднялось на целую атмосферу[117], и пар с пронзительным свистом вырвался из клапанов.

Исступленная работа машины длилась примерно десять минут, затем давление стало падать. Но ведро с новой порцией спирта уже стояло наготове.

Андре отошел к рубке, чтобы самому следить за расходом горючего, ставшего для него теперь дороже всех сокровищ мира.

— Похоже, хозяин сильно горюет по своему дружку, — тихо сказал кочегар механику, — коли велит лить в топку такое сладенькое молочко…

— А ты что, пробовал?